Порывая с прошлым - Филиппов А. В. - Страница 66

— Как проходит земельная реформа? — интересуюсь я.

Самар-хан некоторое время молчит, собираясь с мыслями, потом говорит:

— Ниже по реке есть пахотные земли и угодья. Они принадлежат помещику Афзалу. Земли у него больше, чем положено по реформе. Об этом все знают. Однако делиться он ни с. кем не собирается. Недавно стрелял в крестьян, пришедших для переговоров. Грозился расправиться с каждым, кто ступит на его землю. С ним трудно тягаться. Он подкупил местных чиновников. В Миандаме, например, помещик застрелил двоих крестьян, которые должны были получить у него излишки земли. И за это ему ничего не было: не нашлось свидетелей.

О том же мы говорили с Сарвар Шахом, членом Рабочего комитета правящей партии Северо-Западной пограничной провинции, в которую входит Сват. Я встретился с ним после поездки в Калам в отеле Саиду-Шерифа.

— Очень, очень трудно осуществлять преобразования в Свате, так же как и в других горных районах, — откровенно заявил он. — Этого мы не скрываем. Феодалы здесь не утратили своего влияния и всячески противятся реформам. Бороться с ними трудно еще и потому, что тут как нигде сильны клановые традиции и предрассудки. Не исчез страх перед всесилием феодалов, который столетиями внедрялся в сознание людей. Процесс переустройства жизни сложный и длительный. Но мы все же настойчиво осуществляем программу преобразований и здесь. Мы упразднили прежние суды, где феодал сам назначал судей. В Свате уже создано несколько школ для девочек. Разработан и осуществляется план социально-экономического и культурного развития.

Да, ветер перемен затронул и такие глухие районы, как Сват. В конце ноября 1974 г. были отменены права на землю, а также право на получение дотаций и субсидий, которыми пользовались крупные и мелкие феодалы в районах племен, находящихся под управлением провинциальных правительств. (Это не относится пока что к зоне племен, управляемой центральным правительством.) Помещики и другие посредники, чьи права отныне переходят к государству, не получат компенсации.

Газета «Морнинг ньюс», комментируя это важное решение правительства, отмечала, что оно является частью программы освобождения отсталых районов от гнета феодалов, которые оказывали упорное сопротивление любым мероприятиям по экономическому и социальному развитию.

Подорвав позиции верхушки племен, правительство создало более благоприятные условия для того, чтобы население этих районов получило возможность поскорее порвать с прошлым.

…Я возвращался из поездки по Синду. От длительной тряски, жары и духоты разболелась голова. Решил немного отдохнуть в Хайдарабаде, а потом двинуться дальше, в Карачи. По традиции остановился в отеле «Ориент», владельцем которого по-прежнему был старый знакомый Кази Акбар.

Не успел я усесться за стол, как услышал за окном нарастающий гомон толпы, стук барабанов. Вдали показалась большая группа людей. В основном это были молодые ребята лет шестнадцати-двадцати. По мере их приближения хозяева многочисленных лавчонок и харчевен, разбросанных вдоль улицы, поспешно закрывали двери, опускали ставни. Водители бросались к автомашинам и торопливо выводили их с улицы.

Предосторожности не были излишними. Демонстранты бесчинствовали. Они разбивали камнями фонари, перевертывали мотоколяски, случайно оказавшиеся на на пути. В окно было видно, как группа молодцов ворвалась в соседний магазин и оттуда на тротуар полетели бутылки с «пепси-кола», консервные банки, яйца, посуда.

Подошел встревоженный Казн Акбар.

— Не волнуйтесь, вашу автомашину перегнали в безопасное место. Туда хулиганы не доберутся, — ска зал он.

— Что случилось?

— Как что? Разве вы не слышали час тому назад по радио, что Зульфикар Али Бхутто едет в Симлу на переговоры с Индирой Ганди? Уже объявлена дата встречи. Вот экстремисты и распоясались. Слышите, что они кричат?

Демонстранты время от времени скандировали:

— Долой переговоры! Сокрушим Индию! Бхутто, убирайся!

