Потомки Ноя - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 3

– Я уже разговаривал с вашими полисменами. Не вижу…

– В нашем штате по делам?

У мистера Кетчума отвисла челюсть.

– Почему вы задаете мне эти вопросы? – спросил он.

«Перестань трястись» – зло приказал он самому себе.

– Обычные формальности. Вы у нас по делам?

– В отпуске, пропади он пропадом вместе с вашим штатом К черту законопослушность! Я требую, чтобы меня оштрафовали и выпустили отсюда!

– Боюсь, это невозможно, – задумчиво протянул шеф полиции.

Мистер Кетчум в изумлении разинул рот. Ощущение было в точности таким, какое испытывает человек, проснувшийся после страшного сна и обнаруживший, что кошмар продолжается.

– Н-не понимаю.

– Вы должны предстать перед судом.

– Но это беззаконие!

– Вот как?

– Да, так. Я подданный Соединенных Штатов и требую соблюдать мои конституционные права! Улыбка исчезла с лица шефа полиции.

– Вы ограничили свои права, когда нарушили наши законы, – жестко произнес он. – И степень вашей вины определит суд.

Мистер Кетчум непонимающе уставился на смуглолицего шефа полиции. Внезапно он понял, что полностью в их руках. Они могут оштрафовать его на какую угодно сумму или засадить в тюрьму. Все эти вопросы, которые ему задавали… Мистер Кетчум не знал, зачем его спрашивают, но из ответов явственно сплетался туманный образ перекати-поля – человека без корней и привязанностей, о котором никто не станет беспокоиться, жив ли он или…

Комната, казалось, вздрогнула. По спине пробежали ледяные струйки пота.

– Вы не можете этого сделать, – пробормотал он, но без излишней убежденности в голосе.

– Эту ночь вы проведете в участке, – сказал Шипли. – Утром я отвезу вас к судье.

– Но это же смешно! – взорвался мистер Кетчум. – Смешно! – Он оборвал себя. – Я должен позвонить, – быстро проговорил он. – Это мое законное право.

– Согласен, но… – Шипли с сожалением развел руками, – в Захарии нет телефонной связи.

По дороге в камеру мистер Кетчум обнаружил еще один портрет. На стене тюремного коридора висел двойник мрачного бородача из участка. Однако на этот раз мистер Кетчум не обратил внимания, куда направлен его взгляд.

Мистер Кетчум заворочался. На онемевшем от сна лице появилось недоуменное выражение. За спиной послышался металлический скрежет: он приподнялся на локте.

В камеру вошел полицейский и поставил на стол накрытый салфеткой поднос.

– Завтрак, – сообщил он.

По виду он был значительно старше, чем остальные полицейские, даже старше, чем Шипли. В его волосах поблескивала седина; чисто выбритое лицо собралось складками вокруг рта и под глазами. Форменная куртка и брюки сидели на нем отвратительно.

Когда полицейский запирал дверь, мистер Кетчум спросил:

– Когда меня отвезут к судье?

Какое-то время полицейский молча разглядывал его. Потом пробурчал:

– Не знаю, – и отвернулся.

– Подождите, – закричал мистер Кетчум.

Удаляющиеся шаги полицейского гулко отражались от бетонного пола. Мистер Кетчум тупо смотрел туда, где только что находился полицейский. Остатки сна быстро улетучивались из его головы.

Он сел, одеревеневшими пальцами протер глаза и посмотрел на наручные часы. Семь минут десятого. Толстый ньюаркец мстительно усмехнулся: «Клянусь Богом, они еще пожалеют об этом!» Его ноздри подрагивали. Втянув в себя воздух, он потянулся к подносу, но тут же отдернул руку.

– Нет, – пробормотал он. – Пусть провалятся со своей паршивой едой.

Уперев локти в колени, он сел и свирепо уставился на собственные ноги в несвежих носках.

Желудок недружелюбно заурчал.

– Ладно, – пробормотал мистер Кетчум после минутного размышления. Сглатывая слюну, он наклонился и снял салфетку, покрывавшую поднос. Губы непроизвольно сложились в изумленное: «О!»

