Низвергатели легенд - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 11

Все и каждый находились при деле и при месте. Все, кроме короля Ричарда Львиное Сердце. У него опять были проблемы. С деньгами, друзьями, союзниками, армией, невестой, собственной матерью, своим королевством, Крестовым походом и похмельной головной болью. Те, кто знал Ричарда близко, ничуть его не жалели, заглазно утверждая: «Сам виноват».

Ночь, как и предполагал Гунтер, выдалась светлая. Над Нормандским герцогством и всей Францией к северу от Ангулема нависал купол черно-синего неба, по которому плыла широкая река Млечного Пути. Поглядывала, удивляясь копошению двуногих букашек, Большая Медведица, Орион держал руку на мече, что крепился к поясу из трех звезд, чиркали, мгновенно сгорая, огоньки метеоров (сэр Мишель ужасно боялся, что один из них попадет в дракона Люфтваффе и долго расспрашивал Гунтера о возможных последствиях). Было прохладно и при дыхании или разговоре изо рта появлялись легкие перышки пара.

Вещи уложили еще перед закатом, да и было их не слишком много. Гунтер, припомнив все места, которые использовал в качестве тайников Курт Мюллер (приехав на поле, где стоял «Юнкерс», германец навестил могилу своего бывшего напарника и попросил старца Колумбана прочитать молитву), распихал туда связки с запасной одеждой и какое-то количество еды на первое время. Все остальное следовало купить в Сицилии, благо денег было в достатке – часть доставшихся в сомнительное наследство от почившего канцлера де Лоншана необработанных алмазов Гунтер и Мишель продали итальянскому ювелиру, съездив на прошлой неделе в Аржантан. Собственно, огромное по нынешним временам состояние, реквизированное германцем у Лоншана, уже давно было поделено: сэр Мишель выдал равные доли Гаю и Дугалу, половину оставив для себя и своего оруженосца. То, что появился третий член компании, положения ничуть не осложняло – английского серебра и венецианского золота, аккуратно разложенных по мешочкам, должно было хватить очень надолго. Мишель заявил, что на такую сумму – не меньше тысячи английских фунтов – при желании можно будет собрать целый отряд наемников или бедных дворян.

– Тысяча? Всего? – переспросил Казаков. – Это же мало!

– Ничего не мало, – с жаром ответил рыцарь. – У папеньки годовой доход от баронства всего триста пятьдесят! В год! Вот когда мы с Гунтером были в Англии, шевалье де Ланкастер, новый шериф Дувра, сказал, что Дуврский замок, который строили пять лет, обошелся казне в семь тысяч фунтов. А ты говоришь – мало!

– Надо будет разобраться с местной экономикой, – Казаков, почесав коротко стриженный затылок, посмотрел на Гунтера. – Я и раньше по твоим рассказам предполагал, что деньги здесь ценятся гораздо дороже. Значит, меня в деревне все-таки обсчитали.

– Четыре курицы за два пенса? – ахнул германец, когда выслушал объяснения. – Лошадь стоит пенс и, кстати, неплохая! Найти бы этих вилланов да морды им набить!

До восхода луны отец Колумбан отослал по домам крестьян, охранявших «дракона», раздав им напоследок святое благословение и мелкие монетки. Сейчас не нужны были лишние свидетели. Гунтер с Мишелем быстро развели громадный костер, чтобы германец мог подготовить аппарат к взлету, а Казаков с видимым удовольствием обследовал «Юнкерс», то и дело охая и бросая короткие, но выразительные словечки на русском.

Германец засел в кабину. К сожалению, заднюю часть фонаря разнесли английские пули, но постоянно наведывавшийся к самолету за время отсутствия Гунтера и Мишеля отец Колумбан заботливо прикрыл выбитое стекло промасленной парусиной, а значит, приборы не отсырели и не испортились.

Альтиметр, компас, спидометр… Все в норме. Топлива полные баки, пусть и получено оно путем если не мистическим, то сказочным. Часы следует подзавести и поставить на местное время – у Гунтера сохранился наручный хронометр, который он старательно держал в абсолютной чистоте и порядке, так что представление о времени у него сохранялось. Интересно, в Сицилии другой часовой пояс или нет? Если Нормандия живет по меридиану Гринвича, то в королевстве Танкреда… Правильно, на час больше. Еще на один час Гринвич опережает Греция и территория Малой Азии – Византия. Если сейчас одиннадцать вечера, то в Константинополе и Иерусалиме час ночи.

