Мыс Доброй Надежды - Клепов Василий Степанович - Страница 8

Валя перебежал через мост и спустился к ним. Ребята показали ему гнездо. Валя сказал, что это пеночка, но какая, весничка или трещотка, он не знает, надо посмотреть на хозяйку гнезда.

Они отошли немного в сторону и уселись на траве, глядя на место, где ютился маленький птичий домик.

— Это пеночка-трещотка, — прошептал Валя. — Зелёная и над глазом жёлтая бровь. Потому её и называют ещё пеночкой-желтобровкой.

На цыпочках, так чтобы не потревожить больше желтобровку, они поднялись с земли и направились дальше.

— А это кто? — спросил Петя, уже забыв про ссору из-за вороньих яиц и признавая превосходство Вали в знании птиц, — Смотри сюда, Моргунок! — он показал на небольшую птичку, которая сидела на оголённой ветке и заливалась громкой песней.

— Ты что, не узнал? — засмеялся Юра. — Это же зорянка? Помнишь, она была с зябликами?

Зорянка перелетела на другое дерево, повернулась к солнцу и, приподняв хвост и опустив крылья, снова самозабвенно запела свою серебристую песенку.

Вдруг Валя остановился и начал рассматривать что-то на кусте акации.

— Ты что, Моргунок? — спросил Юра.

— Я? — словно опомнился Валя. — Ничего… Интересно, как расцвела акация…

Слова Вали показались подозрительными Пете. Подумаешь, акация расцвела! Нет, тут что-то не то. Петя вернулся к акации. С неё сорвалась и упала в траву птица. Петя увидел на кусте гнездо, протянул к нему руку и нащупал в тёплом гнёздышке четыре яйца. Он махнул ребятам, и они тотчас же подбежали к нему.

— Четыре яйца, — громко прошептал он.

— Неужели четыре? — спросил Валя и полез на куст. — Да, четыре. Это, знаете, кто? Коноплянка или реполов. Очень интересная птичка! Весёлая, весёлая! А поёт так, что заслушаешься. У меня была одна, весной ловил на клей. И даже запела она, но потом почему-то сдохла.

— Эх ты, сдохла! — проговорил Юра. — А ты бы её выпустил. Мы с Петей перепёлок и то выпустили.

— Ты смотри, Моргунок! — пригрозил Петя. — Если только сунешься сюда за яйцами, да! Тебе такое будет, что не обрадуешься.

— Больно они мне нужны… Если надо будет, я яйцо реполова где хочешь найду.

— Смотри, я тебя предупредил!

— А я вижу ещё гнездо! — пропел Юра и бросился к катальпе. Он забрался на дерево и остолбенел: на ветвях лежала какая-то дощечка, а на ней — мёртвая зорянка. Он взял птичку, но вместе с ней к нему потянулась и дощечка.

— Это что такое? — пробормотал он, разглядывая птичку, которая была задушена тонкой волосяной петлёй. — Ребята, смотрите!

У него в руках был силок, или оселок. Это дощечка, в которой деревянными клинышками держатся волосяные петли. На силок насыпается пшено или семечки конопли, и птицы летят и запутываются в петлях.

Разглядывая простой и жестокий снаряд, Петя сказал:

— Силок поставили! Кто же это? Не ты, Моргунок?

— Нет, что ты!

— Так кто же душит здесь птиц? — Юра изумлённо посмотрел на Петю: у него в голосе звучали слёзы. И тут Петя вспомнил про Николая Звездина. Схватив силок, он побежал к посёлку.

— Петя, куда ты? — закричал Юра.

— Я сейчас…

Петя бежал и думал, как он придёт сейчас к Николаю и скажет: «Ты долго ещё будешь душить птиц?» Не доходя до Звездиных, он увидел на калитке Григорьевых такой же плакат, какой они вывешивали с Юрой. Остановившись, он прочитал:

Улыбка всё шире расползалась по Петиному лицу. Кто же это вместе с ними начал преследовать тунеядца? Он прошёл ещё несколько шагов и снова увидел плакат:

Петя решительно толкнул калитку к Звездиным. В саду было чисто и уютно. Вдоль дорожки тянулись кустики роз и пионов. Нину он нашёл в маленькой баньке. Одетая в какой-то старый халатик и прикрывшая голову платком, она сейчас совсем не походила на ту чопорную девчонку, какой была в школе.

— Николай вот такими силками пользуется или нет? — спросил Петя.

