День египетского мальчика - Матье Милица Эдвиновна - Страница 24

Я провел много лет, и мои дети стали силачами, каждый из них — повелитель своего племени.

Посол, направлявшийся на север или на юг к столице, гостил у меня, ибо я оказывал гостеприимство всем. Я давал воду жаждавшему, ставил заблудившегося на дорогу, спасал подвергавшегося нападению.

Любая страна, против которой я делал набег, бывала изгнана со своих пастбищ и колодцев; я угонял ее стада и уводил ее жителей, отнимал их пищу, убивал в ней ее людей — моей сильной рукой, моим луком, моими нашествиями, моими искусными замыслами.

Пришел однажды силач страны Ретену, вызвал он меня из моего шатра. Он был сильнейшим, не было подобного ему. Он сказал, что будет биться со мной, он думал победить меня, он замышлял увести мои стада, по совету своего племени.

В течение ночи я натянул свой лук, испытал свои стрелы, вынул свой кинжал и вычистил свое оружие. Когда рассвело, он пришел ко мне. И я стал рядом с ним.

Все сердца горели за меня. Женщины и мужчины кричали. Все сердца болели за меня, они говорили:

«Неужели есть другой силач, чтобы биться с ним?»

И вот его щит, его боевой топор, пучок его дротиков упали после того, как я избежал его оружия и дал его стрелам миновать меня. Когда их не осталось, один пошел на другого.

Он бросился на меня. Я выстрелил в него, и моя стрела застряла в его шее. Он завопил и упал ничком. Я его поразил его же собственным боевым топором и издал свой победный клич на его спине. Каждый азиат закричал, а его слуги оплакивали его. Князь Амуэнши обнял меня.

Я унес его вещи, угнал его скот. То, что он замышлял против меня, я сделал против него.

Я захватил то, что было в его шатре, опустошил его двор.

Обо мне сказали величеству царя Верхнего и Нижнего Египта Сенусерту, о положении, в котором я нахожусь. И вот его величество послал ко мне указ с подарками… Этот указ дошел до меня, когда я стоял посреди своего племени. Он был мне прочитан, и я упал на живот, коснулся почвы и провел ею по своим волосам. И я ходил кругом по двору, радуясь и говоря:

«Как же прекрасно это для твоего слуги, сердце которого увлекло его в чужую страну!..»

Мне было позволено провести день в стране Иаа для передачи моих вещей моим детям. Мой старший сын встал во главе моего племени, и все мое имущество в его руке, и моя челядь, и мой скот, и мои плоды, и все мои плодовые деревья.

Я отправился на юг. Начальник, который был там во главе пограничников, послал посольство в столицу, чтобы дать знать.

Тогда я отправился и поплыл, пока не достиг города Иттауи[31]. И когда рассвело и настало утро, пришли и позвали меня. Десять человек сопровождало меня ко дворцу.

Я коснулся лбом земли между сфинксами. Царские дети стояли в воротах, встречая меня, и семеры, допущенные в зал, указали мне путь к Залу Приемов.

Я нашел его величество на великом троне, и я распростерся на животе и не помнил себя перед ним. Этот бог обратился ко мне милостиво, а я был подобен человеку, которого схватили в темноте: моя душа ушла, мое тело дрожало, моего сердца не было в моем теле, и я не мог отличить жизнь от смерти.

Его величество сказал одному из семеров:

«Подними его, пусть он говорит мне».

Приказали привести царских детей, и его величество сказал царице:

«Вот Синухет пришел, подобный азиату!»

Она издала громкий крик, и царские дети вскрикнули вместе. Они сказали его величеству:

«Воистину это не он, о царь, владыка наш!»

И сказал его величество:

«Это действительно он!»

Годы были сброшены с моего тела, я был выбрит, мои волосы причесаны. Я вернул пыль пустыне и оделся в мягкую ткань и умастился прекрасным маслом, а ночью спал на кровати.

