Колодцы ада - Мастертон Грэхем (Грэм) - Страница 23

— Да, сэр, — сказал Уильямс.

— Шериф, — вставил я. — Надо учесть еще одну вещь.

— Что еще? — спросил Картер, беря бумаги со стола.

— Ну, знаете, от Шермана до станции Вамингтон несколько миль, и мне удивительно, как Джимми и Элисон могли среди дня пройти такое расстояние, и их никто не увидел.

— Ну и? — потребовал Картер, которому не терпелось поехать в ночь с оружием, собаками и помощниками.

Я оглядел комнату. Полицейским и помощникам явно уже хватило моей болтовни на сегодня, и я поколебался секунду, прежде чем начать. Их лица были суровыми и выжидающими.

— Я хочу сказать, что убить девушку мог этот Карлен, — тихо сказал я. — Он был ближе к Вамингтону, так ведь. И он не слышал о запрете на питье воды.

— Я спросил тетку, пил ли он воду, — сказал Картер без всякого выражения в голосе. — Она сказала, что, насколько она знает, он не пил.

— Насколько она знает? А насколько?

— Я не знаю, Мейсон. А сейчас мне лучше поехать поискать Джимми и Элисон, чем выяснять, пил ли чей-то беглый племянник воду.

— Но это мог быть он, — настаивал я. — Это мог быть Карлен, так же как и Джимми с Элисон. На самом деле это более вероятно, потому что он был ближе. Карлен тоже мог превратиться в краба.

Картер вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Хорошо, Мейсон, я верю тебе. Карлен, возможно, тоже изменился. Если это так, мои люди найдут его. Но сейчас, я думаю, важнее поймать Джимми и Элисон, пока их след не остыл.

— Ладно, — сказал я ему. — Но полегче. Во что бы там они ни превратились, я не хочу, чтобы их убили. По-моему, Элисон уже досталось. Дэн Керк выручил меня с помощью моего 120— сантиметрового гаечного ключа, и он сказал, что слышал, как ее панцирь хрустнул.

Картер кивнул. Один из помощников сказал прерывающимся голосом:

— Бред, полный бред.

Но Картер сказал:

— Без комментариев. Пойдемте найдем их.

Возглавляемые спешащим Картером, помощники вышли из здания и поехали на поиски Джимми и Элисон.

Я оставался на месте, слушая, как звонят телефоны и хлопают двери, как орут репортеры, пытаясь взять интервью у Картера. Потом все умолкло, кроме звонящих телефонов, да и те попритихли, когда репортеры принялись звонить в свои агентства. В захламленной, опустевшей конторе Картера пахло застоявшимся сигаретным дымом и потом.

Я услышал, как скрипнула вращающаяся дверь, протопали ноги по коридору; появился Дэн Керк. Постояв около двери немного и прижимая платок к лицу, он сказал:

— Что случилось? Картер вылетел как ошпаренный.

— Они уехали искать Джимми и Элисон.

— Ты им рассказал?

— Конечно, рассказал. Пришлось. Они опасны не только для других, но и для себя. По крайней мере, когда Картер поймает их, у них будет шанс.

Дэн осторожно взглянул на меня.

— Ты хочешь дать им шанс? Ты не думаешь, что им лучше умереть?

Я пожал плечами.

— Я не знаю. Они когда-то были моими друзьями, не так ли? Может быть, их можно вернуть в исходное состояние. Человеческое. И если это возможно, я не хочу быть ответственным за их убийство.

— Ты не несешь ответственности, — сказал Дэн. — Ты здесь.

Я кисло взглянул на него.

— Черт возьми, Дэн, — сказал я ему. — Мы все несем ответственность. Ты не слышал разве: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»?

— Я никогда не слышал о любви к омару, — сказал он мягко.

Я вышел из кабинета Картера и закрыл дверь. Мы молча прошли по коридору и, толкнув дверь и выйдя в холл, увидели, что там почти никого не было, за исключением телетехника, убиравшего юпитеры в холодном безмолвии ночного воздуха.

— Они не омары, Дэн, — сказал я тихо. — И это главная ошибка Картера и его людей. Они люди. Они в чешуе, они агрессивны и опасны, но они люди. Они могут говорить и думать, как люди. Они, конечно, другие, но все же люди. Нам нужно узнать, что они за люди.

Дэн сказал с несчастным видом:

— Ты серьезно думаешь, это возможно?

Я стоял на ступеньках и смотрел на свой побитый и слегка поломанный «Кантри Сквайр».

— Нет, — сказал я. — Но попытаться, черт побери, стоит.

