Проклятый - Мастертон Грэхем (Грэм) - Страница 53

— Есть ли какие-то известия? — спросил я его. — Чувствует ли себя Констанс лучше? Ты видел ее?

— Да, — ответил он. — Я видел ее.

— Ну и что?

— Теперь ей конечно же лучше.

Я хотел сказать ему что-то утешительное, но в то же мгновение осознал, что его голос звучит как-то неестественно, плоско и беззвучно, как будто бы он не говорил правду.

— Уолтер, — повторил я.

Неожиданно он схватил меня за руку и изо всех сил сжал ее.

— Ты опоздал, — сказал он. — Она умерла каких-то двадцать минут назад. Обширные повреждения черепа вследствие интенсивного холода. Не говоря уже о потрясении и физических повреждениях глаз и лица. Собственно, почти и не было никаких надежд.

— О Боже, Уолтер, мне так неприятно.

Он глубоко зачерпнул воздуха и вздохнул с грустью.

— У меня немного кружится в голове. Мне дали что-то для успокоения. Но все это так измучило меня, что у меня ни на что нет сил.

— Хочешь, чтобы я отвез тебя домой?

— Домой? — он вопросительно посмотрел на меня, как будто перестал понимать значение этого слова. «Дом» для него был лишь зданием, полным вещей, которые уже никому не принадлежат. Висящие рядами платья, которых уже некому одевать. Стоящие шеренгами туфли, хозяйка которых уже никогда не появится. Да и что делать одинокому мужчине с кучами косметики, рейтузов и бюстгальтеров? Наиболее же болезненное переживание после неожиданной смерти жены, как я сам убедился, это наведение порядка в ванной. Даже похороны — это мелочь в сравнении с уборкой ванной. Я стоял над корзиной для мусора, полной бутылочек от лака для ногтей, шампуня для волос, и выплакивал себе глаза.

— Ты не должен себя за это винить, — заговорил Уолтер. — Ты предупреждал меня достаточно выразительно. Мне просто как-то казалось… казалось, что Джейн будет дружелюбно настроена. По крайней мере к матери.

— Уолтер. Я ее видел позже. Она и меня пыталась убить. Это не Джейн, именно от этого я предостерегал. Это не та Джейн, какую мы оба знали. Она теперь в определенной мере подчинена, понимаешь? Пока она не найдет следующей жертвы, чтобы накормить ту мощь, во власти которой она очутилась, ее душа никогда не узнает покоя.

— Мощь? Какая мощь? О чем это ты говоришь?

— Уолтер, — заявил я. — Это не соответствующее место и не соответствующее время. Я отвезу тебя домой, хорошо? Поспишь, а завтра мы обо всем поговорим.

Уолтер взглянул через плечо в сторону помещения, где, видимо, лежала Констанс.

— Она там? — спросил я, а он кивнул.

— Я не должен ее оставлять, — сказал он. — Это же беспорядок.

— Ты не оставляешь ее, Уолтер. Ее уже нет.

Он довольно долго молчал. Каждая морщина на его лице выглядела так, будто была наполнена пеплом. Он был так вымотан и ошеломлен наркотиком, что еле держался на ногах.

— Знаешь что, Джон? — заговорил он. — У меня нет теперь никого. Ни сына, ни дочери, ни жены. Вся моя семья, все, кого я любил и с которыми хотел провести остаток жизни, все они ушли. Остался только я. Мне даже некому остаток в наследство мои золотые часы.

Он подтянул манжету, снял часы и поднял их вверх.

— Что случится с этими часами, когда я умру? Знаешь, Констанс сказала, чтобы я выгравировал на них мое имя. Она сказала: «Однажды твой праправнук наденет эти часы, посмотрит на имя, выгравированное сзади на крышке, и будет знать, откуда он родом и кто он есть». И знаешь что? Такого парня никогда не будет.

— Успокойся, Уолтер, — сказал я ему. — Я только поговорю с врачом и тут же поедем, я отвезу тебя домой.

— Ты… возвращаешься туда сегодня? На Аллею Квакеров?

— Останусь с тобой, если хочешь.

Он сжал губы, потом медленно кивнул.

— Хотел бы. Если это не доставит тебе хлопот.

— Никаких, Уолтер. Честно говоря, только рад, что есть предлог не возвращаться туда сегодня.