Мне был дан дом начальника, как подобает начальнику округа, каким владеет семер. Над ним трудилось много строителей, и вся деревянная отделка в нем была сделана заново.

Мне ежедневно приносили пищу из дворца, по три и даже по четыре раза, кроме того, что давали царские сыновья без промедления.

Мне построили каменную гробницу посреди гробниц.

Каменщики, которые строят гробницы, разметили ее основания; начальники живописцев ее расписали. Все вещи, которые ставятся в склеп, были исполнены для нее.

Для меня были назначены заупокойные жрецы и сделан мне погребальный сад и поля в нем пред моим городом, как делают для главного семера. Моя статуя была обложена золотом. Это его величество приказал ее сделать.

И я был в милостях у фараона, пока не пришел день погребения.

Из «Поучения Ахтоя»

Начало поучений, сделанных человеком, по имени Ахтой, сын Дуау, его сыну, по имени Пепи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу.

И он ему сказал:

— Обрати же твое сердце к книгам… Смотри, нет ничего выше книг!.. Если писец имеет должность в столице, то он не будет там нищим… О, если бы я мог заставить тебя полюбить книги больше, чем твою мать, если бы я мог показать перед тобой их красоты!

Это лучше всех других должностей. Когда писец еще ребенок, уже его приветствуют. Его посылают для исполнения поручений, и он не возвращается, чтобы надеть передник.

Я не видывал скульптора посланником или ювелира посланным, но я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были как кожа крокодила, и он пахнул хуже, чем рыбья икра.

Каждый ремесленник, работающий резцом, устает больше, чем земледелец. Его поле — дерево, его орудие — металл. Ночью, когда он свободен, он работает больше, чем могут сделать его руки. И ночью он зажигает свет.

Каменотес ищет работу по всякому твердому камню; когда же он кончает, его руки падают, и он утомлен. И так он сидит до сумерек, и его колени и спина согнуты.

Брадобрей бреет до вечера… Он бродит с улицы на улицу, чтобы найти кого побрить; он напрягает свои руки, чтобы наполнить свой желудок, подобно пчелам, проедающим свои труды.

Я расскажу тебе еще о строителе стен. Он постоянно болен, так как предоставлен ветрам… Все одежды его — лохмотья… моется он только один раз… а хлеб он отдает домой; избиты, избиты его дети…

У земледельца вечная одежда… Устает он… и спокойно ему так, как спокойно кому-нибудь под львом. Он постоянно болеет…

Ткач — внутри дома… его ноги — на его желудке[32]. Он не дышит воздухом. Если он за день не выработает достаточно тканья, он связан, как лотос на болоте. Он дает хлеб привратнику, чтобы он мог увидеть свет…

Когда посланец уходит в чужую страну, он завещает свое имущество своим детям из-за страха перед львами и азиатами. И если он вернулся в Египет, едва он достиг сада, едва он достиг своего дома вечером, как вновь ему надо идти.

У красильщика пальцы издают зловоние, как от дохлой рыбы… его рука не останавливается.

Сандальщику совсем плохо, он всегда нищенствует. Ему так же спокойно, как спокойно кому-нибудь среди дохлых рыб… Он жует кожу[33].

Прачечник стирает на берегу рядом с крокодилом… Не спокойное это занятие… Ему говорят: «Если ты опоздаешь принести, будут избиты твои губы…»

Я расскажу тебе еще о рыбаке, ему достается хуже, чем во всякой другой должности. Смотри, разве он не работает на реке вперемешку с крокодилами?..

Смотри, нет должности, где не было бы начальника, кроме должности писца, ибо он сам — начальник.

Если кто знает книги, то ему говорится: «Это для тебя хорошо!» Не так с занятиями, которые я тебе показал… Не говорят писцу: «Поработай для этого человека!»

Полезен для тебя день в школе, работы в ней вечны, подобно горам.

Из «Жалоб Ипувера»