В растопленной лужице масла плавали три жареных яйца: три ярких глаза, устремленные в потолок; по краям сковороды съежились мясистые полоски сочного бекона. Рядом стояла тарелка с четырьмя – толщиной в добрую книгу – тостами, намазанными сливочным маслом. К ним привалилась плошка с фруктовым желе. Высокий бокал, доверху наполненный пенистым апельсиновым соком, угрожающе наклонился над блюдцем с ягодами земляники, словно кровавые капли поблескивавшей в алебастровых волнах взбитой сметаны. В углу подноса примостился пузатый котелок, из-под крышки которого веяло бодрящим и безошибочно угадываемым ароматом свежеприготовленного кофе.

Выбрав бокал апельсинового сока, мистер Кетчум осторожно отпил несколько капель и испытующе перекатил их на языке. Цитрусовая кислота восхитительно пощипывала пересохшее небо Он проглотил сок. Если завтрак отравлен, то, без сомнения, мастерски. Рот наполнился голодной слюной. Мистер Кетчум внезапно вспомнил, что до встречи с патрульными собирался остановиться в каком-нибудь придорожном кафе и перекусить.

Поедая принесенные яства – с опаской, но без нерешительности, – мистер Кетчум пытался определить, что стоит за всей этой роскошью.

Без сомнения, снова деревенский склад мышления. Жители Захарии сожалеют о допущенной ошибке и желают загладить ее. Неубедительно, но что поделать, если дела обстоят именно так. Еда оказалась выше всяких похвал. Следует отдать должное этим новоангличанам – уж что-что, а готовить они умеют. В Ньюарке обычный завтрак мистера Кетчума составляли горячая булочка и чашка кофе; подобных сегодняшнему он не ел с тех пор, как вырос из детских штанишек.

Он заканчивал третью чашку кофе, когда в коридоре послышались чьи-то шаги. На губах мистера Кетчума заиграла улыбка: расписание выдержано с точностью до минуты. Он встал.

На пороге камеры появился шеф Шипли.

– Уже позавтракали?

Мистер Кетчум кивнул. Если шеф полиции рассчитывал услышать слова благодарности, его ожидал неприятный сюрприз. Мистер Кетчум надел пиджак.

Шипли не двигался.

– Ну?.. – после минутной паузы произнес мистер Кетчум.

Холодность, которую он попытался придать голосу, прозвучала как-то неубедительно.

Шеф Шипли бесстрастно наблюдал за ним. У мистера Кетчума сжало горло.

– Могу я узнать?.. – попытался было он.

– Судьи еще нет, – проговорил Шипли.

– Но… – мистер Кетчум не знал, что сказать.

– Зашел сообщить вам. – Шипли повернулся и вышел из камеры.

В груди мистера Кетчума бушевала ярость. Бросив убийственный взгляд на остатки завтрака, он с силой ударил кулаком по собственной ляжке. Невыносимо! Чего они добиваются? Хотят унизить его? Если так, то они преуспели.

Мистер Кетчум подошел к прутьям камеры, осмотрел пустой коридор. Недоброе предчувствие закрадывалось в душу. Проглоченная еда, казалось, свинцовой змеей свернулась в желудке.

В отчаянии он заколотил ладонями по холодным прутьям решетки. Господи! О. Господи!

Было два часа дня, когда шеф Шипли и пожилой полицейский снова появились перед камерой. Полицейский без слов отпер дверь. Оказавшись в коридоре, мистер Кетчум подождал, надевая пиджак, пока дверь запрут снова.

Нетвердыми шажками он засеменил рядом со своими стражами, даже не взглянув на портрет на стене.

– Куда мы идем? – поинтересовался он.

– Судья болен, – сказал Шипли. – Мы отвезем вас к нему домой, чтобы вы заплатили штраф.

Мистер Кетчум задохнулся от негодования, но спорить не стал. На такой подвиг у него не оставалось сил.

– Хорошо, – послушно согласился он. – Если вы так настаиваете.

– Мы исполняем закон, – проговорил Шипли, глядя прямо перед собой, с лицом бесстрастным, как маска.

Мистер Кетчум поспешил разгладить уголки мстительной ухмылки, появившейся у него на губах. Лучше подождать. Приключение почти закончилось; он заплатит штраф и уберется из этого проклятого города.

Снаружи клубился туман. Морские испарения катились вдоль улицы, словно дым из печной трубы. Мистер Кетчум нахлобучил шляпу и поежился. Сырой воздух, казалось, просачивался сквозь кожу и солью оседал на костях. «Скверный денек», – подумал мистер Кетчум и начал спускаться по лестнице, отыскивая глазами свой «форд».