Каллисто [Планетный гость] - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 19

– Ну вот! Я же говорил вам. Конечно, сразу задержали. Благодарю вас, товарищ лейтенант! Караульная служба поставлена образцово. Пошли спать!

– А они? – спросил Куприянов, указывая на Аверина и Смирнова.

– Задержанные останутся здесь до утра, – сухо ответил офицер.

Козловский хохотал до слез, когда они возвращались обратно.

– Я не могу этого допустить, – сказал Куприянов.

– Освободить их может только Черепанов, – сказал Козловский.

– В таком случае идемте к нему. Это вы виноваты! – неожиданно рассердился Куприянов. – Зачем было говорить, что мы хотим проверить охрану? Такие шутки до добра не доводят.

– Вот тебе раз! – смеющимся голосом сказал Козловский. – Я же и виноват оказался. Защищай после этого честь науки.

– Не сердитесь, голубчик! – сказал профессор. – Меня расстроила эта история. Петр Аркадьевич, где палатка?..

Но молодого коменданта не было. Он куда-то исчез.

– Я не знаю, где палатка командира полка.

– Зато я знаю, – сказал Козловский. – Идемте! Но едва они прошли несколько шагов, как встретили Широкова.

– Все в порядке, Михаил Михайлович, – сказал он. – Вот записка начальника штаба.

– Ну и отлично, – обрадовался Куприянов. – Тащите сюда наших энтузиастов.

ЭТО ЗАСЛУЖИВАЕТ ВНИМАНИЯ!

Через два дня в лагере появились новые палатки: две были рассчитаны на троих человек и одна – на четверых.

– Здесь будут жить корреспонденты, – сказал Козловский.

– Но ведь корреспондентов пятеро, а не четверо, – заметил Куприянов.

– Это верно, что пятеро, но Ю Син-чжоу мы поселим с двумя московскими журналистами, которые приедут вместе с ними. Иначе иностранные, корреспонденты, чего доброго, смогут заподозрить, что Ю Син-чжоу следит за ними. Они, конечно, знают, что он коммунист. Не следует давать им повод так думать.

– Да! – вздохнул Куприянов. – Не следует!

Со времени памятного ему разговора со Штерном профессор все время находился в тоскливом и одновременно раздраженном состоянии. Мысль, что жизнь гостей Земли, которых он еще не видел, находится в опасности, что их чудесный корабль может стать жертвой диверсии, действовала на него угнетающе. Он хорошо понимал, что Козловский прав, но никак не мог примириться с возможностью такой безмерной подлости.

– Ни один из приезжающих не говорит по-русски, – продолжал Козловский. – Какими языками владеет Широков?

– Английским и немецким, – ответил Куприянов. – Немного понимает французский.

– Хорошо. Ну, а вы, например?

– Я хорошо говорю на французском, английском и немецком. Знаю латинский и немного греческий.

– Другие участники экспедиции тоже, вероятно, владеют языками?

– Да, все. Либо тем, либо другим. Что касается Лежнева…

– Ну, это ясно, – перебил Козловский. – О нем и Ляо Сене говорить нечего. – Он помолчал немного. – Я думаю, не надо приставлять к ним переводчиков. Разве что к трем ученым, если они этого пожелают. Корреспонденты пусть чувствуют себя свободно. Это будет самое лучшее. Вы верите, Михал Михайлович, что они действительно не знают русского языка?

– Ах, не знаю! – Куприянов махнул рукой. – Меня все это так расстраивает.

Утром, в день приезда иностранцев, Козловский вызвал к себе Черепанова и парторга полка – капитана Васильева.

– Сегодня, – сказал он им, – в лагерь приезжают иностранные ученые и журналисты. Не исключено, что под видом журналиста к нам может проникнуть человек, подосланный враждебными Советскому Союзу кругами. Опасаясь усиления военной мощи СССР, эти люди готовы на все. Кое-какие сведения о готовящейся диверсии против корабля и его экипажа уже стали известны. Можно ожидать попытки уничтожить корабль и его экипаж, прежде чем мы найдем общий язык с нашими гостями. Правительство СССР учитывает эту опасность. Те, кто приедут сегодня, только первая группа. За ней будут приезжать другие. Мы не хотим закрывать двери перед учеными других стран. Прилет космического корабля касается не только нас, но всего человечества. Задача наша в том, чтобы не спускать глаз с приезжих, но только так, чтобы они этого не замечали. Конечно, охрана гостей будет осуществляться не нами. Приедут еще два «корреспондента».

