Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Гость из бездны - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 70


70
Изменить размер шрифта:

“Вряд ли это может быть только “игрой” света, — подумал Волгин, — скорее, новое проявление современной техники”.

Было ясно, что и дети видят своих гостей так же отчетливо с любого места в зале.

У двух тысяч детей было что-то общее во внешнем виде. Они были теперь одеты в костюмы разного покроя и цвета. Черты лица, цвет волос и глаз тоже были разными, но общее, несомненно, существовало, и Волгин долго не мог понять, в чем оно заключалось.

Потом он понял. Это было то, что он и его товарищи заметили на площадке у первого встреченного ими мальчика — непринужденное изящество позы, чуть-чуть откинутая назад голова, вошедшее в плоть и кровь уважение к человеку, почти гордое сознание своего человеческого достоинства — характерные черты людей новой эры, соединенные с детской подвижностью и непосредственностью.

Эти дети, от десяти до четырнадцати лет, были людьми девятого века, свободными гражданами свободного мира, не знающими, что такое нужда, болезни, преждевременная смерть. Перед каждым из них расстилалась двухсотлетняя жизнь — без старческой дряхлости, полная радости творческого труда.

“Они и не могут быть иными, — подумал Волгин. — Их деды и прадеды уже привыкли к тому, что они — хозяева жизни и природы. Мы, строившие коммунизм, как мы были правы! Вот к чему привели наши усилия и бесчисленные жертвы!”

И с чувством гордого удовлетворения в душе Волгина снова возникло горькое сознание своей неполноценности, отсталости, неспособности войти в эту жизнь полноправным се участником.

“Я гость, и только гость, — думал он. — Никогда они не посмотрят на меня как на равного им во всем. Я всегда буду возбуждать любопытство, словно неведомый зверь в зоопарке”.

Он посмотрел на Мельникову и Второва, и ему показалось, что он прочел на их лицах тс же безрадостные мысли.

Но он ошибался. Игорь Захарович и Мария Александровна думали совсем о другом.

… Встречу открыла девочка, сидевшая в первом ряду. Она встала и, к несказанному удивлению гостей, произнесла короткую речь на чистом русском языке, почти без акцента:

— Мы все очень рады и очень гордимся тем, что вы пришли к нам. Рады потому, что хотели, даже мечтали встретиться с вами. Горды потому, что возможность прийти к нам из далекого прошлого дало вам могущество разума. Мы просим вас рассказать нам о прошлом, о вашем веке. И наш первый общий вопрос обращен к вам, Дмитрий. Вы современник Ленина, расскажите о нем как человек, который видел его и говорил с ним.

“Вот оно, первое неизбежное затруднение, — подумал Второв — Они не чувствуют разницу между своим и нашим временем”.

Волгин видел, с каким напряженным вниманием смотрят на него, ожидая ответа, две тысячи пар глаз. Дети, конечно, не поняли, что сказала их подруга, но они знали, какой вопрос будет задан, и слышали имя “Ленин”.

Солгать? Придумать историю личной встречи с вождем? Не разочаровывать их? Нет, это немыслимо, неизбежно запутаешься.

Чтобы выиграть время, Волгин спросил по-русски:

— Как тебя зовут?

Она явно не поняла его и беспомощно посмотрела на Электру. Странно, ведь она только что говорила по-русски. Волгин повторил вопрос на современном языке.

— Мое имя Фея.

— Действительно фея, — прошептала Мельникова, любуясь ребенком.

— Скажи, — спросил Волгин, — ты знаешь старый русский язык?

По рядам прошло легкое движение. Фея посмотрела на Волгина с удивлением, се брови слегка приподнялись. Казалось, что-то в словах Волгина поразило ее.

Электра быстро набросала несколько слов и передала записку Волгину.

“Не обращайтесь к детям на “ты”. Я потом объясню вам”.

— Вы знакомы с нашим языком? — переспросил Волгин.

— Нет, я его не знаю. То, что я сказала, я скоро забуду. Мы думали, что вам будет приятно услышать родной язык.

— Это действительно так. Но скажи… скажите, как же вы могли, не зная языка, обратиться к нам по-русски?

Фея улыбнулась.

— Я вижу, — сказала она, — что вам, Дмитрий, очень хочется обращаться ко мне, как к другу. Если так, не стесняйтесь. Я ничего не имею против.

