Ты проиграл. В тени твоих ресниц - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 18

 Передо мной возникла страшная размалеванная рожа Ириана. Взгляд какой-то странный, неживой, как у покойника. Я взвизгнула. Он громко гаркнул мне в лицо и рванул футболку. Я забилась, словно птица, попавшая в силки. Билл матерился и тоже дергался, требовал отойти от меня. Язык прошелся от груди по шее к подбородку. Злость пересилила страх. Послав его по-нашему, по-русски, я, повиснув на руках, со всей силы пнула парня ногами в живот. Он отлетел в сторону. Но, упав, тут же вскочил на ноги и, как огромный черный кот, кинулся ко мне. Занес руку для удара. Если бы взглядом можно было убить, Ириана разорвало бы сейчас в клочья. Я не просто его ненавидела, я сама стала ненавистью, огромной, испепеляющей, черной. Он не ударил — остановился в последний момент, не выдержав моего взгляда. Скривился презрительно. По-хозяйски провел рукой по телу. Вытащил огромный тесак. Глаза в глаза. Мы даже сейчас с ним скалились друг на друга одинаково — как два зверя.

 — Ну всё, — раздался голос Билла. — Вода закипела. Можно варить макароны.

 Ириан провел кончиком тесака по моей шее от одного уха к другому. Черт, знаю, что если оружие достаточно острое, то я даже не почувствую, как мне перережут глотку! Я нервно сглотнула — нет, кровь не булькает. Интересно, а если открыть рот, можно будет понять — убил он меня или еще нет.

 — Мари, не молчи! Говори, Мари! Мари! — звал Билл. А я боялась. Стояла и тупо боялась умереть от того, что мне только что, возможно, перерезали глотку. — Мари! Мари!!!

 Да не угадал, уродец!

 — Я жива, — с вызовом плюнула в лицо Ириану. Кровь не чувствую, голова не кружится… Черт! Я не знаю симптомов умирания!

 Сын вождя улыбнулся. Похлопал меня по щеке и… направился к Биллу.

 — Би! Билл! — зашептала я. — Билл…

 — Я…

 Удар. Он всхлипнул. И я почувствовала, как веревка на талии натянулась.

 — Би… Би… Би… — бормотала я глухо. — Би… Бииии…

 Какой-то странный звук. Майри громко охнули, топнули и радостно завопили. Ириан, в буквальном смысле слова по локти в крови, встал передо мной, держа кусок трепыхающегося мяса. Сердце — дошло до меня. Перед глазами все поплыло. Окровавленная рука стала увеличиваться в объемах. Сердце в ладони стучалось у меня в ушах. И изображение перед глазами окончательно потеряло четкость…

 ***

 Чья-то рука нежно гладит по щеке, словно перышком ласкает. Невыносимо яркий свет, настолько яркий, что проникает сквозь закрытые веки.

 «Открой глаза», — просит до боли знакомый голос.

 «Не могу».

 «Попробуй. Просто попробуй».

 Медленно приоткрываю один глаз. Вижу любимое лицо и пытаюсь улыбнуться. Чуть смелее разлепляю второй глаз. Во рту очень сухо.

 «Я в раю? Ты мой ангел? Ты пришел за мной? Я так люблю тебя…» — бормочу бессвязно, а из глаз по вискам щекотно текут слезы, попадают в уши.

 «Знаю, моя родная… знаю…»

 Он обнимает меня, прижимает к себе. И я чувствую, как его слезы смешиваются с моими.

 «Не плачь. Ангелы не должны плакать. Мы будем сидеть на облаке и, свесив ноги вниз, друг друга называть по имени».

 «Будем, моя хорошая… будем…»

 Губы касаются моих. Он сладкий и вкусный. Карамельный. А еще от него пахнет ванилью… Или ирисками…

 «Вкусный…» — выдыхаю.

 «Вкусный…» — эхом повторяет.

 — Как она? — слышится еще один голос.

 — Как она?! — с негодованием и злостью.

 Моя голова опускается на что-то мягкое, глаза закрываются, и я снова куда-то лечу…

 ***

 В абсолютной темноте я мысленно собралась, сгруппировалась и села по-турецки. Какой-то страшный шум вокруг. Голоса. В ушах подозрительно гудит. Почему же так темно и ничего не видно? Запястья саднят и болят. Потерла их. Стало еще хуже. Ужасно кружится голова. Так сильно, что земля под задом ходит ходуном. Где же я? Почему ничего не видно? Боже! Глаза! Размыкаю веки и жмурюсь от резкого света. Люди… Какие-то люди вокруг. Не вижу пока кто, но силуэты все равно не знакомые. Мысленно подкрутила «фокус» и вяло улыбнулась. Остается понять: где я, что со мной, и кто так мерзко вопит? Лучше бы я не трогала свой «фокус». В некотором отдалении от меня сидели и стояли разрисованные черные люди, и события, с беспощадностью палача, тут же вспыхнули в памяти, убивая сознание. Столб. Руки наверх. Костер. Ириан. Билл. Еще живое бьющееся сердце…

 — Билл… — всхлипнула я, а потом истерично завизжала, повалившись на бок, сжавшись в комок: — Билл!!!