Мы вышли из госпиталя и пошли через паркинг к моей машине. Уолтер дрожал на вечернем ветру. Я помог ему сесть, а потом мы поехали через пригороды Салема и свернули на юг, в сторону Бостона и Дедхэма. Во время поездки Уолтер почти не говорил, только смотрел через окно на проезжающие автомобили, на дома и деревья. Уже наступала ночь, первая за тридцать восемь лет, которую он проведет не с Констанс. Когда мы приближались к Бостону, огни самолетов, идущих на посадку аэропорта Логана, выглядели такими одинокими, как никогда раньше.

Дом в Дедхэме принадлежал семье Бедфордов уже четыре поколения и переходил от отца к сыну. Хотя Уолтер и его отец оба работали в Салеме, они оставили себе эту старую резиденцию в Дедхэме, взирая на традиции. В течение нескольких лет отец Уолтера снимал также небольшую квартирку недалеко от центра Салема, но Констанс уперлась рогами, чтобы Уолтер ежедневно ездил на работу за двадцать пять миль, особенно когда мать Уолтера тайно информировала ее на похоронах своего мужа, что отец Уолтера водил в квартирку в Салеме «бабенок», и что под кроватью была обнаружена огромная гора использованных презервативов.

ЭТо был большой колониальный дом, стоящий на семи акрах земли. Сорок один акр, вначале принадлежащие семейству Бедфордов, были распроданы строительным подрядчикам. Покрашенное в белое здание с покатой пятиступенчатой крышей стояло на конце крутой аллеи, обсаженной кленами, и выглядело осенью так живописно, что было трудно поверить, что в этом здании кто-то живет. Помню, какое оно произвело на меня впечатление, когда Джейн впервые привезла меня сюда. Я подумал, что для семьи Бедфордов было бы значительно лучше, если бы в то утро я развернулся и уехал назад, в Сент-Луис, не задерживаясь в пути ни на минуту; тогда я не принес бы им тех трагедий, какие свалились на них в течение последних нескольких недель, и тех ужасов, которые их еще ожидали.

Я запарковал машину у передних дверей и помог Уолтеру выйти. Он подал мне ключи, а я открыл дверь. В доме было уже тепло: Бедфорды оставили центральное отопление включенным еще прошлым вечером, поскольку, выходя из дома, собирались вскоре вернуться. Первое, что я увидел, когда включил свет, были очки Констанс, лежащие на лакированном столике, в том же месте, где она оставила их менее двадцати четырех часов назад. Я отвернулся и заметил свое собственное перекошенное лицо в круглом позолоченном зеркале. Уолтер, стоя за мной, выглядел серо и чуждо.

— Задание номер один, это тройное шотландское, — обратился я к Уолтеру. — Садись себе в салоне и сними ботинки. Расслабься.

Уолтер очень старательно повесил свой плащ в шкаф, затем вошел за мной в просторный салон с навощенным полом цвета меда, персидскими коврами и традиционной мебелью XIX века. Над большим камином висела масляная картина, изображающая графство Саффолк в давние времена, до появления домиков для уик-энда, строительного треста «XXI век» и автострады Массачусетс. На полке над камином стояла коллекция фигурок из дрезденского фарфора, принадлежащая, несомненно, Констанс.

— Чувствую себя ужасающе отупевшим, — заявил Уолтер, с трудом садясь в кресло.

— Ты еще какое-то время будешь отупевшим, — предупредил я его. Я налил две большие порции виски из тяжелого хрустального графина и вручил одну из них ему. — Это твой ум защищает тебя от последствий потрясения.

Уолтер повертел головой.

— Знаешь, все еще не могу в это поверить. Постоянно думаю о прошедшей ночи, когда появилась Джейн, и мне кажется, что это был какой-то ужас, который я видел по телевизору. Что этого на самом деле даже не могло быть.

— Все дело в том, что ты считаешь реальностью, — ответил я, садясь напротив него и придвигая кресло немного ближе.

Уолтер посмотрел на меня.

— Разве она всегда там будет? Я говорю о Джейн. Разве она всегда будет духом? Разве ей никогда не суждено вечного покоя?

— Уолтер, — сказал я. — Это как раз один из тех вопросов, о которых я хотел бы с тобой поговорить. Но не сейчас. Подождем до завтра.

— Нет, — начал противоречить Уолтер. — Поговорим еще сейчас. Хочу все это продумать. Хочу об этом думать и думать, пока не измучусь и уже не смогу об этом думать.