Большая охота - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 22

Рамон де Транкавель протянул руку, взял отточенный до бритвенной остроты ланцет и двинулся к выходу мягким кошачьим шагом.

Мир расплывался перед гаснущим взором отца Ансельмо, однако он еще увидел, как настежь распахнулась дверь. Если бы из коридора долетел хотя бы вскрик – но там царило молчание.

Очередная черная весть застала Тьерри де Транкавеля врасплох.

С той минуты, как он покинул опочивальню старшего брата, оставив безгласного и неподвижного больного наедине с врачевателем, минуло добрых три часа, и день уже клонился к вечеру. Во исполнение роли гостеприимного хозяина Тьерри навестил монсеньора Олибу в выделенных тому покоях, дабы удостовериться, что гость устроился с удобствами и всем доволен – настолько, что без лишней надобности не станет высовывать наружу свой любопытный нос. Прошелся по замковым службам и проверил посты, лично убедившись, что никто не отлынивает от работы, к коей приставлен. По пути в казармы поймал замкового кастеляна, выдав тому дополнительную порцию указаний касательно приема почетных гостей.

Наконец, заглянул в крипту и долго вертел в пальцах маленький деревянный кубок, взятый у отца Ансельмо, прежде чем со вздохом разочарования вернуть на прежнее место. Непритязательная деревянная чашка вызывала странные, двойственные ощущения. Вроде бы ничего особенного – но отчего-то никак не хотелось выпускать его из рук, пальцы упорно не желали расставаться с теплым коричневым деревом, отполированным до шелковистой гладкости. Внезапно Тьерри подумал или, скорее, ощутил со всей отчетливостью, насколько древняя это вещь. Он представил бесконечную вереницу людей, в разные времена прикасавшихся к деревянной чаше – кто грубо или безразлично, кто с благоговейным трепетом – и на мгновение ему показалось даже, что сейчас он увидит лицо того, кто стоит в этой цепочке первым. Это знание вдруг представилось ему невероятно важным. Однако уже в следующий миг видение умерло, не родившись.

Тьерри помотал головой, избавляясь от наваждения, и решительным шагом покинул гулкую неуютную крипту.

Он как раз возвращался в свои покои, предвкушая стол, отдых и приятную беседу с сестрой, когда навстречу из-за поворота галереи выкатились трое взмыленных стражников во главе с Фернаном Ньером – в отсутствие Гвиго сей доблестный муж исполнял обязанности командира гвардии. Одного взгляда на их одинаково выкаченные глаза и бледные от страха физиономии Тьерри хватило для четкого, однозначного понимания: бесовка-Судьба опять подкинула ему какую-то гадость.

– Ну?! – рявкнул он, на долю секунды опередив возглас Фернана. – В чем дело?!

– Беда, ваша милость! – страдальчески взревел дородный усатый гвардеец. – Брат ваш… беда…

– Что?!

– Так это… он, вроде… – Тьерри, не церемонясь, сгреб стражника за плечи и тряхнул так, что зубы лязгнули, после чего гвардеец заговорил связно: – Очнулся и бежал из-под стражи. Обезумел он, ваша милость, как есть дикий зверь. Прикончил Понса и Мануэля, выскочил в нижний двор. Там еще конюха располосовал и девку кухонную, девка жива, конюх отдал Богу душу. Хорошо, ребята поспели ворота снаружи заложить, так что он и посейчас там, только, ваша милость… крик поднялся, челядь разбегается, боюсь, там половина замка сейчас собралась, и уж наверняка до гостей наших дошло…

Тьерри заскрипел зубами.

– Отец Ансельмо?..

– Жив, но поломал его прок… братец ваш изрядно, еле дышит старик. Вы бы поспешили, а? Парни напуганы, не ровен час, начнут из арбалетов садить…

…То, что раньше укрывала непроницаемым покровом темноты милосердная ночь, ныне явилось при свете дня во всей своей неприглядности. В нижний двор сбежалось все население Ренн-ле-Шато, от стражников до конюхов и горничных Идуанны. Примчалась даже Бланка – она стояла, привалившись плечом к деревянным перилам и, судя по нездоровой бледности, боролась с накатывавшими приступами дурноты. Около нее топтались две перепуганные служанки, наперебой упрашивая молодую госпожу вернуться к себе.