 Чьи-то руки тут же подхватили меня. Я скинула их, оттолкнув человека. Он оказался настырным, схватил за плечи и прижал к себе.

 — Мари! Мари! Это я! — кричит в ухо. — Успокойся! Это я!

 — Билл? — я вырвалась, чтобы посмотреть, потрогать, проверить. — Билл! Они же убили тебя… Я видела… Они…

 — Я живой… Живой… Вот, смотри, видишь? Я живой. Живой… Хочешь, давай я тебя укушу, ущипну, чтобы ты поверила, только больше не теряй сознание. Пожалуйста, только не теряй сознание.

 Я обняла его.

 — Я же видела… Сердце…

 — Это сердце свиньи. Они свинью зарезали. Меня выключили, а свинью зарезали. Ты не видела. Я сам только что узнал. Черт, я думал, ты умерла. У тебя сердце не билось и губы посинели. Я думал, ты умерла… Никогда так больше не делай, слышишь? Никогда! — Руки и губы дрожат, глаза красные, болезненный румянец на щеках. — Никогда… — Глаза наполнились слезами, губы обиженно изогнулись: — А то кто будет жить в тени моих ресниц?

 — Не плач… — всхлипнула я. — Ангелы не плачут.

 Он поднял лицо вверх и закрыл глаза, хлюпая носом. Я лбом ткнулась ему в грудь.

 — Ты сможешь вести машину? — едва слышно спросил Билл, гладя меня по голове. Я кивнула. — Отлично, сейчас я только ключи возьму. Иди к озеру. Там джип.

 Он помог подняться. Я огляделась и, наконец-то, увидела сияющего Родриго.

 — Ефимова, ты бесподобна! — он вальяжно хлопал в ладоши. — Прекрасно сыграла! Пять баллов!

 В тот момент я даже его не ненавидела. Я вдруг поняла, что не знаю стоящего в нескольких шагах от меня человека. Не знаю и не хочу знать.

 Происходящее на самом деле больше смахивало на сон, чем на реальность. Билл, тонкий, хрупкий, немного женственный, подошел к Родриго и… со всей дури ударил его в живот. Родриго такой наглости от тощего мальчишки не ожидал, поэтому защититься не успел. Он ахнул и скрючился. Билл что-то сказал ему с гадкой усмешкой, забрал ключи из рук и бегом направился ко мне.

 — В машину, Мари! Быстрее. Домой, мы едем домой.

 Я подорвалась с места, словно заяц, испугавшийся выстрела, — откуда только силы взялись? Мы ловко запрыгнули в джип. И тут я поняла, что всё плохо — коробка механическая, а я уже два года езжу только на автомате. Последний раз я сидела за рулем машины с механической коробкой передач, когда сдавала экзамены в гаи. Спокойно, Маша, и на тебя найдется Дубровский! Сцепление до упора. Дура! Ключи! Трясущимися руками никак не могла попасть в маленькую прорезь.

 — Что ты возишься? — нервно ерзал Билл. — Они сейчас нас догонят! Быстрее! Черт побери! Быстрее!

 Сцепление до упора. Педаль газа слегка утопить. Первая передача. Твою мать! Первая передача! Где же она? Как тут? Вот! Первая передача!

 — Мари, дерьмо! Родриго! Быстрее! Давай же! Не ковыряйся!

 Машина дернулась, забулькала и заглохла.

 — Быстрее!!! – орет Билл мне на ухо.

 — Дерьмо! Заткнись! Я мотор из-за тебя не слышу! — ору в ответ.

 Сцепление до упора. Зажигание. Газ утопить слегка. Первая передача… Фырчит и опять булькает.

 — Твою мать, какая последовательность?! — бью по рулю. — Сцепление!

 — Машка, стой! Стой, дура! Никто тебя не тронет больше! Машка! — кричит Родриго.

 Мы одновременно подняли руки и показали ему средние пальцы, одновременно каждый на своем родном языке громко послали.

 — Билл, заткнись на секунду! — бросаю я.

 Сцепление. Зажигание. Передача. Газ. Слушай. Плавно отпустить сцепление… Слушай мотор. Только не пропусти момент, когда он начнет работать чуть тише.