Я ехал обратно в Нью-Престон на спокойной скорости десять миль в час. Холодный ветер дул сквозь разбитое ветровое стекло, и глаза у меня слезились так же, как когда я смотрел «Чудо на Пятьдесят четвертой улице». Шелли с тихой ненавистью относился к неожиданному холоду и, свернувшись на полу под передним сиденьем, сердито подставляя мех к рефлектору. Холод был для него хуже всего. Я сомневался, что он меня когда-нибудь простит. Но мне это было в общем-то безразлично. Он был всего лишь котом, и моя вина была только в том, что иногда я обращался с ним как с человеком.

Путь домой на такой скорости занял почти двадцать минут. Но наконец я все-таки свернул на подъездную дорогу и подъехал к двери. Я вытащил из сарая изношенный чехол, накинул на переднюю часть «Кантри Сквайра» на случай, если будет дождь, и устало пошел к двери. Шелли поплелся следом, с вздыбив шерсть и презирая всех и вся.

В доме было почти так же холодно, как и на улице, бревно в очаге почти догорело, а поленница была пустой, что обещало прогулку на задний двор за дровами. Я печально и даже как-то одиноко отгреб золу в сторону и смял несколько номеров «ТВ-гида» для растопки. Потом запер боковую дверь и вышел в холод и мрак заднего двора.

Я не знаю, бывали ли вы в Коннектикуте поздней осенью, но поверьте на слово, она мрачна и холодна. Холодная сырость заставляет вас держаться поближе к огню и бутылке «Джека Дэниела» и ничего не делать, вперившись в телевизор, даже если показывают что-нибудь вроде «Гонг шоу». Мороз, конечно, не такой трескучий, как в Нью-Хемпшире или Вермонте, но достаточно сильный для того, кто привык жить во Флориде. К тому времени, когда я добрался до дров, изо рта у меня валил пар и меня трясло, как Боба Кратчита накануне Рождества — короче, я оказался абсолютно не подготовлен к тяжеловесному потрескиванию в деревьях, говорившему о том, что там кто-то есть.

Я остановился и прислушался, держа в руках охапку дров. Потрескивание послышалось опять, потише, но отчетливо. Это были не листья, падающие с деревьев. Это были не барсук и не собака. Это было что-то большое и тяжелое, как человек, и это что-то кружило вокруг моего дома.

Мое сердце учащенно забилось; давление, наверное, тоже подскочило, но у меня не было времени или желания мерить его. С широко открытыми глазами я осторожно и медленно пошел к дому, надеясь, что кто-то или что-то не надумает перекрыть мне дорогу к полуоткрытой боковой двери. Она была метрах в пятнадцати от меня, и свет, струившийся из комнаты, был аппетитным и гостеприимным, как головка хорошего висконсинского сыра.

Казалось, прошли часы, прежде чем я достиг безопасной комнаты. Но я все же достиг ее и закрыл за собой дверь, а передо мной сидел Шелли, нетерпеливый, как обычно. Я свалил дрова на решетку камина и сказал ему:

— В следующий раз ты пойдешь за дровами. Снаружи слишком страшно для меня.

Шелли дернул ушами и ничего не ответил. Я поставил дрова домиком и поджег рваные «ТВ-гиды». Скоро запылал, потрескивая, огонь, и я смог пойти в столовую и налить себе бурбона. Приходится признать, что первый бурбон я выпил, стоя у столика, а на обратном пути налил себе еще на три пальца. Но я не думаю, что кто-нибудь меня осудит. После общения с Джимми и Элисон и после ужасных звуков снаружи каждый бы поддался искушению черпать храбрость в квадратной бутылке с черной этикеткой.

Посидев немного у огня, пытаясь отогреться, я попробовал дозвониться Рете. В лаборатории не отвечали, не отвечал и ее домашний номер, и я подумал, что она опять гуляет с Поросенком Пэкером. Мне захотелось дать ему в зубы. Сильнее всего я хотел, чтобы сейчас рядом со мной была Рета, свернувшаяся калачиком перед огнем и одетая предпочтительно во что-нибудь неофициальное. Мне хотелось, чтобы передо мной была теплая и успокаивающая перспектива ночи вместе, но меня, похоже, ожидала одинокая и холодная ночная кутерьма. Я снял бейсболку и достал сигару, изучив перед тем, как зажечь ее пластиковый наконечник. Может быть, Грег Мак-Алистер был прав насчет рака. Может, он был прав во всем. Мысленно я сделал пометку, что утром мне надо будет съездить в Кендивуд за книгой «Легенды Литчфилда».