Последний день матриархата - Машков Владимир Георгиевич - Страница 34

Между прочим, какой там очаг, у нас электроплита, огня не видно и не слышно. Но всякий раз, когда папа, обвязав живот маминым передником, священнодействовал у плиты, мне казалось, что я вижу, как пылает огонь в печи, и слышу, как трещат поленья. Кстати, почему я называю передник маминым, если я никогда его не видел на маме?

А когда папа хлопнул дверью, очаг погас и тепло ушло из дома. Мама зябла, куталась в клетчатый плед и жаловалась, что в этом году очень рано перестали топить.

Итак, сейчас мама с утра до вечера будет заниматься моим воспитанием. Правильно, чем маме еще заниматься, как не растить единственного ребенка?

Теперь мама задает мне все свои тысячу и один вопрос, а я должен буду на них ответить. У мамы железный характер – поблажки от нее не жди. Вон как она упорно сидит над своей диссертацией. Да, а как же диссертация? Если мама берется за меня, значит, откладывается диссертация. И наоборот. Мама берется за диссертацию и откладывает меня.

– Мама, а как диссертация? – спросил я вслух.

– Ты важнее любой диссертации, – улыбнулась мама.

Польщенный, что я стою больше диссертации, я не отстал от мамы, пока кое-что не узнал. Мама познакомила с результатами своей работы ученый совет, то есть совет, состоящий из ученых мужей. Мнения ученых мужей разделились. Одни похвалили, но сдержанно, а другие, самые разговорчивые, объявили мамину диссертацию неперспективной, то есть такой, над которой нет смысла работать. Вот почему мама без особого огорчения берет отпуск, чтобы поработать надо мной.

И тут я вспомнил, как однажды мое яркое выступление в мамину защиту спасло ее диссертацию. Тогда мне стукнуло полгода, и мы с мамой были неразлучны. Не могли расстаться не то что на день, а даже на несколько часов.

Мама как раз закончила кандидатскую диссертацию и такую сложную, что никто в нашем городе не мог ее понять, и потому маме пришлось ехать на защиту в столицу. Мама взяла с собой меня. Говорят, что я в то время был млекопитающимся, то есть питался материнским молоком, и потому, мол, не мог обойтись без мамы. Мне кажется, все было наоборот. Без моей помощи маме было бы трудно защититься. Могла ли противостоять ученому совету, состоящему сплошь из жещин, слабая, беззащитная женщина с ребенком на руках?

Как сейчас помню, сражалась мама отважно, отбивая все наскоки. И уже ученые мужи должны были склонить голову перед мамой и признать свое поражение, когда один самый въедливый задал маме каверзный вопрос. Мама на минутку задумалась. И тогда вместо мамы ответил я. По свидетельству современников, я вопил благим матом. Совет ученых мужей был сломлен, смят, повержен, разбит наголову. Ни у кого больше не возникало никаких вопросов. И все наперебой поздравляли маму с успешной защитой.

Правда, злые языки утверждают, будто орал я не потому, что защищал маму и ее диссертацию, а потому, что наступило время кормления и по зову инстинкта я требовал пищи. Ну что можно ответить на эти обвинения? Есть люди, которые во всем видят только плохое.

Как бы там ни было, но четырнадцать лет назад я помог маме защитить диссертацию. А сейчас, когда маме трудно, мы с папой бросили ее на произвол судьбы. Папа пустился в бега, и я пустился во все тяжкие. Да, мужчины – опора женщины… Надо что-то предпринять.

Я не успел ничего придумать, как к нам в дверь позвонили. Я открыл – на пороге стоял сияющий Наташин отец.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он и позвал меня и маму. – Пойдемте ко мне, у меня для вас сюрприз.

Я догадывался, какой сюрприз меня ждет. Я увижу Наташу.

Мы поднялись наверх. Из распахнутой двери доносилась музыка.

В хорошо мне знакомой комнате танцевала Наташа в длинном платье. Я глядел на девочку и не мог проронить ни слова. Ее мама сказала правду – Наташа изменилась. Она стала еще прекраснее.

На Наташу с любовью и с удивлением пялили со стены глаза мотоциклисты, боксеры, хоккеисты. Они узнавали и не узнавали девочку.

– Она вернулась! Сама вернулась! – отец ликовал, как маленький.