Она сказала это так, как могла бы сказать взрослая женщина.

— Отлично, — весело сказал Волгин. — Я хочу, чтобы вы были нашими друзьями. Будем беседовать дружески. Так ответь мне.

— Сейчас я тебе объясню. — Фея просто и непринужденно перешла на “ты”. Очевидно, в се представлении подобное обращение могло быть только взаимным. — Пока мы вас ожидали здесь, мы составили текст приветствия, потом поговорили с Люцием, и он перевел его на ваш язык. Вот и все.

“Поговорили, конечно, по телеофу”, — подумал Волгин.

— И ты так хорошо запомнила? — спросил он.

По амфитеатру прокатился дружный смех. Слова Волгина дети восприняли как шутку. Запомнить с одного раза несколько фраз чужого языка — они не видели в этом ничего особенного…

Волгин облегченно вздохнул. Его смущало недетское поведение Феи. Наконец-то они повели себя, как положено детям. Ни один взрослый человек не позволил бы себе даже улыбнуться на такой вопрос.

Владилен или Мэри серьезно объяснили бы, что память современных людей более развита, чем во времена Волгина. Это было бы деликатно, необидно и… скучно. Ему больше понравился красноречивый ответ детей — их веселый смех.

— Теперь я отвечу вам, — сказал Волгин, обращаясь ко всему амфитеатру. — Когда Владимир Ильич Ленин умер, мне было десять лет. Я никогда не встречался с ним. Я знаю его так же, как вы, по портретам и книгам.

Поднялся мальчик, лет десяти, в одном из средних рядов.

— Но кто же вам мешал увидеть его в натуре? — спросил он. — Я понимаю, что нельзя было вызывать Ленина по телеофу, но вы могли слетать туда, где он жил, и, не беспокоя его, подождать, когда он выйдет. Неужели вы не хотели его увидеть? Я обязательно сделал бы это.

Теперь рассмеялись уже гости.

Электра посмотрела на мальчика и укоризненно покачала головой.

— Милый мой друг, — сказал Волгин. — Я вижу, что ты только начинаешь учиться… Ведь у нас не было телеофов. Слетать, как ты говоришь в Москву, где жил Ленин, было почти немыслимо даже для взрослого человека, не говоря уже о десятилетнем мальчике. У нас не было арелетов. Воздушный транспорт только входил в жизнь. Мы были сильно ограничены в передвижениях. Но далее если бы я жил в Москве, рядом с Лениным, я все-таки мог бы ни разу не увидеть его. Ты не поймешь, если я скажу, что Ленин не всегда мог свободно ходить по улицам. Когда ты будешь изучать историю того времени, ты поймешь, почему так происходило.

— Я уже прошла курс древней истории, — сказала Фея, — и все же не понимаю, что мешало вам изменить условия жизни.

— Люди тогда не были объединены, как сейчас. Существовали разные народы. Они говорили на разных языках и не понимали друг друга. У них были различные взгляды на жизнь. Например, мы — коммунисты — стремились к таким общественным отношениям, какие сейчас у вас. Но многие противились этому, старались нам помешать, цеплялись за прошлое. Не все любили Ленина, не все восхищались им и его делом, были люди, ненавидевшие его, способные даже покуситься на его жизнь. Ленина приходилось охранять.

— Мы знаем, что на Ленина было покушение, его пытались убить, он был ранен, — сказал кто-то из заднего ряда. Голос был слышен так ясно, как будто говоривший стоял тут же, рядом. — Но мы спрашиваем о другом. Вы сами говорите, что были ограничены в передвижении, что условия жизни стесняли свободу человека. Почему же люди не хотели изменить эти условия? Ведь они мешали всем, независимо от взглядов человека.

— В том-то и дело, — сказал Волгин, — что народы Земли не могли ничего делать сообща. Разделение на отдельные нации, часто враждующие между собой, разные общественные системы, классовые интересы — все это ставило непреодолимые рогатки на пути человечества. Вам кажется — так просто решить вопрос и всем вместе осуществить его. А у нас каждый отдельный народ заботился только о себе. Исключением являлся Советский Союз. И было так, что в одной стране жилось гораздо лучше, чем в другой.