Столетний старец, или Два Беренгельда - де Бальзак Оноре - Страница 7

— Уж лучше бы мне очутиться перед двенадцатипушечной батареей, чем здесь! — прошептал Смельчак.

— Да и мне тоже!.. — ответил Беренгельд, вытирая слезы.

— Неужели он действительно убил несчастную девушку, а тело спрятал в мешок? — спросил старый солдат.

— Тише!.. — произнес генерал, прикладывая палец к губам.

В самом деле, предупреждение было не лишним: старик вернулся, подобрал плащ, закутался в него и зашагал по аллее Граммона. Однако прежде он внимательно осмотрел то место, откуда исчез его таинственный мешок, и из его мертвых глаз выкатилось несколько слезинок. Такое проявление чувств поразило Смельчака: на миг ему даже показалось, что старец опечален и раскаивается в содеянном. Но когда тот резко выпрямился, от его печали не осталось и следа.

В облике старца вновь исчезло то неуловимое, что сближало его с людьми, осталось только необычное, противопоставлявшее его всем прочим человеческим существам. Старик был иным, он принадлежал к запредельному миру, тому самому, достигнув границ которого человеческий разум остановился и излил свое бессилие в чеканной формулировке: Nec plus ultra[1].

При мысли о гибели Фанни отчаяние вновь охватило Беренгельда; горе его было так велико, что душа генерала не выдержала тяжкого бремени, и он потерял сознание. Растерянный Смельчак не знал, что и думать, увидев, как генерал упал замертво, сраженный страшным зрелищем, свидетелем которого стали они оба.

Спохватившись, отважный воин быстро привел своего командира в чувство, помог ему встать и, словно заботливый отец, обхватил его за плечи и повел на вершину холма. Оттуда они увидели, как исполинский старец уверенным шагом направляется к Туру. Жест, сделанный генералом в сторону старика, дал понять денщику, какое необоримое отвращение испытывал Беренгельд к этому человеку.

— Не волнуйтесь, генерал, он свое получит! — желая успокоить Туллиуса, произнес Смельчак.

Беренгельд в сомнении покачал головой: у него не было никакой уверенности, что человеческое правосудие способно справиться с загадочным старцем.

— А вы уверены, что девушка мертва? — спросил Смельчак, угрюмо и сосредоточенно глядя на генерала. Обычно бывалый воин смотрел так, когда хотел скрыть свое волнение.

Туллис не ответил, а лишь печально развел руками. Воцарилась тишина; почувствовав, что глаза его увлажнились, Смельчак воскликнул:

— Уйдемте отсюда, генерал, а то меня совсем развезет! А ведь я не плакал, даже когда у меня на руках умер старик Лансень… Уйдем отсюда…

Внезапно ветер донес до них стук колес. Вглядевшись в едущие по дороге фургоны, Смельчак узнал хозяйственные повозки их полка; следом за ними медленно катил экипаж Беренгельда. Гренадер поспешил вниз, остановил карету генерала и приказал сидевшему на козлах солдату свернуть с дороги и подъехать к самому подножию холма. Затем он направился к Беренгельду, сидевшему на камне в ожидании его возвращения; генерал чувствовал себя совершенно разбитым, так что денщику пришлось помочь ему подняться.

Беренгельд шел медленно, каждый шаг давался ему с большим трудом; однако он не отрывал взора от старца, величественно шествовавшего по дороге, ведущей прямо к Железным воротам города Тура. Спустившись с холма к ожидавшей его карете, Туллиус бросил прощальный взор на камень, возле которог Фанни поведала ему свою историю. Внезапно ему почудилось, что в траве что-то блеснуло: он бросился туда и увидел ожерелье, еще недавно украшавшее шею несчастной девушки. Он поднял его и положил в карман; затем в последний раз окинув взором мирные прибрежные луга, реку Шер, холм Граммона, вход в пещеру и поросший кустарником склон, он задумчиво побрел к своему экипажу. Кучер хлестнул коней, и они, рассекая воздух, понеслись вскачь, звонко стуча копытами по брусчатке. Вскоре карета поравнялась со старцем, передвигавшимся так медленно, что перемещение его не было заметно. Вид у него был суровый и величественный, как если бы он двигался навстречу бессмертию; и каждому было ясно, что никто не может помешать ему идти предначертанным свыше путем. Когда карета настигла его, он не только не посторонился, но даже не обернулся. Колесо задело его плащ, но он, казалось, вовсе не заметил этого: стук копыт словно бы и не долетал до его слуха.

