Описание Отечественной войны в 1812 году - Михайловский-Данилевский Александр Иванович - Страница 9

Настоящая цель сей пространной речи состояла в том, чтобы торжественно перед светом выставить Россию начинательницей войны.

Но личные свойства Наполеона и его страсть к завоеваниям были всем известны. Потому слова его не ввели никого в заблуждение и послужили только к обнаружению, до какой степени был близок разрыв с Россией. Государь, получив донесение о сем разговоре, велел отвечать Наполеону, что не находит достаточных причин изменить Свои политические правила, остается непоколебим в союзе с Францией, старается устранить все, могущее ослабить сей союз; что таково было главное основание политической системы Его Величества со времени Тильзитского мира и таковы останутся Его расположения к Франции до тех пор, пока будет справедливая взаимность в поступках сей Державы. Присовокуплено, что, по мнению Государя, не следует Его Величеству делать никаких предложений, хотя Он готов выслушать их со стороны Наполеона, для прекращения спорных предметов, возникших между обоими Дворами. В заключение изъявлено неудовольствие Императора на слова Наполеона о желании России приобрести Данциг или часть Герцогства Варшавского. Отвечали, что Государь не постигает, как могло возникнуть подобное, неосновательное предположение, и объявляет самым утвердительным образом, что не простирает Своих видов ни на Данциг, ни на какую-либо часть Варшавского Герцогства; что довольный пространством и могуществом Империи, Провидением Ему вверенной, Его Величество не желает чужих владений и помышляет только о сохранении тишины и общего спокойствия, необходимых для излечения ран, произведенных двадцатилетними бедствиями [11] .

Объяснения сии, сообщенные в Октябре месяце Французскому Министерству, не произвели своего действия. Приготовления Наполеона к войне были уже кончены в Сентябре, и если он не открыл тогда же похода, то причиной тому было позднее осеннее время. «Война решена в уме Наполеона, – доносил Чернышев, – он теперь почитает ее необходимой, чтобы достигнуть власти, которой ищет, цели, к коей стремятся все его усилия, то есть обладание Европой. Мысль о мировладычестве так льстит его самолюбию и до такой степени занимает его, что никакие уступки, никакая сговорчивость с нашей стороны не могут уже отсрочить великой борьбы, долженствующей решить участь не одной России, но всей твердой земли» [12] .

Действительно, в продолжение остальных зимних месяцев 1811 года Наполеон не давал удовлетворительного ответа насчет своих вооружений. Послу нашему в Париже объявили даже, что не войдут с ним ни в переговоры, ни в объяснения, доколе не будет он снабжен новым полномочием. Государь, со Своей стороны, почитал полномочие излишним, по причинам вышеизложенным. Поступки Наполеона доказывали, что полномочие не могло служить средством к примирению: если бы он в самом деле желал мира, то не усиливал бы армии в Немецкой земле и давно сделал бы требуемые от него предложения, которые могли послужить основанием переговорам.

Наполеон перестал роптать на тариф, которым сначала, казалось, был раздражен, и, обращаясь единственно к Ольденбургскому делу, сознавался, что в присвоении Ольденбурга поступил с излишней поспешностью и, присоединяя область сию к Франции, не знал о правах на оную Российского Двора. Протест называл он вызовом к войне, а вооружения свои оправдывал тем, что Русские войска все более и более сосредоточивались на западных границах. Его не убеждали повторенные возражения, что Государю невозможно было равнодушно смотреть на сбор Французских армий в северной Германии, где число их в то время возросло уже до 300 000 человек; что нельзя было не принять мер к обороне, когда гарнизоны крепостей в Пруссии и Варшавском Герцогстве усиливались, и во всех концах обширной Империи Наполеона и областях его данников готовились вооружения. Отрицательные отзывы Наполеона не колебали Императора Александра, и Его Величество постоянно отвечал одно, что Наполеон первый нарушил Тильзитский мир, а потому первый должен объявить, какие за то представляет вознаграждения.

