Звездоплаватели - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 31

— Прожектор! — сказал Камов. — Значит, мы совсем рядом с домом.

— Удивительно, что его видно в такую бурю.

— Четыреста киловатт. Это же почти авиационный маяк.

Мельников включил микрофон.

— Вижу прожектор, — сказал он.

— Замечательно! — ответил Белопольский. — Мы зажгли его пятнадцать минут назад. Значит, вы совсем близко. Хорошо видите?

— Совершенно отчетливо.

— Как ведет себя вездеход?

— Прекрасно! Сергей Александрович просит выключить радиомаяк.

— Выключаю!

Машина замедлила ход. Корабль был где-то совсем близко.

Прожектор горел яркой звездой, и в его свете стали смутно видны крутящиеся за окном песчинки.

Буря не только не ослабевала, а становилась все яростнее. Но она была уже не опасна. Вездеход подходил к дому. Луч света неосязаемой нитью, связал его со звездолетом, с друзьями, нетерпеливо ждущими за несокрушимыми стенами.

ПАМЯТНИК

Выйти из вездехода оказалось не так просто. Ураган валил с ног, не давая сделать ни одного шага. Остановившийся вездеход был мгновенно засыпан песком до самых окон. Звездолет, находившийся совсем рядом, едва различался глазом. Только прожектор своим ярким светом давал возможность немного ориентироваться.

Камов подвел машину вплотную к кораблю, поставив ее под защиту левого борта. По его просьбе, Белопольский немного выдвинул крыло — и вездеход оказался прикрытым сверху.

Дверь выходной камеры была прямо напротив дверцы машины. Переход на корабль в этих условиях был уже безопасен, и путешественники один за другим покинули вездеход.

Корабль лежал на “земле”.

Колеса, так же как и крылья, были убраны внутрь, чтобы уменьшить площадь сопротивления ветру. Дверь находилась низко над “землей”, — и не пришлось даже воспользоваться лестницей.

Очутившись внутри и сняв маску, Камов тотчас подошел к Пайчадзе. За всю поездку он ни разу не говорил о нем, но Мельников видел, что мысли врача были все время замяты его пациентом. Раненый чувствовал себя хорошо. Сменив перевязку, Камов заставил Пайчадзе смерить температуру и только тогда успокоился.

— Кажется, все обойдется благополучно, — сказал он. — Послезавтра, к моменту старта, вы будете совсем молодцом.

— С таким ранением, — ответил астроном, — во время войны я не покинул бы строя.

— Это другое дело, — сказал Камов. — Война с природой должна проходить без жертв.

Буря продолжалась еще полтора часа и окончилась так же внезапно, как и налетела. Песчаная стена промчалась мимо звездолета и быстро скрылась за горизонтом. Несколько минут продолжал дуть ветер, но затем и он прекратился. Местность вокруг корабля приняла такой же вид, как и утром.

— Удивительно! — сказал Белопольский. — Если бы мы проспали эту бурю, то ни за что бы не поверили, что она вообще была.

Действительно, кругом не было видно ни малейших следов урагана. Слой песка, покрывавший почву, казался нетронутым. Густые заросли растений стояли как прежде, и даже у их корней не было песчаных наносов. Только у правого борта звездолета высился огромный холм, закрывший все окна с этой стороны.

— Приподнимите корабль! — сказал Камов.

Мельников нажал кнопку на пульте. Заработал мотор, и колеса вышли из своих гнезд. Звездолет медленно поднялся. Песок, прижатый к борту, рассыпался, и окна оказались свободными.

И с правой стороны все было по-прежнему. Так же блестела неподвижная поверхность озера. Казалось, что не вода, а ртуть наполняла его низкие берега.

— Ветер совершенно прекратился, — сказал Камов. — Природа Марса заставит наших ученых метеорологов поломать голову.

— Ботаникам тоже будет много работы, — заметил Белопольский. — Очевидно, что растения прижались к “земле” во время бури. Но как могли согнуться такие толстые стволы? Их строение, по-видимому, иное, чем у земных растений.

— Все здесь иное, — сказал Камов. — Только по внешнему виду природа Марса напоминает 3емлю, а в действительности ее эволюция шла, вероятно, совершенно другим путем, чем на Земле. Ученому любой специальности здесь обширнейшее поле для исследований.