Владелец отеля был готов к такого рода демонстрациям, он знал, что надо делать. Спустя несколько минуn входные двери и стеклянные витрины первых этажеq гостиницы были закрыты металлическими жалюзи. Служащие, вооружившись пистолетами и гранатами со cлезоточивым газом, поднялись на второй этаж, заняв места у окон. Кази Акбар предложил мне пройти на крышу, откуда хорошо были видны улицы и переулки ведущие к отелю. Демонстранты швырнули несколько камней в металлические щиты, сломали чью-то автомашину и двинулись дальше, туда, где помещался комитет правящей партии.

В той стороне раздались хлопки, характерные для взрывающихся гранат, начиненных слезоточивым газом. Через несколько минут над головами демонстрантов показалась пелена синего дыма. Толпа начала рассеиваться, хлынула обратно на улицу, где находился отель. Но навстречу им из подъездов и дворов бросились люди, одетые в защитного цвета гимнастерки. Это были члены военизированных отрядов правящей партии. Хлыстами и палками они били демонстрантов, некоторых тут же арестовывали и загоняли в кузовы полицейских машин.

— Столько лет живете в нашей стране и не можете ко всему этому привыкнуть, — нервно засмеялся Казн Акбар. — Окажись вы со своей машиной на пути экстремистов, они бы не пощадили ни вас, ни машину. А то, что их отлупили сегодня, так это послужит им хорошим уроком. Зуб за зуб, как говорят наши «друзья»-китайцы.

Только к вечеру, когда волнения в городе улеглись, удалось выехать в Карачи. Покореженные фонарные столбы на улицах, разбитые витрины магазинов, несколько сожженных автомашин свидетельствовали о том, что и в Карачи буйствовали экстремисты. В телевизионных передачах на следующий день были показаны кадры о выходках экстремистов в Лахоре, Равалпинди, Мультане и Хайдарабаде. Официальные сообщения гласили, что безответственные элементы из «Джамаат-и ислами» и Мусульманской лиги организовали дебоши в знак протеста против предстоящих в июле 1972 г. пакистано-индийских переговоров в Симле.

В июне было неспокойно. Не проходило и дня, чтобы силы, выступающие против курса нового правительства, не организовывали беспорядков в одном из пакистанских городов. Они использовали любой предлог, чтобы осложнить обстановку в стране, сорвать начавшийся процесс нормализации отношений с Индией и Бангладеш.

На нюнь пришлись и забастовки карачинских рабочих, требовавших от предпринимателей соблюдения нового трудового законодательства. Заручившись поддержкой некоторых лидеров правящей партии (их впоследствии снимут с правительственных постов и исключат из партии за нарушение дисциплины), хозяева упорно игнорировали требования профсоюзов.

Трагические события произошли на текстильных фабриках компании «Султан Фераз индастри» в Карачи. Администрация, сославшись на нехватку денежных средств, отказалась выдавать рабочим трехпроцентное отчисление от прибылей, полученных предприятиями. Эти отчисления полагались им на основе трудового законодательства. Рабочие возмутились, заняли предприятия, сообщив об этом в местные газеты.

По приказу губернатора провинции Синд Р. Тальпура, поддерживавшего не без выгоды для себя деловые связи с компанией, на фабрики были направлены полицейские. Произошла стычка, в результате которой погиб один рабочий. Когда на следующий день похоронная процессия, к которой примкнули рабочие соседних предприятий, двинулась на кладбище, то ей путь преградили полицейские. Они предложили изменить маршрут следования. Завязался спор. Воспользовавшись неразберихой, группа провокаторов, незаметно вклинившаяся в рабочую процессию, начала стрелять в полицию. Те ответили огнем из автоматов. На земле остались лежать тринадцать человек, в том числе две женщины и подросток.

Черные флаги — символ скорби и протеста — взвились над домами и фабриками промышленной зоны города. Объединенный комитет карачинских профсоюзов объявил, что рабочие не выйдут на работу до тех пор, пока не будут привлечены к ответственности виновники расстрела. Рабочие требовали выполнения владельцами предприятий положений трудового законодательства.