Проезжая мимо таинственного незнакомца, генерал и его денщик, не сговариваясь, взглянули на него и снова были поражены странным обликом старика. На этот раз им удалось уловить в его внешности нечто новое, чего в ней не было, когда они впервые увидели его. И это новое вновь повергло Беренгельда и Смельчака в изумление.

Когда незнакомец впервые появился у входа в Дыру Граммона, глаза его светились красноватым светом, напоминающим отблески догорающего костра; теперь же костер бушевал, ветер раздувал его пламя, и взор этих горящих глаз внушал неподдельный ужас. Генерал и Смельчак молча переглянулись, а когда карета изрядно обогнала незнакомца, Смельчак спросил хозяина:

— Как вы думаете, генерал, не может ли это быть тот самый призрак, о котором моя тетка Лаградна и мой дядюшка Бютмель часто рассказывали в замке Беренгельдов? Появление его вызывало столько толков в деревне!

Генерал, по-прежнему пребывавший в сильном волнении, ничего не ответил; погруженный в свои мысли, он молчал, а денщик не осмелился нарушить воцарившуюся тишину.

В молчании они подъехали к Туру.

Въезд в город преграждали великолепные чугунные ворота: они были поставлены на том самом месте, где в те времена, когда городские стены одновременно служили крепостью, находился подъемный мост. По обе стороны решетки сохранились остатки оборонительных сооружений, а вправо и влево от нее шли широкие рвы. Перед воротами, на тех местах, где раньше стояли сторожевые башни, теперь красовались будки городской таможни.

Возле ворот сидели двое простолюдинов в грубой одежде. Заслышав шум колес, они встали, бросились навстречу карете и преградили ей путь. Отпечаток таинственности, лежавший на их лицах, странные телодвижения, энергичные взмахи руками — все это возбудило любопытство Смельчака. И хотя препятствие в лице незнакомцев было легко устранить, он решил не спускаться с козел, чтобы отшвырнуть их прочь. Положив руку на эфес сабли и подкрутив усы, он с важным видом воззрился на них, словно прокурор, намеревающийся приступить к дознанию.

Последовав примеру Смельчака, кучер тоже подкрутил усы и, окинув вопрошающим взором странную пару, натянул вожжи. Мчавшиеся во весь опор кони резко остановились: генерал ощутил сильный толчок, выведший его из состояния оцепенения. Приоткрыв дверцу кареты, он высунулся, чтобы узнать, в чем причина столь стремительной остановки.

Но прежде чем кучер успел отъехать в сторону, один из незнакомцев схватил лошадей под уздцы, поэтому Смельчаку все же пришлось спрыгнуть на землю и, схватив наглеца за шиворот, хорошенько его встряхнуть; затем, привычно выругавшись, бравый воин безотлагательно приступил к допросу.

— Сержант, — взмолился приятель назойливого оборванца, — мы — честные работники мануфактуры г-на Ламанеля. Нас очень беспокоит участь одной молодой особы, которую вы, коли вы едете со стороны холма Граммона, непременно должны были встретить. Мы просто хотели расспросить вас о ней.

Сочтя объяснения рабочего удовлетворительными, Смельчак выпустил его воротник и произнес:

— Ну что ж, спрашивайте, ибо вы не ошиблись, и мы действительно едем от самого подножия скалы Граммона.

— Не встретилась ли вам дорогой, — вступил в разговор второй рабочий, — молодая девушка в перкалевом платье с красным поясом? Вокруг головы у нее была повязана шаль на манер тюрбана, и…

— Да, мы ее видели, — резко ответил гренадер.

При этом ответе взволнованные лица работников мануфактуры озарил поистине неземной восторг, они переглянулись, без слов поздравляя друг друга с радостной вестью.

Прислушавшись к разговору, генерал подозвал Смельчака. Затем денщик сделал знак обоим мужчинам приблизиться к дверце кареты; задав одному из них несколько вопросов, Беренгельд убедился, что перед ним был человек, рассказавший Фанни о чародее-старике.