Исповедь Зеленого Пламени - Мазова Наталия Михайловна - Страница 6

Вот это винегрет! С трудом припоминаю, что да, за глаза меня в Передоле называли не иначе как Рябиновая колдунья… Флетчер, кажется, не меньше моего потрясен этой сценой. А Россиньоль продолжает:

— Знаешь, у меня та ночь как живая в памяти… Когда тебя разбудили, и ты вылезла из кучи лапника, я даже не сразу понял, мальчишка ты или девчонка — так, существо в штанах, и сухая трава торчит из волос. Но как только ты начала читать свои стихи, я чуть с ума не сошел, даже не верилось — разве можно чувствовать так в семнадцать лет? Это ведь даже не всякая женщина понимает! Как я потом тебя искал — для Ордена!

— Но я уже два года в Ордене, — наконец выговариваю я. — Я Подмастерье на Пути Ткущих Узор.

— Значит, есть на небе справедливость, — торжественно произносит Россиньоль.

Когда я, спотыкаясь от усталости, бреду из музыкального салона, устроенного в Яшмовом зале принцессой Наинрин, по дворцу крадется на мягких кошачьих лапках темно-синий весенний вечер.

Как же я сегодня вымоталась, о боги…

Нет, все-таки славная идея — позволить всем менестрелям, которых понаехало видимо-невидимо со всех концов Мира Великой Реки, и других посмотреть, и себя показать еще до свадебного пира. Здесь можно петь сколько угодно и чего хочешь — не то что на пиру, где положено спеть сколько-то королю о доблести и сколько-то королеве о любви… Однако замечу справедливости ради — после этого пения в салоне лично я не пустила бы на пир по крайней мере половину тех, что насиловали лютни в Яшмовом зале.

Кто-то наверняка скажет, что я, как любой член Ордена, слишком пристрастна: не всем же слагать Слова, бывают ведь и просто песни. Бывают, не спорю… но час занудных вариаций на извечную менестрельскую тему «О западный ветер с восточных холмов» способен хоть кого вогнать в тягостные раздумья о том, куда катится наше мироздание. К тому же половина этих песен исполняется на одной ноте, а вторая половина на диком надрыве, и даже находятся таланты (в том числе, неизвестно почему прославленный в этой Сути, Элаур Серебряный Луч), которые умудряются совместить и то и другое.

Смотрелись, на мой взгляд, всего шесть или семь человек, среди них блистала некая Рант — как я потом узнала, тоже Мастер Ордена на Пути Растящих Кристалл, хоть и местная — и, конечно, Винато-Россиньоль. То, что вытворял там этот хмырь, описанию просто не поддается — зрители стонали… Жаль, что Флетчер не снизошел до высокого собрания, он бы всем им показал! А впрочем, уж его-то я и в Городе наслушаюсь.

— Эленд, хвала небесам! Наконец-то я тебя нашел!

Орсалл вырастает на моем пути, как чертик, выскочивший из шкатулки. Ну держись, старый боевой лось! Сейчас ты у меня узнаешь, как без вести пропадать на целый день!

— Ах, это вы, лорд Орсалл, — я вкладываю в эту реплику весь сарказм, на какой только способна. — Боги мои, какая встреча! Не прошло и трех дней…

— Эленд, я…

— Я тебя спрашиваю, возлюбленный мой жених, — не даю я ему рта раскрыть, — по каким непролазищам ты таскался на этот раз? Ты только посмотри, на что похож твой плащ!

— Я…

— Ты — ведро грязи, прилипшее к моему левому сапогу! — выговариваю я с неизъяснимым удовольствием. — И ты прямо сейчас отдашь мне ключ от своей комнаты, чтобы я смогла забрать вещи!

— Именно об этом я и хотел просить тебя, Эленд…

— Что еще? — я сразу навостряю ушки. Если Орсалл чего-то от меня хочет, то за это я обязательно что-нибудь да получу.

— Не могла бы ты эту ночь провести в моих покоях, а меня пустить к себе? Мне крайне неудобно об этом просить… — он наклоняется к самому моему уху: — Тебя поместили прямо напротив гостей с Соснового Взморья…

— Ну и что?

— Унвейя, — шепчет он еле слышно. — Придворная дама Госпожи Моря Хилгеритт. Я был с ней сегодня в новом форте…

— И ты просишь об этом МЕНЯ? — я еле сдерживаю смех. — Меня, твою сговоренную невесту в глазах Атхайна и двора?

