История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Верн Жюль Габриэль - Страница 41

В конце июня, после нескольких жарких дней, на «Адвенчер» стали появляться признаки цинги. Но команду «Резолюшен» болезнь пощадила благодаря предупредительным мерам, о которых Кук не забывал ни на один день: он сам постоянно подавал пример, употребляя в пищу сельдерей и ложечник[106].

Первого июля оба корабля находились на 25°1' южной широты и 134°6' западной долготы; эти координаты были указаны Картеретом для острова Питкэрн. Кук искал его, но не нашел. Состояние больных на «Адвенчере», к величайшему сожалению Кука, вынудило его прекратить поиски. Он хотел проверить и уточнить долготу этого острова и тем самым всех окружающих архипелагов, открытых Картеретом, ибо тот не имел возможности определить их с помощью астрономических наблюдений. Отказавшись от надежды отыскать «Южный материк», Кук взял курс на северо-запад и вскоре обнаружил группу островов из архипелага Туамоту, виденных Бугенвилем.

«Эти острова, которыми так изобилует между тропиками Южный океан, — пишет английский мореплаватель, — в своей наиболее низкой части едва выступают из воды и в лучшем случае возвышаются над уровнем моря на каких-нибудь, по всей вероятности, три-четыре фута. Нередко они имеют круглую форму; посредине расположена лагуна, а глубина моря вокруг берегов не поддается измерению. На этих островах почти ничего не растет; наибольшую ценность представляют кокосовые пальмы. Значительная часть островов, несмотря на бесплодность и маленькие размеры, заселена. Трудно сказать, каким образом могло произойти их заселение, и не менее трудно установить, откуда явились жители на самые высокие острова Южного моря».

Пятнадцатого августа Кук увидел остров Оснабрюк, или Мехетиа[107], открытый Уоллисом, и взял курс на Таити к бухте Оаити-Пиха, где рассчитывал погрузить возможно больше свежей провизии, а затем пуститься в дальнейший путь в Матаваи.

(«Прекраснее того утра, — пишет Георг Форстер, — когда на расстоянии двух миль увидели остров Таити, не описал ни один поэт. Восточный ветер, сопутствовавший нам все время, стих. Поднявшийся с берега ветерок доносил чудесные, освежающие ароматы и гнал по морской глади легкую зыбь. Увенчанные лесами горы с величественными очертаниями, высоко вздымая свои гордые вершины, уже рдели в первых утренних лучах солнца. Ниже тянулась цепь невысоких, отлого спускающихся холмов, покрытых, как и горы, лесами и разнообразной прелестной зеленью, расцвеченной кое-где осенними коричневыми красками. Внизу расстилалась долина под тенью хлебных деревьев и многочисленных высоких пальм с царственными кронами. Все кругом еще казалось погруженным в глубокий сон. Только начало светать; над землей, уплывая, еще парили ночные тени. Но мало-помалу между деревьями стали выступать многочисленные дома и челноки, притянутые к песчаному берегу; на расстоянии полумили от суши, параллельно ей, тянулась гряда низких скал, через которые, пенясь, перекатывались волны прибоя. По другую сторону поверхность моря была гладкой как зеркало и сулила нам надежный причал. Но вот поднялось солнце и осветило долину. Туземцы проснулись, и пейзаж оживился. Как только с берега увидели большие корабли, несколько человек немедленно спустились вниз и, столкнув свои челны в воду, стали грести по направлению к нам»)[108].

Велико мастерство того писателя, счастлив тот художник, который сумел найти такие свежие и такие разнообразные краски! В нарисованной им очаровательной картине почти ничто не потускнело от времени. Как жалко, что мы не были спутниками этих отважных моряков, этих ученых, так хорошо понимавших природу! Как жаль, что мы не посетим с ними этих невинных, мирных жителей во времена их золотого века, прошествие которого делает для нас еще более тягостным наш век железа!

