Амок - Мавр Янка - Страница 18

Но торжественное это настроение было испорчено страшным зловонием, которое, казалось, исходило от пальмы.

– Не падаль ли там? – поморщился Пип и шагнул ближе.

Смрад доносился откуда-то из-за пальмы. Пип сделал еще несколько шагов и, вместо падали, увидел на земле громадный красный цветок с белыми и розовыми пятнами. Величиною с большое колесо, с несколькими еще не распустившимися бутонами, цветок был похож на кочан капусты. Над ним, как над настоящей падалью, гудели стаи мух.

– Неужели это он так воняет? – заткнул Пип нос.

– Он, туан, – ответил Хаон. – Это «крубута».

В науке это растение называется рафлезией, питается оно кореньями других деревьев. Из-за него погиб когда-то один ученый. Он так старательно изучал цветок, что заболел и на четырнадцатый день умер. Интересно отметить, что этот самый большой цветок дает самые крошечные семена, которые можно рассмотреть только через увеличительное стекло.

Наши путешественники постарались быстрее отойти дальше. Лес становился все гуще, так что невозможно было разобрать, какая ветка какому дереву принадлежит. Выделялись гиганты-расаламы, многие из которых были на пять метров выше известной колокольни Ивана Великого в Москве. Встречались драгоценные тэковые деревья, дающие такой крепкий материал, что его не берет топор. Впрочем, разве перечислишь все деревья, растущие в яванском лесу? Ведь их здесь более тысячи пятисот пород!

Да и не до осмотра было спутникам, когда, что ни шаг, то – стоп! Больше всего донимали лианы, временами так переплетавшиеся среди деревьев, что без топора не продвинуться ни на метр. А тут еще то и дело застревал мул, и для него приходилось просекать дорогу крисами.

Несмотря на чрезвычайную густоту, лес казался странно тихим, словно мертвым. Не слышно было веселого птичьего щебетанья, как в наших лесах. Немногочисленные пернатые, изредка подававшие голос, прятались где-то в вышине. Из животных видели только небольших обезьян – «будэнг», красивых, черных, пушистых, с копной волос, как шапка на голове. Когда приближались люди, они поднимали на деревьях такой шум, точно там происходила драка. А потом снова наступала тишина.

Воздух был теплый, душный, сырой. Вся земля заросла мхом и папоротником, в котором время от времени мелькали то ли змеи, то ли ящерицы; но пока что ничего опасного не встречалось. Не говоря о Пипе, даже туземцы казались угнетенными этим тяжелым молчанием леса. Один только Хаон чувствовал себя как дома.

Через несколько часов все настолько устали, что пришлось остановиться на отдых. Тем более что приближалось время ежедневного полуденного дождя. Поставили палатку, разожгли костер и начали готовить пищу.

– Вот так охота! – ворчал Пип. – Вместо дичи приходится тащить с собой еду. Ни одного животного не видели, если не считать обезьян. Неужели так будет все время?

– Животных, мясо которых употребляют в пищу, в такой чаще вообще мало, – ответил Хаон. – А кроме того, они уходят подальше от населенных мест.

Началась гроза. Засверкали молнии, загремел гром, зашумел лес, хлынули потоки воды. Все почувствовали радость и удовлетворение, что сидят в палатке.

Вскоре дождь перестал, но с деревьев долго еще лилась вода. Было около трех часов. До сумерек оставалось ровно три часа, и Пип не знал, что делать: сидеть ли тут или идти дальше по такой воде? Спросил об этом у Хаона.

– Как туан хочет, – ответил тот. – Должен только предупредить, что здесь мы ничего не дождемся.

– В таком случае идем, – решил Пип, и экспедиция снялась с места.

Путешествие уже не казалось Пипу таким интересным, как вначале. Внизу вода, сверху вода, мокрые ветки бьют по лицу. Так шли три часа, до наступления темноты, когда пришлось остановиться на ночлег.

Весь мокрый сидел Пип возле огня, сушил одежду. От усталости ломило тело. А капли все еще падали сверху. Весь подъем успел иссякнуть. «Ради чего я тут сижу? – уныло думал Пип. – Какой черт загнал меня сюда? Не лучше ли было бы теперь находиться дома?…»

– Долго придется так идти? – хмуро спросил он у Хаона.