Нина взяла силок, посмотрела, перевернула обратной стороной и сказала:

— Должно быть, его. Он и силками ловит, и сетями, и на клей, — всем, чем угодно. Со стыда сгореть можно…

Петя открыл дверь бани и замер: она была полна птиц. Они сидели в клетках, летали по полкам, и Петя никак не мог их сосчитать.

— Это что такое?

— Я же тебе говорю, Николай наловил. А я вот теперь должна за ними ухаживать.

— А ты не ухаживай.

— Скажешь тоже! — возразила Нина. — А Николай возьмёт да надерёт уши, вот тогда и узнаешь!

— Эх ты! Да я на твоём месте давно бы отучил его от ловли птиц.

— Как? — подняла на него красивые глаза Нина.

— Выпустить их надо.

Петя схватил самую большую клетку, вытащил её в сад и открыл. Нина, бледная, выскочила за ним и захлопнула клетку.

— Не дури! Ты что это? Да Коля с ума сойдёт!

Птицы сбились в кучу и, отчаянно пища, бились о проволоку. Петя снова открыл клетку, но Нина сердито захлопнула её и крикнула:

— Уйди! Ты что здесь, хозяин, что ли?

— Я-то хозяин, — сердито заговорил Петя, — а вот ты прислуга. Приставили тебя убирать за птицами, да? Вот ты и стережёшь их, как собака. Николая обвиняешь, а сама — такой же Николай. Николай в юбке! Эх ты, а ещё пионерка!

— Ах, ты ещё и обвинять меня будешь!

Она со стуком открыла клетку, и птицы начали выпархивать одна за другой. Нина провожала их взглядом, потом махнула рукой и вытащила из бани другую клетку.

— Выпускай! — прошептала она. — Будь что будет!

Птицы садились на ближайшие деревья, встряхивались и улетали. Нина открыла в бане окно и стала выгонять птиц и оттуда. Петя помогал ей.

— А это что за баре сидят здесь по одному? — спросил он, показывая на маленькие клетки.

— Это заманки. На их крик и летят птицы в ловушки. Такие провокаторы, что просто ужас! Сами сидят в клетке, так надо, чтобы и другие попались.

Один из зябликов в клетке пропел свою коротенькую песенку.

— Ах, ты ещё и заманивать будешь? — засмеялся Петя и — вынес заманку на улицу. — Ну, давай лети, нечего провокациями заниматься. Зяблик полетел, а через несколько минут Петя уже слышал, как он звенел где-то в саду.

— Ну вот и всё, — с улыбкой произнёс он. — А ты знаешь, кто вам плакат на дверь нарисовал? Мы с Юркой.

— Да? То-то там твоя ошибка была. «Занимаемся» вместо «занимается».

— Честное пионерское?

— Ага, — кивнула Нина. — Хорошо, хоть Антонина Тихоновна не видела, а то бы было тебе на орехи…

Выходя от Звездиных, Петя в самой калитке столкнулся с Николаем. Тот, угрюмый и мрачный, глянул на Петю и прошёл к дому.

— Ну что, Коленька? — встретила его на крыльце Евдокия Афанасьевна.

— Ничего… — буркнул он, потом, словно спохватившись, добавил: — Дали три дня сроку… Сказали, если не устроишься на работу, судить будем…

— Выслать ведь могут, — забеспокоилась мать. — Теперь всех, кто не работает, высылают куда-то… Ты уж устраивайся на работу, Коленька.

— Ладно, устроюсь, — сказал тот и зашагал к бане.

Когда Петя увидел, что Николай двинулся к бане, он так и замер, прижавшись к забору. Что-то будет сейчас?

В глубине двора раздался тонкий девичий визг, потом послышалась ругань, и на дорожке показалась бегущая Нина. Вслед ей со свистом пронеслась маленькая проволочная клетка и ударилась о забор.

— Сюда, Нина! — крикнул Петя и распахнул калитку.

Он схватил девочку за горячую руку и увлек за собой под гору…

У птичьего городка они встретили Юру, Валю и Артёмку.

— Силки Николай ставил, — сказал Петя. — Ну мы ему сейчас с Ниной устроили штучку, да? Всех птиц выпустили! А вот кто же это плакаты на калитке у Григорьевых и Ковшовых наклеил?

— Я, — со смехом сказал Артёмка и, вдруг погрустнев, взял Петю за руку. — Не знаю, что и будет, Петух. Пока я плакаты наклеивал, Паша взял рогатку да ка-ак стрельнет! И попал Серёже в глаз. Вот такой, — приложил он ладонь ко лбу, — глаз сделался. Даже страшно! Серёжа и видеть этим глазом перестал.