Когда английские мореплаватели находились в полулье от рифа, ветер стих. Несмотря на все усилия, корабли чуть не разбились о скалы в виду столь желанного берега, но искусный маневр, которому, к счастью, помогли отлив и ветер с суши, спас их от гибели. Однако «Резолюшен» и «Адвенчер» получили несколько повреждений, и последний потерял три якоря.

Множество пирог окружили корабли; в обмен на бусины от островитян удалось получить большое количество различных плодов. Однако туземцы не привезли ни домашней птицы, ни свиней. Живность, виденная англичанами около хижин, принадлежала королю, и ее не разрешалось продавать. Многие из таитян спрашивали о Банксе и о других спутниках Кука, сопровождавших его в первом путешествии. Некоторые осведомились также о Тупиа; но они перестали о нем говорить, как только узнали об обстоятельствах его смерти.

На следующий день корабли стали на якорь на рейде Оаити-Пиха в двух кабельтовых от берега, и палубы запрудили посетители и продавцы. Кое-кто воспользовался сумятицей, чтобы сбросить в свои пироги проданные ими товары, собираясь вторично получить за них плату. Решив положить конец такому мошенничеству, Кук прогнал обманщиков, предварительно их выпоров; впрочем, они перенесли наказание совершенно безропотно.

Днем оба капитана съехали на берег, чтобы обследовать ближайший источник питьевой воды, который оказался вполне подходящим. Пока они совершали эту небольшую прогулку, на корабль явилась толпа туземцев, пожелавших, видимо, оправдать дурную славу, приписанную им в предыдущих сообщениях Бугенвиля и Кука.

«Один из офицеров, стоявший на шканцах, — рассказывается в отчете, — хотел дать несколько бусин шестилетнему ребенку, находившемуся в одной из пирог, но уронил их в море. Ребенок немедленно бросился в воду и нырял до тех пор, пока не достал их со дна. Чтобы вознаградить его за ловкость, мы бросили ему еще другие мелочи; эта щедрость соблазнила многих мужчин и женщин, которые стали нас развлекать, проявляя исключительную подвижность в воде. При виде того, как они свободно держались на волнах, демонстрируя изумительную гибкость, мы готовы были принять их за земноводных животных».

Однако таитян, поднявшихся на палубу, уличили в краже различных вещей. Один из них, большую часть дня остававшийся в каюте Кука, поспешил затем прыгнуть в море, и командир, возмущенный таким поведением, дал два выстрела над его головой. В шлюпку, посланную для поимки пирог с ворами, как только она приблизилась к берегу, полетели камни, и пришлось выстрелить из пушки, чтобы заставить нападающих отступить. Эти враждебные столкновения не имели последствий; туземцы как ни в чем не бывало вернулись на корабль. Кук узнал от них, что большая часть его старых друзей из окрестностей Матаваи погибла в битве, происшедшей между жителями двух полуостровов.

Офицеры совершили много экскурсий по острову; Форстер, движимый страстью к ботаническим исследованиям, участвовал во всех прогулках. Во время одной из них ему представился случай наблюдать, как таитянки выделывают ткани.

«Едва мы прошли несколько шагов, — рассказывает он, — как услышали доносившийся из леса шум. Идя на звук, мы добрались до маленького навеса, где пять или шесть женщин, сидевших по обе стороны длинной четырехугольной колоды, колотили по волокнистой коре тутового дерева, выделывая из нее ткань. Они пользовались для этой цели четырехугольным куском дерева с продольными и поперечными бороздами; образуемая ими сетка была различной частоты на разных сторонах. Женщины на несколько секунд прекратили работу, чтобы дать нам возможность осмотреть кору, колотушку и бревно, служившее им столом; они показали нам также в скорлупе большого кокосового ореха какую-то клейкую жидкость, которой они время от времени пользовались для склеивания кусков коры. Эта жидкость, полученная, насколько мы поняли, из растения hibiscus exculentus[109], совершенно необходима при изготовлении огромных полотнищ ткани, имеющих иногда два-три аршина в ширину и пятьдесят аршин в длину и состоящих из кусочков очень тонкой древесной коры… На работавших женщинах была старая, рваная, грязная одежда, а руки у них были очень загрубелые и мозолистые».