– Если туад хочет наверняка встретить диких зверей, надо пройти еще болота и добраться до предгорья. Здесь зверей мало и их трудно встретить.

– Мало? По-моему, их вообще нет! Спрятался, может быть, один или два, вот и гоняйся за ними.

– Потерпите, туан, – усмехнулся Хаон, – быть может, и они еще будут гоняться за вами…

Было всего лишь семь часов, а вокруг уже стояла черная ночь. Пип посмотрел в сторону и вздрогнул: что это? Будто чьи-то глаза блестят… Вот они двигаются, носятся с места на место…

– Посмотри, Хаон, что там такое?

– Где? – спросил Хаон.

– Да вон, светится. Это не глаза тигров?

– Это грибы, – спокойно ответил Хаон, – а те, что летают, – ночные светящиеся мухи.

Пип покраснел от досады: надо же было так осрамиться перед этим дикарем! Вскоре, заметив еще что-то интересное, он не произнес ни слова. А между тем лес как бы украсился светлыми гирляндами, похожими на электрические, только побледнев и послабее. Пип и сам понял, что это тоже фосфоресцирующие грибки или плесень на лианах, и продолжал молчать.

– Bay! Bay! – послышался где-то отчетливый крик. Пип пытливо взглянул на Хаона.

– Это «вау-вау», обезьяны, – сказал тот. Словно по сигналу, поданному обезьянами, лес

пробудился. Послышалось что-то похожее на хохот, где-то что-то запищало, пронзительно закричала неизвестная птица; затрещали цикады, к ним присоединились лягушки на деревьях; начиналась ночная жизнь леса, обычно кажущаяся более таинственной и страшной, чем днем.

– Не угрожает ли нам чье-нибудь нападение? – вновь спросил Пип.

– Нет, если будет гореть огонь, – успокоил его Хаон. – Главный враг – тигр – первым не нападет.

Начали готовиться ко сну. Палатку поставили, не укрепляя: ветер в лесу не угрожает. В палатке было отдельное помещение для Пипа, а спутники его разместились в другой половине. Приготовили топливо. Условились сторожить по очереди, но часа через три все уснули. Несмотря на это ночь прошла спокойно. И лишь когда начало светать, случилось что-то непонятное: кто-то стал дергать, толкать палатку. Люди вскочили, протирая глаза, а палатка вдруг начала подыматься все выше, выше… Еще мгновение – и люди оказались под открытым небом, палатка же раскачивалась в воздухе.

– Что за чудо? – вскричал Пип. Туземцы тоже раскрыли рты от удивления. Даже Хаон и тот был удивлен, но тут же громко захохотал:

– Сиаманг! Сиаманг! Смотрите!

Пип, наконец, увидел, что палатку тащит вверх большая обезьяна – гиббон, главная из яванских обезьян. Тут и другие присоединились к ней, и быть бы палатке на недосягаемой вершине дерева, если бы мингер Пип вовремя не опомнился и не схватил винтовку. Выстрел – и первый гиббон вместе с палаткой рухнул на землю. Остальные же, подняв невообразимый, пронзительный крик, бросились врассыпную и исчезли в зеленых вершинах деревьев.

На земле остался их сородич, поплатившийся жизнью за свою шутку. Ростом в метр, он почти на два метра в стороны распростер свои могучие руки. Высокая грудь и широкие плечи свидетельствовали о силе, но дальше книзу гиббон все больше и больше сужался. Даже среди обезьян гиббон выделяется своей отталкивающей внешностью, зато считается лучшим обезьяньим певцом. Для этого под подбородком у него висит мех, который во время крика надувается, как пузырь.

– Интересно сохранить его на память, – сказал довольный Пип и приказал слугам осторожно снять с первой добычи шкуру и голову.

Через два часа тронулись дальше. Все вокруг было еще мокро после вчерашнего дождя, но солнце светило весело, и настроение у путешественников поднялось. Постепенно местность начала понижаться, все более сырой становилась земля, чаще и гуще рос бамбук. Пошли болота. Хотя и хорошо знал Хаон эту местность, но и ему приходилось ломать голову, отыскивая подходящую дорогу. Он поворачивал то вправо, то влево, временами даже возвращался назад – лишь бы выбрать путь посуше. И все же мулу с каждым шагом становилось все труднее.