Стукнули по броне правого крыла сапоги с подковками и в кабину, освещенную желтоватыми бликами пылающего неподалеку костра сунулась физиономия Сергея Казакова.

– Аппаратурка мизерная, – доложился он, осмотрев приборную доску. – Аккумулятор в порядке? Он же тут больше месяца простоял! Вот уж действительно – немецкая техника самая лучшая.

– Все агрегаты, – Гунтер откинулся на спинку сиденья, – самые новейшие. И наиболее надежные. Это же военная машина!

– Летучий Франкенштейн, – гордясь техническими достижениями своей эпохи, поименовал моноплан Сергей. – Не понимаю, как такое вообще летать может…

– С помощью этого «летучего Франкенштейна», – ядовито парировал Гунтер, – Третий Рейх разделал под орех Бельгию, Голландию, Норвегию и Францию. Если тебе не нравится – можешь идти пешком. Я хорошо рассмотрел твой геликоптер, между прочим. Тамошние системы управления не приспособлены для нормального человека. Вы слишком все усложнили. Половина победы – простота.

– Ладно, ладно, – Сергей примирительно вытянул руки ладонями вперед. – Вылезай, давай быстро поужинаем – котелок закипел – и погнали. Взлетим в полночь, в шесть утра будем порхать над Италией. Ты, кстати, сдюжишь? Шесть часов за штурвалом, а автопилота нет.

– Помнится, – Гунтер с кряхтеньем перебросил ногу через борт кабины, – в апреле тысяча девятьсот сорокового наша эскадра делала по четыреста боевых вылетов в сутки. Я как в пять утра садился в кресло, так в пять утра следующего дня и вылезал. Это считая с краткими посадками на базе для дозаправки и перевооружения.

Они спрыгнули с крыла на траву, а германец продолжал просвещать:

– …И ты учитывай, что нам сейчас предстоит обычная воздушная прогулка. Лег на курс и держи себе азимут, да изредка корректируй. А там была война. Французы летали, зенитки били. Сам видишь – жив и здоров.

– Здоров, – буркнул Казаков. – С какой скоростью пойдем – двести пятьдесят в час? Задний фонарь разбит, воображаю, какой ветрюга будет. Простудимся мы с рыцарем…

– О чем разговор? – бодро поинтересовался сэр Мишель, помешивавший в котелке обструганной палочкой. Сын барона де Фармер трепетал в ожидании предстоящего приключения. Полетать на драконе – это вам не фунт изюму! Только подумайте: ночью в Нормандии, а утром уже в королевстве Сицилийском!

Следует заметить, что Мишель вообще перестал бояться дракона. Не последнюю роль здесь сыграли рассказы Гунтера о техническом прогрессе будущего и речи отца Колумбана, который сумел убедить молодого норманна, что зубастый Люфтваффе не представляет для человека никакой опасности. Без сомнения, у рыцаря оставались нехорошие подозрения – мало ли чего может выкинуть дракон! Но после того, как нынешним вечером ирландский монах прочитал перед железным чудовищем святую мессу и окропил его крыла святой водой, Мишель более-менее успокоился. Кстати, дракона окрестили прежним имечком «Люфтваффе», теперь уже официально, пред ликом Святой Матери-Церкви в образе отца Колумбана.

Поужинали вареными овощами с мясом, соблюдая полное молчание. Гунтер нервничал, побаиваясь предстоящего путешествия, ибо первый раз в жизни (если не считать истории с полетом от Англии к Нормандии) собирался вести машину на свой страх и риск. Мишель, старательно играя бесстрашного рыцаря, выкраивал на физиономии безразличное выражение, но изредка теребил поддетую под куртку кольчугу. Он почти не сомневался, что легкий доспех поможет ему в случае, если дракон вздумает заснуть в полете и свалиться на землю. Казаков озабачивался совсем другим. Если что-то действительно пойдет не так и неправильно, возможность закончить карьеру раз и навсегда представлялась самой реальной. Гунтер не станет забираться высоко из-за боязни заморозить своих попутчиков – «Юнкерс» пойдет на высоте от силы полутора километров. При падении выбраться с тяжелым рюкзаком парашюта и рыцарем в охапку (а Мишель явно начнет сопротивляться, когда его потащат из кабины) почти нереально.