Черепанов и Васильев молча кивнули.

– Нам надо им помочь, – продолжал Козловский. – Я настоятельно прошу вас скрыть знание иностранных языков. Вы оба владеете английским. Я хорошо знаю французский. Итак, товарищи, внимание, внимание и еще раз внимание. Прислушивайтесь к каждому слову. Старайтесь уловить тайный смысл самой незначительной фразы. Во что бы то ни стало надо предупредить злодейский замысел, если он действительно существует. Не дать совершиться несчастью. Это наш партийный долг. Весь этот разговор, разумеется, никому не должен быть известен.

Куприянов, Штерн, Козловский и Лебедев поехали встречать гостей. Поле, на котором когда-то опустились самолеты экспедиции, превратилось за эти дни в настоящий оборудованный аэродром. У полотна железной дороги была построена платформа и возле нее – дом для обслуживающего персонала. Был и небольшой домик начальника аэропорта и помещение караула. Поле было ограждено, на высокой вышке развевался флаг.

Козловский только посмеивался, видя изумление своих спутников.

– Это место историческое, – сказал он. – Оно известно всей Земле. Значит, надо привести его в соответствующий вид. А когда корабль улетит, мы поставим на его месте памятник.

– И, когда сами построим звездолет, он отправится в первый рейс с этого места, – подхватил Штерн.

– Вот именно. Здесь будет ракетодром.

В начальнике аэропорта, вышедшем им навстречу, они с удивлением узнали штурмана эскадрильи, который доставил их сюда.

– Вы как сюда попали, голубчик? – спросил Куприянов.

Летчик радостно приветствовал профессора и его спутников.

– Сам попросился, – сказал он, – чтобы быть поближе к космическому кораблю.

– Почему же вы не приехали к нам?

– Не было времени. Но теперь, когда аэродром готов, обязательно приеду. Очень хочется увидеть корабль.

Ожидать пришлось недолго. Минут через двадцать над полем появились два самолета и один за другим опустились на аэродроме. Первым вышел академик Неверов.

– Не вытерпел! – сказал он, здороваясь с Куприяновым. – Прошу меня приютить. У вас все готово для приема гостей? – озабоченно спросил он.

– По мере возможности, Александр Николаевич. Наш лагерь не курорт Кроме президента, из самолетов вышли еще тринадцать человек. Куприянов нахмурился.

– Мне сообщили только о восьми.

– Семеро корреспондентов. Трое ученых и их секретари.

Астроном Чарльз О'Келли оказался человеком высокого роста. Его лицо и фигура производили впечатление юности, но длинные совершенно седые волосы говорили о другом. Серые глаза были умны и проницательны. Здороваясь со Штерном, он сказал ему несколько любезных слов.

Жорж Линьетль, маленький, неряшливо одетый старик, с чисто выбритым морщинистым лицом, радостно приветствовал профессора Лебедева и тотчас же вступил с ним в оживленный разговор. Они встречались раньше и знали друг друга.

Профессор Маттисен был типичным шведом. Огромного роста, розовощекий, белокурый, с трубкой в крепких белых зубах. Он с силой пожимал всем руку и радостно улыбался.

Четыре корреспондента – Лемарж, Гельбах, Дюпон и Браунелл – были молодые энергичные люди, которых на первых порах было трудно отличить друг от друга. Они немедленно взялись за фотоаппараты и сфотографировали все, что было на аэродроме.

Ю Син-чжоу скромно стоял в стороне рядом с двумя московскими корреспондентами. Поздоровавшись, он тотчас же опять отошел. Его узкие глаза внимательно наблюдали за всеми.

Из самолетов выгрузили багаж, оказавшийся довольно объемистым.

– Я вызвал две машины, – сказал Козловский. – Оставьте на аэродроме трех секретарей и наших корреспондентов, а с остальными поезжайте в лагерь. Я еще задержусь здесь.

– Где мы поместим президента? – спросил Куприянов.