– Добрый вечер, – поздоровалась Наташа, продолжая танцевать.

– Привет, – наконец, открыл рот и я.

– Магнитофон – подарок Наташе по случаю возвращения, – объяснил моей маме Наташин отец и задергался в такт музыке. – Танцуйте, что вы стоите?

Мама сбросила плед на тахту и пустилась в пляс. Я тоже задрыгал ногами рядом с Наташей. Хорошие сейчас танцы – каждый выпендривается как хочет.

И только сейчас я заметил в комнате постороннее лицо. Если говорить откровенно, это лицо мне было очень даже хорошо знакомо, потому что это был Саня. Но прежде Саня, как говорили в старину, не был вхож в дом. А сейчас он почетный гость, имеет заслуги перед Наташиным отцом – привез блудную дочь.

Саня танцевал своеобразно. То ли делал зарядку, наклоны влево и вправо, приседания, то ли плясал.

Я погрозил ему кулаком, мол, ответишь за то, что увез Наташу. Саня жестами показал, мол, попробуй сам свяжи Наташу; интересно, что у тебя получится.

Я знал – ничего не получится. Никто не заставит Наташу поступить против ее воли. Она сама вернулась к отцу и оставила мать точно так же, как пять дней назад бросила отца и уехала с матерью.

С хитрющим видом Саня поманил меня в коридор и, ни слова ни говоря, влепил пять щелбанов. Я потер лоб и подумал, а не много ли мне влетело сегодня за то, что я нашел Наташу. Ладно, ради Наташи все можно стерпеть.

За столом переговоров

Следующий день было воскресение, и я с утра обложился учебниками – наверстывал упущенное, догонял ушедших вперед одноклассников.

Мама узнала у Калерии Васильевны, что мы проходили в эти дни, и я погрузился в океан знаний.

А мама стояла на страже. Она поднимала телефонную трубку и отвечала, что Кирилл не может подойти, потому как делает уроки.

С телефоном в тот день творилось что-то неладное, он трезвонил с самого утра. Спрашивали то Марину, то Галину, то аптеку, то милицию.

– Вокзал, – сказала мама, устав от звонков.

Иногда звонили, никого не звали и лишь сопели в трубку.

– Наверное, тебе звонит девочка и стесняется со мной говорить, – определила мама и разрешила: – Следующий раз сам подойдешь.

Когда вновь зазвонил телефон, я взял трубку.

– Наконец-то, – услышал я шумный вздох облегчения, и папа с места в карьер стал осыпать меня упреками. – Почему ты не подходишь? Кого я только не звал, и Марину, и Галину, а потом фантазия иссякла. Кстати, почему мама дома?

– Сегодня воскресенье, – напомнил я.

– Но она и по воскресеньям умудрялась работать, – сказал папа и обеспокоенно спросил: – Как у вас с обедом?

– Прекрасно, остался еще вчерашний, приготовленный тобой, – выпалил я и зажмурил глаза – что сейчас будет?

– А почему ты ничего не ел? – Как я и ожидал, папа выдал себя с головой. – Откуда ты знаешь, что я готовлю?

– А кто же еще? – вопросом на вопрос ответил я и добавил: – Папа, пора кончать эту игру.

– Какую игру? – не понял папа.

– Жизнь – слишком сложная штука, – и меня потянуло на изречения, от наследственности никуда не уйдешь. – Пора нам с тобой стать настоящими мужчинами. Я предлагаю тебе встретиться на нейтральной территории за столом переговоров.

– Когда? – спросил папа.

– Сегодня, – ответил я и добавил: – Промедление смерти подобно.

– Сейчас никак не могу, иду на утренний спектакль, потом на телевидение, – объяснил папа. – Давай в шесть вечера, в кафе у студии – помнишь, мы там с Саней были? Посидим, поговорим.

Мама была недовольна тем, что я слишком долго разговариваю по телефону и тем самым отвлекаюсь от уроков.

– Я вчера забыла задать тебе один вопрос, – сказала мама, когда я сел за стол. – Тебя не было целый день дома, а между тем был приготовлен обед.

– Что тут непонятного? Обед приготовил папа.

– А вчера, позавчера?

– И вчера, и позавчера, и третьего дня – тоже папа. Он приходил тайком и варил суп.