Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Путь вниз - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Скотт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Гнев, вызванный сравнительным пустяком, не только не дал желаемой разрядки, но и еще больше распалил.

– Они не успели закончить обследование, Скотт.

– А счета? Как быть с ними? Ты об этом подумала?

– Я думаю о твоем здоровье, – ответила Лу.

– А кто же из нас раньше постоянно дергался из-за того, что не хватало денег?

– Ты несправедлив ко мне.

– Неужели? Хорошо, ну, для начала, с чего это мы бросили Калифорнию и приехали сюда? Из-за меня? Это я, что ли, решил, что мне надо обязательно войти в дело Марти? Да мне и на старом месте было хорошо. Я не… – Скотт прерывисто вздохнул. – Забудь все, что я сказал. Извини меня, пожалуйста.

И все же я не собираюсь возвращаться в Центр.

– Скотт, ты раздражен, тебя задели. Поэтому-то ты и не хочешь…

– Я не поеду обратно, потому что это бессмысленно, – отрезал он.

Несколько миль они проехали в молчании. Затем Лу сказала:

– Скотт, неужели ты действительно думаешь, что я могла деньги ставить выше твоего здоровья?

Он не ответил.

– Неужели?

– Что говорить об этом, – тихо промолвил Скотт.

3

Утром следующего дня, в субботу, Скотт получил целую пачку бланков из страховой компании; разорвал их на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину. Затем, полный печальных, тягостных мыслей, вышел из дома. Во время долгой прогулки он думал о Боге, создавшем небо и землю в семь дней.

Каждый день Скотт уменьшался на одну седьмую дюйма.

* * *

В подвале царила тишина. Масляный обогреватель только что затих, автоматически выключившись. Час назад стихло сопровождаемое звяканьем сопение водяного насоса. Вслушиваясь в тишину, Скотт лежал под крышкой картонной коробки. Он был страшно измотан, и все же ему не спалось. Ведя жизнь животного, но не лишившись человеческого разума, он не умел впадать в глубокий естественный сон зверя.

Паук появился около одиннадцати часов.

Скотт не мог точно знать, что было одиннадцать часов. Просто над головой еще раздавался шум шагов, и он помнил, что Лу обычно ложится спать около полуночи.

Скотт прислушивался к методичному царапанью лап паука по крышке картонки. Хищник двигался от одного края к другому, сползал с крышки и вновь на нее забирался, выискивая с ужасающим терпением хоть какую-нибудь дырочку.

Черная вдова. Люди дали пауку такое название за то, что самки после спаривания, если представляется такая возможность, убивают и пожирают самцов.

Черная вдова. Черного цвета с блестящим отливом, с узким треугольником ярко-красного цвета на яйцевидном брюшке, которое еще называют «песочными часами». Тварь с высокоразвитой нервной системой и обладающая памятью. Ее яд в двадцать раз опаснее яда гремучей змеи.

Черная вдова забралась на крышку, под которой сидел Скотт. Сейчас она была чуть меньше его, через несколько дней будет одного размера с ним, а пройдет еще короткое время – станет уже больше Скотта.

От этой мысли стало как-то не по себе. Как же он тогда сможет убежать от гадины?

«Я должен выбраться из погреба», – мелькнула мысль.

Глаза закрылись. Скотт обмяк всем телом от охватившего его чувства полной беспомощности. Уже пять недель он пытается выбраться из погреба. Но теперь его шансы на успех сведены почти к нулю, ведь его рост уменьшился в шесть раз по сравнению с первым днем заточения.

Опять послышалось царапанье, теперь уже под картонной стенкой.

В одной из стенок крышки была маленькая дырочка, и в нее паук без труда мог просунуть одну из своих лап.

Скотт лежал, вздрагивая и прислушиваясь к тому, как скребутся колючие лапы хищника по цементу. Звук напоминал скрежет бритвы по наждачной бумаге. Хотя кровать стояла так, что паука отделяло от нее не меньше пяти дюймов, Скотта мучили кошмары. Наконец он с усилием закрыл глаза и тут же в отчаянии закричал:

– Пошел прочь! Пошел прочь!