Австрия и Пруссия, предвидя близкую войну, последствия коей непременно должны были разразиться и над ними, предложили Государю свое посредничество. Император не принял его и, известив о Своем отказе Наполеона, говорил ему, что возродившиеся взаимные недоразумения должны прекратиться не посторонним посредничеством, но одной силой приязни, соединяющей Его с Наполеоном, и обоюдными выгодами их Империй. Новое доказательство доверенности Государя принято было Наполеоном с благодарностью, но не имело влияния на укрощение враждебных замыслов его против России.

Париж оглашался военными слухами: повсюду явно и громко говорили о скорой, неминуемой войне. Столица Франции походила на лагерь, где беспрестанно производились смотры войск, отправлявшихся к Рейну. «С сожалением должен я повторить, – доносил Князь Куракин от 18 Декабря, – что война не подвержена уже ни малейшему сомнению. Все разговоры Наполеона, по общему о них утверждению, исполнены негодованием и горечью против России. Адъютантам своим он приказал выдать на подъем деньги, как то обыкновенно бывает при начале похода. Для охранения морских берегов, во время своего отсутствия, устроена им таможенная стража, в числе 214 рот, а для обороны границы Италии национальная гвардия. Конскрипция нынешнего года дойдет до 200 000 человек; вскоре объявится новая конскрипция в Италийском Королевстве. Военный Министр, в откровенном разговоре с одним приятелем своим, сказал, что Франция, готовясь теперь к войне против нас, никогда еще не имела столь обильно и попечительно снабженной армии, как числом людей и лошадей, так артиллерией и всеми возможными запасами и снарядами, потому что имела на то время и не тратила его даром. Великие силы и способы изготовлены Наполеоном к ополчению против нас. Нам уже нельзя льстить себя пустой надеждой на мир. Наступает время с мужеством и непоколебимой твердостью защитить достояние и неприкосновенность границ России».

Русские Посланники, находившиеся при Дворах, союзных с Наполеоном, столь же положительно доносили об их вооружениях, равно как и Чернышев, которому удалось получить самые подробные строевые рапорты и сведения о местах расположения Французских войск. «Наполеон ежедневно более и более ожесточается против нас», – доносил Чернышев от 6 Декабря. «Нет никакого сомнения в вероятности скорого разрыва; нельзя ручаться за два или за три месяца мира; даже можно ожидать, что Наполеон, сегодня или завтра, вдруг отправится к армии. В Министерствах Военном и Финансов неутомимо занимаются снабжением армии в Германии. Внимание Наполеона особенно обращено на артиллерию и конницу, которыми надеется он сломить наши войска. В арсеналах Майнцском, Страсбургском и Лаферском работают с величайшей деятельностью; дороги в Страсбург, Майнц, Кобленц и Везель покрыты фурами с артиллерийскими снарядами. Гвардия получила повеление быть готовой к выступлению; на днях осматривали ее ружья, что обыкновенно делается перед началом войны. Более ста верховых лошадей Наполеона отправлены в Кассель; экипажи его ждут приказания тронуться. Наполеон только и мечтает о раздроблении России».

Немедленному открытию войны препятствовала зима и то, что Наполеон не успел еще условиться с Швецией, Австрией и Пруссией, войска которых хотел присоединить к своим для нашествия на Россию. Пока не были кончены переговоры с сими Державами и в намерении воспользоваться временем, оставшимся до весны, Наполеон всячески старался подстрекать Султана не заключать мира с Россией. Шестилетняя наша война с Турцией еще не прекращалась. Четверо наших Главнокомандующих: Михельсон, Князь Прозоровский, Князь Багратион и Граф Каменский, один за другим предводительствовавшие против Порты, действовали удачно, но, однако же, не в такой мере, чтобы принудить Султана к выгодному для России миру. Слава нанесть решительное поражение Туркам, уничтожить все ухищрения Наполеоновых происков в Константинополе и положить конец войне в ту минуту, когда России грозило нашествие, досталась в удел полководцу, имя коего не умрет в памяти благодарного Отечества, – Кутузову.