Гость из бездны - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 78

Казалось, что оба корабля летят прямо друг на друга, что еще немного — и они столкнутся.

Когда на мгновение корабли поравнялись, раздался голос:

— Счастливого пути! — Затем был произнесен ряд цифр.

— Первое относится к нам, — сказал Владилен. — А цифры сообщают что-то командиру. Видимо, какая-то неисправность в приемном аппарате.

— Почему неисправность?

— Потому что оба корабля могут передавать сообщения в любое время, а не только при встрече. Мы почему-то услышали часть фразы, которая не имеет к нам, пассажирам, никакого отношения.

— Вот уж не думал, что и теперь случаются неисправности, — заметил Второв.

Владилен пожал плечами. У него был такой смущенный вид, что все рассмеялись. Точно он лично был виноват в этом.

Видимо, не один Владилен чувствовал неловкость. Раздался голос:

— Говорит командир ракетоплана. Экипаж приносит свои извинения пассажирам за небрежность, допущенную механиком Эргом, по вине которого вместе с приветствием со встречного ракетоплана вы услышали постороннюю передачу.

— Зачем было называть имя? — спросил Волгин.

— В наказание Эргу, — ответила Мэри. — Теперь он всю жизнь будет внимателен.

— Тяжелое наказание! — насмешливо заметил Крижевский.

— Видимо, достаточно тяжелое.

В “столовую” начали спускаться другие пассажиры. Вероятно, они знали, что произойдет встреча, и дожидались ее в саду. Столы занимали один за другим.

Когда завтрак был окончен, Волгин вопросительно посмотрел на Владилена. Тот улыбнулся и сказал:

— Догадайся сам.

Волгин вспомнил обед в Ленинграде.

— Можно убрать, — сказал он.

И лист, лежавший на его столе, поднялся и быстро скрылся в одной из кают, где, по-видимому, помещались аппараты и механизмы “кухни”.

Владилен повторил тс же слова, и их стол также опустел. По воздуху плыли уже многочисленные “подносы”, безошибочно находившие нужный им стол. Кое-кто из пассажиров следил за ними с явным любопытством, что доказывало непривычность этого зрелища. Очевидно, подобный способ подачи блюд применялся только на ракетопланах, и те, кто летал редко, еще не потеряли интереса к нему.

— Мне кажется, Игорь Захарович, — сказал Волгин, — что вы понимаете, как это делается. Объясните мне.

— В общих чертах догадаться нетрудно, — ответил Второв. — Соединение кибернетики с управляемой антигравитацией. И то и другое настолько развилось, что их применяют даже для таких бытовых целей. Видимо, существует управляющий агрегат, который слышит, от какого стола поступил заказ, и направляет туда накрытый поднос, регулируя его вес. Вот и все, что я могу сказать. Но как все это делается в деталях, как устроены эти неимоверно сложные аппараты… А может быть, они и очень просты… Тут я ничего не понимаю И вряд ли кто-нибудь сможет нам объяснить. Чтобы понять, надо овладеть основами современной науки и техники. Кстати, Дмитрий, вы снова назвали меня по имени и отчеству. Еще раз прошу вас, не делайте этого. Будем как все.

На этот раз не один Волгин устроился у “окна”. Посадка на другую планету интересовала всех. Все шестеро придвинули свои кресла к прозрачной стенке и расположились в них, по крайней мере, за час до финиша.

Марс был уже близко, по величине он равнялся диску полной Луны и увеличивался на глазах.

Ракетоплан летел вниз. Никто не заметил, как он, на середине пути, повернулся дном к Марсу.

Межпланетные путешественники хорошо отдохнули. Шесть часов все крепко спали, причем только одному Волгину пришлось обратиться к корабельному врачу. Остальные заснули без помощи медицины.

Они вылетели с Земли рано утром, но Фаэтонград находился в таком месте, где ко времени прилета на Марсе также наступило утро. “Ночь” провели на ракетоплане.

Волгин потому и согласился лечь спать, что не хотел делать это сразу по прилете. Прилететь впервые в жизни на другую планету и отправиться в постель — это было бы ни с чем не сообразно.