— Ты вправе издеваться, Эленд. Я был так неосторожен, что уже назвал Унвейе и место и час.

Я в свою очередь наклоняюсь к его уху.

— Покорнейше прошу прощения… но не треснет ли у вас рожа, властитель Краснотравья?

— Значит, договорились, — Орсалл тут же сует мне ключ вместе с отстегнутой от плаща массивной овальной застежкой. Хитрый, скотина, — знает, что я уже давно положила глаз на эту брошь.

— Имей в виду, — бросаю я ему вслед, — последствия за свой счет. Разбираться с королем будешь сам, без моей помощи.

— Буду, буду, — машет он мне рукой. — Обязательно буду, — и торопливо удаляется по полутемному коридору, насвистывая «Высок кипрей на склонах гор». Я смотрю ему вслед, скрывая усмешку.

Бабник. Сколько себя помню, вечно покрываю какие-то его похождения. О, бедная, бедная, бедная женщина, которой он в конце концов достанется в мужья!

Ладно, мне так даже лучше — не надо перетаскивать вещи с третьего этажа на первый. Нешто пойти лечь прямо сейчас, не все же злоупотреблять гостеприимством Флетчера. Да он к тому же в данный момент наверняка пьет с другими Рыцарями Долины, а я слишком устала, чтобы выдержать еще одну серию великосветских комплиментов…

Как оно обычно и бывает, стоило мне коснуться подушки — усталость и сонливость как рукой сняло. Уже с час я тоскливо ворочаюсь в постели и все больше укрепляюсь в мысли, что лучше встать и пойти потрепаться на сон грядущий с кем-нибудь из старых приятелей.

Шаги в коридоре — не один человек, неразборчивый гул голосов… К Орсаллу? Нет, мою дверь миновали, слышен скрип ключа в замке соседней.

— Проходите, располагайтесь, — неожиданно четко слышится из-за стенки. Да, со звукоизоляцией во дворце королей Каменогорья явно плоховато…

— Все-таки, Ювад, ты уверен, что здесь нас никто не подслушает? — едва заслышав такое, я тут же настороженно замираю. Между прочим, в речи говорящего слышен акцент Черных Песков. Едва уловимый, правда, но у меня профессионально хорошее ухо на особенности произношения.

— Еще раз говорю тебе, Сальх, — никто. Комната угловая, за стенкой только этот пустозвон Орсалл, а ты своими глазами видел, как он проскользнул к бабе.

— Но, может быть, слуга…

— Слуга, понимающий наречие Высокого Запада? Не смеши меня, Сальх. Все наши в сборе?

— Да, все, — низкий властный голос, ответивший это, смутно знаком мне, но никак не припомню, откуда. — Итак, как обстоят дела с королевской охраной?

— Все великолепно, мой господин, — судя по голосу, в котором звенит едва сдерживаемый смех, это совсем мальчишка, моложе меня. — Завтра, в день бракосочетания, во дворце дежурит личная гвардия старого короля, которой не очень-то по душе молодой Атхайн. Что бы ни случилось, их невмешательство гарантировано.

— Но как так получилось, что Лебединую Когорту отозвали из дворца? — еще один голос с акцентом Черных Песков, но куда более приметным. — У меня не укладывается в голове, что Атхайн может хоть в чем-то не доверять Иммзору!

— Я думаю, аттары, подробности будут вам мало интересны, — снова голос мальчишки, довольный-довольный…

— Ты не прав, Эртиль, — теперь смех слышится и в голосе того, кого назвали Сальхом. — Аттары с наслаждением выслушают эту замечательную историю.

— Значит, началось с того, что я пригласил одного их новобранца, только что сменившегося с дежурства, пропустить со мной стаканчик-другой…

Я лежу, боясь вздохнуть. Если меня услышат — тут мне и конец, и, как в песне, никто не узнает, где могилка моя… Мать вашу, вот это, называется, повезло! Ну почему всю мою жизнь на меня как бы случайно валятся разнообразные интриги и заговоры — я же их терпеть не могу!

А данный заговор, похоже на то, нешуточный. Если уж речь зашла о Береговой Когорте, чаще именуемой Лебединой из-за крылатых шлемов — самой верной, самой надежной! — и о ее капитане Иммзоре, лучшем друге Атхайна, воистину рыцаре без страха и упрека, которого даже я бесконечно уважаю, хотя не переношу профессиональных военных…