Амок - Мавр Янка - Страница 1

Амок

Часть первая

КОМУ ПРИКЛЮЧЕНИЯ – КОМУ БОРЬБА

I. ТАМ, ГДЕ КОГДА-ТО РОКОТАЛ КРАКАТАУ

Небольшой голландский военный корабль «Саардам» приближался с юга к Зондскому проливу. С левой стороны – Суматра, с правой – Ява постепенно приближались все больше и больше, как бы намереваясь совершенно загородить проход.

– Убрать паруса! Больше пара! – приказал капитан.

«Саардам» вмещал две тысячи тонн груза и мог идти как с помощью ветра, так и под парами. В открытом море судно пользовалось парусами, но теперь, в узком проливе, где ветер каждую минуту менял направление, они только мешали. А ближе к вечеру и вообще наступил штиль.

– Значит, завтра утром будем в Батавии[1], – сказал лейтенант Брэнд. – Осталось всего двести миль.

– Да, но узким проливом идти в ночное время не очень приятно, – нахмурился капитан.

– Ничего! – весело ответил Брэнд. – Мы, можно сказать, уже дома, дорогу знаем. Верно, старик? – обратился он к боцману Гузу, который, стоя рядом, сосал свою неразлучную трубку.

Боцман вынул трубку изо рта, сплюнул в море:

– Завяжите мне глаза, – проворчал он, – и я все равно проведу вас в Батавию.

Честно говоря, и сам капитан знал, что никакой опасности быть не может. Сказал же он это лишь по привычке, как и полагается ответственному хозяину, который обязан предусмотреть все.

«Саардам» вез в Батавию оружие: сотню пулеметов, тысяч тридцать винтовок да соответствующее количество других военных припасов. Четыре орудия и шестьдесят человек команды были у него на борту на случай нападения. Однако об опасности не думало даже само начальство: ну кто мог угрожать государственному военному кораблю в море? Не те ли вон несчастные подневольные рыбаки, в утлых своих челнах снующие неподалеку? Подобная мысль и в голову никому не могла прийти в начале 1926 года.

Половина команды судна состояла из туземцев, набранных с разных островов и вымуштрованных не хуже, чем голландцы. Тут были парни с Суматры, с Борнео, с Целебеса, но большинство – с острова Ява. Одетые в военную форму, они не очень отличались от белых; разве только тем, что цвет кожи был у них более желтым или темным.

Среди команды выделялся балиец (с острова Бали, на восток от Явы) Салул, высокий худой малаец с вдумчивыми выразительными глазами. Лет десять назад он случайно попал на постоянную работу в военно-морские мастерские в Сурабайе, где стал позднее квалифицированным слесарем. На «Саардаме» Салул и занимался своим делом: как хороший хозяин, ходил по кораблю, все разглядывал, трогал, – там пристукнет, там подправит. Начальству, конечно, такая старательность нравилась, и оно было довольно.

Тем временем «Саардам» миновал несколько обнаженных вершин, среди которых особенно выделялась та, у которой одна сторона была как бы отсечена сверху донизу. Посредине горы осталось углубление, словно здесь когда-то находился ход из-под земли.

– Кракатау! – послышались голоса, и моряки стали рассматривать гору с каким-то особенным вниманием.

Голая, без единого зеленого растения, она была мертва. На черном фоне ее мелькали белые чайки. Вода тихо плескалась у подножия. Косые лучи вечернего солнца сверкали на ней, как на цветном стекле.

– Кто бы мог подумать, – сказал лейтенант, – что эта тихая скала погубила сорок тысяч людей и уничтожила несколько городов? Счастливец Гуз, кажется, сам видел это интересное событие? – снова обратился он к боцману.

Трубка Гуза задымила еще сильней. Видно было, что он заново переживал страшные впечатления тех дней,

– Никому не пожелаю такого счастья, – произнес он сквозь зубы, не вынимая трубки изо рта.

– Расскажи, расскажи, как это было! – послышалось со всех сторон.

