Томмазо Кампанелла - Горфункель Александр Хаимович - Страница 10

Главный враг Кампанеллы в «Побежденном атеизме» — политическое и нравственное учение флорентийского секретаря. Во всех своих политических сочинениях, в письмах, в теоретических трудах по этике и политике он обличает как «чуму нашего века» макиавеллизм, «основывающий государственный интерес на себялюбии» (25, стр. 26). В послании к Шоппе, которое должно было служить предисловием к «Побежденному атеизму», Кампанелла четко определил, против каких философских и политических воззрений направлена его полемика: «Сущность учения о политической необходимости, которую наш антихристианский век именует государственной необходимостью, заключается в том, чтобы ставить часть выше целого, самого себя выше, чем род человеческий, и выше, чем мир, и выше, чем бога. Эти подлые рассуждения являются порождением себялюбия, немощи и невежества» (25, стр. 100).

Таким образом, опровергаемые в «Побежденном атеизме» воззрения эпикурейцев, аверроистов, лютеран и макиавеллистов не находят соответствий в других произведениях Кампанеллы, в то время как полемика против них пронизывает все его творчество. Более того, даже в «Городе Солнца» (относительно которого никто, кажется, не выдвигал сомнений в адекватности его подлинным взглядам автора) мы не найдем атеистических положений. Солярии «ненавидят… Аристотеля» за учение о вечности мира и «непреложно веруют в бессмертие души», а «о местах наказания и награды в будущей жизни они держатся почти одинаковых с нами воззрений»; их философия в точности соответствует учению Кампанеллы о прималитетах («мощи, мудрости, любви»). Именно в «Городе Солнца» сформулирована мысль о почти полном тождестве «естественной религии» («закона природы») с христианством, «которое не добавляет сверх природных законов ничего, кроме таинств, способствующих их соблюдению», что «служит весьма веским доказательством в пользу христианской религии как самой истинной и той, которая, по устранении злоупотреблений, будет господствовать на всем земном круге… чтобы все народности объединились в едином законе» (5, стр. 109–119).

Углубленный научный анализ философского наследия Калабрийца возможен только на основе всей совокупности его произведений. Как справедливо писал итальянский историк-марксист Н. Бадалони, «суждение Амабиле, который во всей литературной продукции Кампанеллы воспринял лишь аспект лицемерия, нуждается в радикальном пересмотре. И пересмотр этот должен исходить из того, что подлинная мысль Кампанеллы может, учитывая все обстоятельства, быть восстановлена со значительной степенью достоверности путем тщательного чтения его сочинений и изучения постоянно наличествующих в них центральных идей» (90, стр. 285).

Томмазо Кампанелла действительно не был свободен в своих сочинениях и в своей деятельности. Но эта несвобода определялась не влиянием небесных светил и не божественным провидением — недаром ведь Калабриец считал, что поведение человека, его выбор зависят от свободной воли. А волю его не смогли сломить ни неаполитанские тюремщики и палачи, ни римские инквизиторы и богословы. Ни папе, ни императору, ни неаполитанскому вице-королю, ни кардиналу Ришелье не дано было определять ход мысли философа. И если научные воззрения сочетаются в книгах Кампанеллы с астрологическими фантазиями, если сенсуализм приводит его к доказательству бытия божия, если страстная мечта о справедливости и о единстве человечества выражается в миссионерской проповеди, а коммунистическая утопия принимает очертания всемирной теократической монархии, — то лишь потому, что свобода мыслителя была ограничена его эпохой и теми социальными силами, чьи интересы он выражал. Противоречия мировоззрения Кампанеллы определялись противоречиями исторического процесса, и именно в нем следует искать их причину.

Глава 2. Еретик или философ контрреформации?

Признание соответствия подлинным воззрением Томмазо Кампанеллы всех его произведений, отказ от искусственного их деления на «искренние» и являющиеся результатом искусной симуляции не только не снимает проблемы сложности и противоречивости его философии, но, напротив, является единственным условием верного ее решения. При этом возникает гораздо более важная, нежели вопрос об искренности Кампанеллы, проблема эволюции его мировоззрения.