Шестьдесят минут промелькнули как одна, хотя смотреть было почти не на что. У Марса был удивительно скучный вид. Оранжево-красная пустыня с редкими темными пятнами растительности. И больше ничего.

Но за десять минут до приземления картина изменилась. Пустыни разошлись в стороны, под кораблем оказалось огромное пространство, покрытое точно синим ковром.

— Это лес, — сказал Владилен, — выращенный нами. На Марсе никогда не было высокой растительности. Эти деревья совсем новой породы.

— Почему они синие?

— Потому что растения Марса нуждаются в тепле Зеленые лучи еще “теплые” и поглощаются ими. Отражаются синие и фиолетовые — холодные, — Владилен указал на блестящую точку, появившуюся в центре лесного массива. — Фаэтонград!

— Отчего он так блестит?

— Город накрыт куполом. Атмосфера Марса непригодна для дыхания. Под куполом нормальное давление и состав воздуха.

— Почему вы не снабдили Марс плотной атмосферой? — Опросил Второв. — Вы же сделали это с Луной! — Не было необходимости. Но теперь, когда фаэтонцы близко, положение изменилось. Марс будет общей планетой. Ведь фаэтонцам трудно посещать Землю — им слишком жарко на ней. Через сорок лет здесь будет атмосфера, обычная для нас и для них.

— А это не погубит растения? — спросила Мельникова.

— Этим вопросом давно занимаются ботаники. И зоологи. Животный мир так же необходим, как и растительный Подготавливаются новые виды растений, новые породы животных. Пройдет сто, сто пятьдесят лет — и Марс станет неузнаваемым. Исчезнут пустыни, появятся моря и океаны, богатый и разнообразный животный мир. Фаэтонцы называют Марс “Уайас”. Есть предложение переименовать планету. Мариас, или Майас…

— Жаль древнего названия.

— Фаэтонцы тоже имеют на него право. Они появились на Марсе раньше, чем мы.

— Это верно.

Говорившие не смотрели друг на друга. Их глаза были прикованы к быстро приближавшейся планете. Марс стремительно летел навстречу “неподвижному” кораблю. Этот оптический обман был непреодолим, никак не удавалось почувствовать, что летит все-таки не Марс, а корабль. Не было третьего объекта, с которым можно было бы сравнить положение корабля и планеты.

Охватить взглядом всю видимую поверхность Марса было уже невозможно, горизонт отодвинулся далеко. Ракетоплан падал в середину вогнутой чаши.

Скорость была так велика, что казалось, еще несколько секунд — и произойдет столкновение. Если корабль тормозился, то этого нельзя было ни заметить, ни ощутить.

— Случаются катастрофы с ракетопланами? — спросил Крижевский.

— За последние пятьсот лет не было ни одной.

Теперь они уже хорошо видели Фаэтонград. Купол над городом был прозрачным двусторонне, потому что можно было различить под ним здания и “зелень” парков.

— Мы опустимся рядом с городом?

— Нет, в самую середину, на площади.

— А купол?

— Он нас пропустит. Смотрите внимательнее! Осталось всего полминуты.

— Не может быть! — невольно вырвалось у Второва.

Действительно, этому трудно было поверить. Ракетоплан мчался с чудовищной скоростью. Когда же думает ее снизить командир корабля? Здания города росли буквально со сказочной быстротой. Блестящая поверхность купола находилась уже совсем близко.

Секунда, вторая… Острое зрение Волгина уже различило людей на площади. Город раскинулся во все стороны, до горизонта. До земли метров триста. Скорость не уменьшалась. Катастрофа?!!

Прозрачная пленка рванулась к кораблю… Волгин невольно закрыл глаза, ожидая удара.

— С прибытием! — раздался спокойный голос Владилена.

Ракетоплан неподвижно стоял на огромной площади, окруженной многоэтажными домами. Над ними темно-синее небо с очень яркими звездами. Небольшой диск Солнца. Купола совсем не было видно.

— Фу-у! — шумно вздохнул Второв. — Непостижимо! Зачем это нужно приземляться с такой бешеной скоростью?

— Иначе нельзя, — ответил Владилен. — Купол раскрывается, чтобы пропустить корабль, на одну десятую секунды.