Музыка джунглей - Марушкин Павел Олегович - Страница 76

– Эй, куки, Книга-то как? – с беспокойством спросил Чобы. – Цела?

– Чего ей сделается…

– Нам бы лучше здесь сойти, – нервно сказал кто-то. – Пока никто не видит.

– А дальше как? Типа, в город попасть?

– По канализации, как же ещё, – проворчал кто-то.

– По канализации? – поёжился Чобы. – Там же, это самое, ну… типа, опасно!

– Нам сейчас везде опасно, – возразил Пыха. – К тому же мы вместе, верно? А вместе мы сила!

– Ну, как бы да…

– Тогда пошли, – смоукер полез за борт.

Каторжане потянулись следом. Твадло досмолил самокрутку, подмигнул впавшему в ступор лоцману и с разбегу бултыхнулся в воду.

Канализационный коллектор представлял собой низкий, сложенный из грубо обработанного известняка тоннель с полукруглым сводом. Вход в него запирала решётка, настолько, впрочем, проржавевшая, что отогнуть несколько прутьев не представляло труда. По обеим сторонам заполненного мутно-зелёной водой канала тянулись узенькие тропинки в наносах канализационного ила. Запах был мерзкий, но, в общем, терпимый – за время пребывания на каторге Пыхе довелось нюхнуть ещё и не такое. Беглецы шли гуськом, растянувшись длинной цепочкой. Первые метров десять ещё можно было хоть что-то различить; но потом вокруг них сомкнулась тьма.

– Слышь, Пыха! – невольно понижая голос, спросил один из каторжан. – Как думаешь, Книга нас выручит, ежели что? Она же волшебная, верно? А тут, говорят, всякое водится…

– Не знаю, – ответил Пыха.

Вообще-то он был уверен в обратном; но это не слишком его пугало, особенно после всего произошедшего. Совсем по-другому чувствовали себя Чобы и остальные: вавилоняне с детства воспитывались на страшных сказках о чудовищах, обитающих в канализационных катакомбах; и нельзя сказать, чтобы истории эти были совсем уж беспочвенными.

Шли осторожно. Перекликаться между собой не решались, поэтому, чтобы не отстать, каждый положил руку на плечо впереди идущего. Запах всё усиливался, пока не достиг предельной своей концентрации, так что глаза начало щипать; но через некоторое время обоняние притупилось, и сделалось легче.

Прошла, казалось, вечность осторожного движения в темноте. Пыху, да и остальных тоже, била дрожь: здесь было холодно. Внезапно что-то забрезжило впереди.

– Это у меня в глазах, что ли? – неуверенно спросил один из каторжан.

– Я тоже что-то такое вижу, – возразил другой.

– Свет! Там свет впереди! – прокатилось по цепочке. Беглецы воодушевились. Светлое пятно приближалось, и через некоторое время стало понятно, что это такое.

На узкой тропинке лежал, скорчившись, человеческий скелет. Черепа не было – очевидно, он свалился в канал.

Кости рук, ног, решетка рёбер – всё поросло длинной пушистой плесенью. Это она зеленовато фосфоресцировала во мраке – достаточно ярко, чтобы можно было различить низкий свод тоннеля. Идущий впереди остановился.

– Ну! Чего встал?! Костяков не видел, что ли? – прошипели сзади.

– Это… Боязно как-то. Вон, эта дрянь шевелится…

Волоконца плесени и в самом деле заволновались, подались навстречу незваным пришельцам. По костям прокатилось нечто вроде коротких чёрных волн: свечение меркло и тут же разгоралось снова.

– Не обойти ведь! В канал лезть придётся! – пробормотал каторжанин.

– Да перепрыгни ты через неё, и всё! – громко сказал Пыха и решительно шагнул вперёд. – Вот, смотри!

Он покрепче зажал Книгу под мышкой, оттолкнулся и прыгнул, едва не задев макушкой свод.

– Видите, как просто! Ну, скорее – не век же тут торчать!

– Ай да куки! – пробормотал кто-то.

– Это чё! Вот как надо! – Твадло подошел и несколькими пинками сбросил скелет в канал. – Во, видали! – хвастливо произнёс он в воцарившейся тьме и хихикнул.

– Придурок, – пробормотал кто-то.

Двинулись дальше; за альбиносом ещё некоторое время тянулись слабо светящиеся следы. Остальные старались не наступать на них. Ватная тишина понемногу исчезала; сверху раздавались невнятные звуки; где-то капала вода. Коридор внезапно раздвоился; беглецы в сомнении остановились.