Конечно, можно заранее предположить, что взгляды семидесятилетнего философа, имеющего за плечами долгие годы мучительных раздумий и героической борьбы, не совпадут с первыми прозрениями юноши, вступившего в конфликт со схоластическими традициями доминиканского ордена. Но существенно важно понять, сохранялась ли на протяжении десятилетий основная линия в философии Кампанеллы, можно ли говорить о последовательности и верности его неким главным принципам, лежащим в основе всего дальнейшего развития, или, напротив, эволюция его взглядов привела к радикальному их пересмотру.

8 января 1603 г. неаполитанские инквизиторы после длительного следствия вынесли приговор: уличенный в ереси фра Томмазо Кампанелла приговаривался к пожизненному тюремному заключению. В августе того же года все сочинения мятежного калабрийского монаха вместе с творениями недавно казненного Джордано Бруно были занесены в Индекс запрещенных книг.

Правда, инквизиции случалось казнить и невиновных. Произвол был достаточно частым явлением в практике «святой службы». Но в данном случае, хотя обвиняемый и не признал своей вины, у судей были достаточные основания для вынесения приговора. Из показаний свидетелей вырисовывалась отчетливая картина взглядов главы калабрийского заговора, противоречащих не только правоверно-католическому, но и вообще христианскому мировоззрению. Фра Томмазо говорил, что бог — это природа; он отвергал догмат о троичности божества, отрицал божественность Христа, называя его просто «хорошим человеком» и ставя его в один ряд с другими основателями религий; он не верил ни в ад, ни в рай, ни в бессмертие души, чудеса Христа и Моисея объяснял естественными причинами и натуральной магией и похвалялся, что сам мог бы сотворить не меньшие; он не верил в существование демонов, считал христианство человеческим изобретением, и хотя признавал, что оно лучше других религий, но осуждал существующие в нем суеверия, прежде всего веру в таинство евхаристии; наконец, он собирался основать новый «закон» лучше христианского (79, стр. 421–446).

Так, с несомненностью предстает перед нами если не атеистический, то антикатолический и антихристианский характер проповеди Кампанеллы в период подготовки калабрийского восстания. А между тем именно эти и аналогичные им воззрения опровергает Кампанелла в «Побежденном атеизме». У нас нет оснований сомневаться в достоверности данных инквизиционного процесса о ереси. Правда, следствие велось с пристрастием. Правда, сам Кампанелла обвинений не признал. Правда, многие из свидетелей не внушают доверия: слишком усердно старались одни выгородить себя любой ценой, слишком слабо разбирались другие в теологических и философских тонкостях. Но среди свидетелей есть и такие, в чьей добропорядочности не приходится сомневаться: Маврицио де Ринальдис выдержал 70 часов пыток и не дал нужных следствию показаний; лишь перед казнью, не надеясь уже на спасение, он, будучи искренне верующим человеком, рассказал и о заговоре, и о еретических взглядах Кампанеллы. И много позже другой приговоренный к смерти свидетель, проведший немалое время в одной камере с Кампанеллой, дал аналогичные показания об отрицании троицы и пантеистических воззрениях философа, причем существенно то, что к тому времени следствие о Кампанелле было давно закончено, приговор вынесен и сами инквизиторы уже не нуждались в дополнительных данных (79, стр. 582–591).

Из новейших исследователей один Дж. Ди Наполи отвергает материалы процесса о ереси; он ссылается при этом на заключение адвоката Кампанеллы, в котором действительно приводятся лишь сравнительно незначительные обвинения; но адвокат выступал в процессе о заговоре, а не в инквизиционном процессе о ереси и поэтому не должен был касаться всей совокупности обвинений; второй довод Ди Наполи — относительная мягкость приговора (согласно инквизиционной юрисдикции, Кампанелла, как вторично впавший в ересь, должен был быть приговорен к передаче в руки светских властей, т. е. к смертной казни); но объясняется она не недоказанностью обвинений — в таком случае и пожизненное заключение не должно было иметь места, — а симуляцией безумия. Сам Кампанелла говорил потом, что «если бы он не притворился безумным… то был бы сожжен как еретик» (97, стр. 65–71; 79, стр. 583).