— А наше растение?! — воскликнул вдруг Мельников, бросаясь к окну.

— Неужели придется в третий раз ехать за этим злополучным кустом? — сказал Камов.

Но тревога оказалась напрасной. Растение, о котором они совершенно забыли во время бури, было на месте. Через несколько минут, очищенное от песка, оно уже заняло свое место в холодильнике.

До захода солнца было еще далеко. Остаток дня посвятили установке памятника, который, по плану экспедиции, нужно было поставить на месте посадки корабля. Эта работа заняла несколько часов, и в ней принял участие весь экипаж, за исключением Пайчадзе, которому Камов категорически запретил выходить из звездолета. Бейсон сидел запертым в каюте; и было решено, что он выйдет из нее только тогда, когда корабль покинет Марс.

Для установки памятника выбрали место рядом со звездолетом, на небольшой полянке, окруженной со всех сторон густыми зарослями. От середины поляны до первых кустов было больше двадцати метров, так что появление “прыгающей ящерицы” не могло остаться незамеченным. Участники работы хорошо вооружились.

Пайчадзе настоял на том, чтобы ему разрешили устроиться в выходной камере у открытой двери. С этой высоты хорошо просматривалась местность, и появление зверя таких больших размеров не могло бы ускользнуть от его внимания. Сам он был защищен стоявшим против двери вездеходом.

Приняв все эти меры предосторожности, звездоплаватели спокойно могли работать.

Неожиданное затруднение возникло при выгрузке из корабля тонких стальных свай, которые нужно было вбить в “землю” для устойчивости памятника на песчаной почве планеты. Каждая из свай имела двенадцать с половиной метров длины; вынести их через выходную камеру оказалось невозможным. В узком коридоре негде было развернуться. Пришлось воспользоваться люком, находящимся в помещении обсерватории. Через этот люк участники полета проникли в звездолет на Земле, когда выходная камера была закрыта конструкцией стартовой площадки.

Четыре сваи перенесли в обсерваторию, и круглую дверь во внутренние помещения плотно закрыли. Колеса убрали внутрь, и люк оказался низко над “землей”. Камов, оставшийся в обсерватории, передал товарищам один за другим тяжелые стальные стержни. Закрыв люк, он возобновил воздух в помещении и, снова подняв корпус звездолета, вышел из него.

— Недосмотр! — сказал он. — При конструировании корабля надо было предусмотреть это обстоятельство.

Забивка свай даже здесь оказалась не легким делом. Будь они на Земле, эта работа была бы не по силам для трех человек. Меньшая сила тяжести на Марсе помогла справиться со всеми трудностями.

С помощью электролебедки первая свая была поднята и установлена вертикально. Стоя на легких алюминиевых стремянках, Мельников и Белопольский укрепили на ее конце тяжелый вибратор. Так же как и лебедка, он приводился в действие электрическим током, подаваемым от аккумуляторов вездехода. Вибратор весил на Земле около трехсот килограммов, но здесь его вес уменьшился до ста десяти. Однако и этого было достаточно: вдвоем только напрягая все силы, они подняли его на такую высоту.

Забивать сваю приходилось очень осторожно. В песчаную почву она уходила стремительно. Удерживать вибратор при таких условиях было трудно. Камов включал ток и сразу отключал его, после чего Мельников и Белопольский опускались на несколько ступенек ниже. Так продолжалось до тех пор, пока верхний конец не сравнялся с поверхностью песка.

После короткого отдыха начали забивку второй сваи.

Наконец последняя, четвертая, была забита. На сваи положили толстую стальную плиту и накрепко завинтили болты. Фундамент памятника был готов.

Работу к восьми часам вечера закончили.

На песчаной площадке, среди причудливых серо-синих растений, встал на долгие годы трехметровый обелиск из нержавеющей стали. На его вершине в лучах заходящего солнца горела рубиновая звезда в золотой оправе. С четырех сторон на отполированных гранях блестели сделанные из чистого золота четыре барельефа. Константин Эдуардович Циолковский и трое его последователей — ученые, сыгравшие большую роль в подготовке вступления человечества в космическую эру, — смотрели на марсианский пейзаж.