Его голос прорезал пространство под крышкой пронзительным визгом, от которого у самого Скотта заболели барабанные перепонки. Он лежал, сильно вздрагивая всем телом, а паук неистово царапал лапами по картону и по цементу, подпрыгивал, ползал вокруг крышки, пытаясь пробраться внутрь.

Судорожно дергаясь, Скотт зарылся лицом в складки платка, в который была завернута губка. Воспаленный от диких страданий мозг пронзила мысль:

«Если бы я только мог его убить! Тогда хоть последние дни протекли бы спокойно».

Примерно через час царапанье лап прекратилось – паук уполз. Скотт очнулся от оцепенения и опять почувствовал свое тело, покрытое липким потом, и пальцы, сведенные судорогой от холода и потрясения. Он лежал, прерывисто дыша приоткрытым ртом, губы его размякли от отчаянной борьбы с ужасом.

«Убить паука?»

От этой мысли кровь начала стыть в жилах.

Чуть позже Скотт забылся тревожным сном: всю ночь что-то бормотал, а его сознание мучили дикие кошмары.

4

Веки задрожали, и он открыл глаза. Только инстинкт подсказывал ему, что уже наступило утро. Под крышкой было еще темно. На вдохе грудь застонала.

Скотт соскочил с губки, которая служила ему кроватью, и осторожно начал приподниматься. Когда плечо коснулось крышки, он медленно пробрался в угол крышки и, с огромным усилием встав во весь рост, сдвинул ее со своей кровати.

Во дворе, который был для Скотта уже отдельно существующим миром, шел дождь. В окна погреба сквозь всю в прорехах пелену из стекающих по стеклам капелек сочился тусклый свет, бросая на пол косые дрожащие тени и оставляя колышущиеся островки бледно-желтого цвета.

Первым делом Скотт спустился с цементной подставки и прошел к деревянной линейке. Это было его ежедневным первоочередным делом. Линейка была прислонена к колесам огромной желтой косилки, там, где он ее когда-то поставил.

Скотт прижался всем телом к ее размеченной делениями поверхности и положил правую руку на макушку. Затем, не убирая руки, отступил назад и посмотрел на линейку.

Вообще-то на линейках нет делений для седьмых частей дюйма – он поставил их сам.

Ребро ладони заслоняло отметку для пяти седьмых дюйма. Рука безвольно упала, ударившись о бедро.

«А чего же ты ожидал?» – спросил его рассудок. Скотт не смог бы ответить на этот вопрос. Он недоумевал, зачем подвергает себя этой пытке, упорствуя в своем сверхрациональном самоистязании. Конечно, он уже не надеялся на то, что процесс уменьшения остановится и что в немногие оставшиеся ему дни начнется действие введенных препаратов. Но зачем тогда?

Было ли это частью принятого им когда-то решения испить чашу до дна? Если так, то насколько же бессмысленно это было сейчас. Никто и никогда ничего не узнает о том, как он провел свои последние дни.

Скотт медленно шел по холодному цементному полу. Лишь слабый стук да шуршанье дождя по окнам нарушали тишину погреба. Откуда-то издалека доносилась легкая барабанная дробь – вероятно, это дождь выбивал чечетку по двери-крышке погреба.

Не останавливаясь, Скотт машинально взглянул на верхний край скалы.

Паука там не было.

Он с трудом пробрался под выступающими корнями – ножками дерева с одеждой – к ступеньке высотой в двенадцать дюймов, ведущей к огромной черной пещере, в которой стояли бак и водяной насос.

«Двенадцать дюймов», – подумал Скотт, медленно спускаясь вниз по веревочной лестнице, которую он сделал сам и прикрепил к кирпичу, стоявшему на ступеньке.

Всего двенадцать дюймов, но для него-то они были все равно что сто футов для человека нормального роста.

Скотт полз по лестнице очень осторожно, потому что при каждом движении больно ударялся костяшками пальцев о шершавую цементную стену.

Надо было ему раньше подумать о том, чтобы лестница не прижималась вплотную к стене. Но что поделаешь, теперь уже поздно, он стал слишком маленьким, чтобы исправить эту ошибку. Ведь, даже до боли в мышцах и суставах вытягивая тело, он уже с трудом доставал ногой до следующей провисающей ступеньки – и еще до одной, и так – до конца лестницы.