– Направо или налево?

– Да всё равно!

– Тогда налево.

Шум наверху становился всё громче: внезапно впереди совершенно явственно прогрохотал драндулет.

– Кажись, пришли! – повеселел Чобы. – Теперь только люк найти!

Люк обнаружился скоро: кромешную тьму тоннеля разрезали яркие полосы света, образуя на поверхности канала ослепительное пятно. Каторжане зажмурились: отвыкшие глаза реагировали болезненно. Выбраться наружу здесь было нельзя: дырчатая крышка находилась в самой верхней точке тоннельного свода, так что не дотянуться. Пришлось идти дальше. Освещения теперь почти всё время хватало; однако появились крысы. Быстрые мохнатые комочки с писком разбегались из-под ног.

– Терпеть их не могу, – сквозь зубы признался Чобы. – Особенно эти голые хвосты. Прямо наизнанку выворачивает.

– Давайте-ка свернём, – предложил вдруг кто-то. – Тут нам, похоже, не выбраться.

Каторжане дошли до очередного разветвления тоннеля. Пыха полез в тёмный проход и больно стукнулся обо что-то сразу плечом и коленкой. Он осторожно протянул руку и нащупал мокрую ржавую скобу. Вторая была выше…

– Эй! Давайте сюда! – во весь голос позвал он и полез наверх, шаря в потёмках рукой.

Внезапно пальцы обожгло: он коснулся нагретого металла. Это была крышка люка! Пыха попытался приподнять её, но что-то ему мешало.

– Ну, чего застрял?! – нетерпеливо спросили снизу.

– Заело что-то.

– Щас помогу! – Твадло вскарабкался следом и притронулся к крышке. – А, хрен! Горячая!

– Солнцем нагрело… Обмотай руку тряпкой. Вдвоём им удалось немного приподнять тяжеленную крышку и чуть сдвинуть её в сторону. Над головами возник слепящий полумесяц. Подождав немного, пока глаза привыкнут, Пыха и альбинос осторожно отодвинули её. Затем Твадло подтянулся и, по пояс высунувшись наружу, замер. Смоукер нетерпеливо пихнул его в бок, но Твадло не обратил на это ни малейшего внимания. Глупо ухмыляясь, он глазел на открывшееся взгляду зрелище. Люк, через который волею судеб он вылез наверх, находился на тротуаре. В полушаге от него стояла длинноногая девица в короткой юбке и блузке с глубоким вырезом и сосредоточенно изучала витрину галантерейного магазина. В таком, снизу вверх, ракурсе не оставалось практически ничего недоступного взгляду каторжанина.

– Гы! – сказал Твадло и медленно, словно во сне, протянул руку.

Грязные холодные пальцы сладострастно погладили упругую лодыжку. Девица ойкнула и обернулась. Глаза её распахивались всё шире и шире, лицо заливала меловая бледность. Да и было отчего! Альбинос и в лучшие-то времена не блистал красотой, а теперь, после всех мытарств, он и вовсе походил на какого-то мерзкого канализационного демона, злого духа, извергнутого подземным миром.

– Чем занимаешься нынче вечером, дамочка? – непринуждённо спросил демон, пуская струйку слюны из щербатого рта.

Сработал защитный рефлекс, благоприобретённый женским родом в течение долгих веков борьбы за существование. Девица открыла рот и издала дикий, пронзительный, режущий уши визг. Твадло с тихим «ой» втянул голову в плечи и зажмурился. Тут Пыха, сообразивший, что происходит что-то неладное, пропихнулся наверх и с одного взгляда оценил обстановку.

Девица вопила. Многочисленные прохожие замерли, с изумлением уставившись на разыгравшуюся сцену, равно как и отряд стражи в полном боевом облачении, появившийся из-за угла.

Пыха встретился взглядом с начальником стражи. Глаза того чуть сощурились, рука легла на рукоять заткнутой за пояс дубинки. Пыха всё понял, резво ввинтился обратно и, быстро перебирая руками и ногами, полез вниз. Мгновением позже то же самое сделал и Твадло, наступив ему на пальцы. Стражники, грохоча амуницией, кинулись к люку.

– Тикаем! – завопил разобравшийся в ситуации Чобы и метнулся во тьму.

Каторжане, поминутно оскальзываясь, кинулись следом; а сверху уже лезли, с бряканьем задевая палками скобы, стражи порядка.