Зеваки – взвизгивавшие от ужаса, богохульствовавшие, просто ругавшиеся от избытка чувств – таращились вниз, свесившись через ограждения. Все это напоминало рисунок, виденный Тьерри в какой-то книге: римляне-язычники смотрят в львиный ров, куда бросили христианских мучеников. Только сегодня вместо рва – замкнутый со всех сторон небольшой двор, превратившийся в каменный колодец, а вместо беззащитной девы – вооруженный безумец.

Во дворе все обстояло именно так, как описывал Фернан, за одним исключением: на каменных плитах валялись два трупа вместо одного. Как выяснилось, Рамон схватил и прикончил еще кого-то из замковой прислуги, замешкавшегося и не успевшего убраться в безопасное место. Наследник Ренна безостановочно кружил между стен золотистого камня, из света в тень, оставляя за собой цепочку кровавых следов. Издаваемые им звуки уже не походили на разумную речь – скорее, на низкое, утробное ворчание голодного зверя.

Завершали картину явившийся на шум его преосвященство монсеньор Олиба вкупе с братьями-inquisitios. Епископ взирал на явленный миру позор Транкавелей, выкроив на физиономии выражение полагающихся моменту скорби и сожаления. У него за спиной рьяно препирались представители Inquisitio. У этой троицы на одинаково тощих лицах религиозных фанатиков никакого сожаления не читалось – лишь охотничий азарт да нездоровое торжество. Завидев Тьерри, монахи прекратили спор и маленькой целеустремленной фалангой двинулись навстречу. Впереди багровой грозовой тучей плыл его преосвященство.

– Мессир Тьерри! – вострубил епископ Олиба. – Боже, какой ужас! Ваш брат… безвинно убиенные… Мы все видели, у меня нет слов, чтобы описать…

– А у меня есть, – бесцеремонно перебил брат Доминик словоизлияния епископа. – К сожалению, своими глазами я видел только последнее убийство, да еще кухарку, которой чудом удалось унести ноги, но довольно и этого. Я готов присягнуть на Святом Писании в том, что нынешние убийства полностью совпадают с кровавым почерком волкодлака из Редэ. Ошибки быть не может – уж больно характерные раны. Мессир Тьерри, ваш брат, оказывается, не только с ножом умелец, но и зубы горазд в ход пускать! Да вы сами взгляните!

Тьерри непроизвольно бросил взгляд вниз, в тесный каменный мешок. Увиденное впечатлило даже его.

Когда-то родственники, друзья и недруги Бешеного Семейства единодушно сходились во мнении: во всей провинции – да что в провинции, во всей Аквитании! – не сыщется человека красивее наследника фамилии. Теперь эта красота сгинула, облезла, как фальшивая позолота с меди, явив подлинный облик человека, звавшегося Рамоном-Роже де Транкавелем. Впрочем, назвать это создание человеком язык не поворачивался – по двору кружило животное, дикий взбесившийся зверь, прикинувшийся творением Господа. Перемазанный чужой кровью, этот зверь метался от стены к стене, время от времени испуская протяжный хриплый вой. Мавританский ланцет отца Ансельмо он сменил на широкий нож, снятый с кого-то из убитых стражников. Как раз когда Тьерри взглянул вниз, Рамон прыжком оседлал одно из мертвых тел и принялся кромсать его ножом. Кровавые брызги летели ему в лицо. Зверь слизывал кровь, утробно урча от удовольствия.

Монсеньор Олиба поспешно отвернулся, издав горловой звук, словно сдерживал тошноту.

– О да… Волкодлак из Редэ… – пробормотал он. – Похоже, брат Доминик прав… Как прикажете это понимать, мессир Тьерри?

– Никак, – деревянным голосом произнес Тьерри. – Я дам команду арбалетчикам. И вы навсегда забудете о том, что видели, иначе…

Он повернулся к Ньеру, дабы отдать приказ, но остановился, услышав пронзительный голос брата Доминика.

– Взгляните на это… на это существо! – тощий монашек вещал, как на проповеди, и его обвиняющий перст неотступно следовал за Рамоном де Транкавелем, безостановочно кружащим в замкнутом пространстве крепостного двора. Озадаченная и заинтересованная замковая челядь подтянулась поближе, внимая. – Оно безумно, уродливо и смертоносно, и бесы одолевают его разум! Смотрите внимательно и запоминайте надолго, ибо вот пред вами одержимый диаволом. Такова участь всех, кто внимает манящему зову Змея-Искусителя, древнего врага рода человеческого! Однако сила Господа нашего да превозможет сатанинское наваждение! С Божьей помощью я готов явить чудо и публично посрамить нечистого!