Гуз вынул, наконец, трубку изо рта, выколотил ее о борт, спрятал в карман и неторопливо начал:

– Мне было в то время лет пятнадцать[2]. Жили мы вот там, в Анжере. Возле этого острова мне не раз приходилось проезжать. Он тогда занимал площадь в три раза большую, чем теперь, но жить на нем никто не хотел. Люди знали, что это вулкан, лет двести назад он действовал, на нем есть три небольшие кратера километрах в трех-четырех один от другого. Но об этом никто не думал, так как таких вулканов на одной только Яве насчитывается 121[3]. И вот однажды Кракатау проснулся. Послышался грохот, над кратером поднялся облачный столб, как потом говорили, на одиннадцать километров в высоту. Ночью он пылал огнем. Все это мы наблюдали из Анжера, хотя от нас до вулкана шестьдесят километров. Вскоре посыпался пепел и покрыл землю и деревья, как снегом. Через несколько дней стало тише, но потом снова началось. Так продолжалось три месяца. Мы привыкли, перестали беспокоиться и были очень довольны, что вулкан находится далеко в море и никому не угрожает. Но вот 26 августа около полудня раздался такой грохот, что мы перестали слышать голоса друг друга: земля затряслась, начали рушиться дома. Над кратером, как позднее писали в газетах, взметнулся столб в тридцать километров высотой! Сразу стало темно, разбушевалось море. Волны ринулись на берег, снесли половину нашего города и несколько деревень. Наш дом каким-то чудом уцелел. А сверху все время сыпался пепел, временами падали раскаленные камни. И в довершение этого ада разразилась гроза. Морские волны стали густыми, липкими от пепла. Дождь тоже падал на землю горячей грязью… Люди думали, что наступил конец света. Они бежали куда глаза глядят, натыкались в темноте на дома и деревья, падали, тонули в горячей грязи. Говорят, что эта темнота продолжалась восемнадцать часов, а нам она показалась вечностью. Все, кто мог, бежали дальше от берега, к возвышенностям. Попытались и мы, но тут же убедились, что это еще хуже: по пояс в грязи, в темноте, далеко не убежать. К счастью, наш дом стоял на самом высоком месте. Многие соседи тоже собрались к нам. Наконец утихла буря, сквозь желтый туман чуть засветило солнце. Мы даже закричали от радости: спаслись! И вдруг снова так загрохотало, так вздрогнула земля, что мы все попадали с ног. А еще через минуту я увидел такое, чего никогда не забыть: на нас двигалась темная, бурая гора с кораблем на самой вершине!

Гуз умолк и полез в карман за трубкой. Молчали и слушатели. С левого борта тихо наплывал Кракатау, и был у него такой вид, будто вся эта история нисколько не касается его…

– А как же ты спасся? – спросил кто-то.

– Не знаю. Пришел в себя и вижу, что лежу на пригорке километрах в шести от дома. Рядом со мной крыша с нашей избы, а метрах в ста дальше – разбитый корабль… Вся моя семья погибла. Да и вообще из жителей нашего города осталось в живых всего лишь человек пятнадцать…

И Гуз отошел в сторону. Видно, невмоготу стало рассказывать о пережитом.

Мы можем добавить, что морские волны от этого взрыва докатились за 15 000 километров, до самой Америки, а грохот был слышен за 3 400 километров. На десятки километров вокруг пласт пепла[4] достигал 20—40-метровой толщины. На поверхности моря он плавал несколько дней, как двухметровой толщины лед, пока не пошел на дно. Один корабль шесть дней простоял в этой каше, и пассажиры его чуть не умерли от голода.

Разумеется, низкое побережье Суматры, и особенно Явы, было уничтожено совершенно. Вместо недавних городов, деревень, полей и лесов осталась мешанина из вещей, трупов людей и животных, растений и грязи.

Через несколько месяцев в Европе и некоторых других местах заметили, что перед заходом солнца небо принимает какой-то особенный зеленый цвет, словно солнечный свет проходит сквозь пыль. Ученые объяснили, что это и есть пыль Кракатау, поднявшаяся на высоту шестидесяти – семидесяти километров.