100 великих романов - Ломов Виорэль Михайлович - Страница 59

Перед этим к Софье случайно попало письмо Липпанченко к Николаю, переданное Дудкиным Аблеухову через общую знакомую. Софья прочла письмо, ужаснулась его содержанию и решила «отомстить» шуту, вручив ему это письмо на балу. Лихутин же, опасаясь, что после встречи Софьи с Николаем «все пойдет прахом: честь жены, честь его, офицера», попросил женушку не ходить на бал. Однако Софья, не вняв просьбам, отправилась туда в костюме мадам Помпадур.

На балу Николайв красном домино скандализировал собравшихся, вт.ч. и отца, приехавшего по своим делам. Сенатору тутже услужливо донесли, что красное домино – это его сын, а после бала агент охранки поведал, что на Аблеухова-старшего готовится теракт.

Софья передала Николаю письмо, прочитав которое тотв невменяемом состоянии убежал с бала. Агент охранки догнал студента и от имени своего учреждения потребовал немедленного выполнения задания. «Ну а если я отклоню поручение?» – спросил Николай. – «Я вас арестую… Я – чиновник охранного отделения; как чиновник охранного отделения, я вас арестую…»

Неожиданно из Испании вернулась Анна Петровна и остановилась в гостинице. Но Николаю было не до того! Он постарался уединиться и рассмотрел присланную ему бомбу, при этом случайно, даже не подозревая о том, запустил часовой механизм. Убедившись в подлинности орудия убийства, студент бросился к Дудкину и категорически отказался от задания. Дудкинже, узнав от Николая, что о предстоящем покушении знают в полиции и даже настаивают на теракте, был ошарашен, т. к. не догадывался о провокации, в которую был втянут. Вспомнив, как Липпанченко накачивал его водкой (что было сделать нетрудно) и подсунул эту бомбу и письмо, Дудкин нашел провокатора и в разговоре с ним убедился в правдивости слов студента. В состоянии крайнего нервного раздражения Дудкин ушел в запой, а потом и в бред. Его мучила совесть, что он предал Николая. Убедив себя в том, что виной всему Липпанченко, Дудкин купил ножницы и зарезал провокатора.

Тем временем муж Софьи Петровны – Лихутин, тоже обезумев, затащил к себе Николая и стал объясняться с ним по поводу ужасного письма. Сказал, что был у него дома, искал бомбу, не нашел, и еще пойдет искать и обязательно предупредит о ней его батюшку. Николаю с трудом удалось убедить подпоручика, что он вовсе не собирался покушаться на отца.

Аполлон Аполлонович, в рассеянности блуждая по дому, забрел в комнату сына и из любопытства вынул из выдвинутого ящичка письменного стола какой-то тяжелый предмет и машинально отнес его в свою спальню.

Николай, вернувшись домой, перерыл всевверхдном, но бомбы не нашел и решил, что ее утром забрал Лихутин.

После долгих колебаний Аблеухов-старший поехал в гостиницу и привез домой жену. Последовала трогательная сцена встречи матери с сыном и обед втроем, после которого Николай отвез мать в гостиницу. Аполлон Аполлонович с грустью смотрел им вслед. Этот взгляд сын помнил потом всю свою жизнь.

Ночью Николай не мог уснуть – ему все мнилось, что проклятая бомба где-то здесь и тикает-тикает… Уже под утро «грохнуло: понял все». Он кинулся к спальне отца (дверь была выбита), на постели сидел Аполлон Аполлонович и от страха «безудержно – не рыдал, а ревел»; увидев подбегающего сына, отец «с неописуемым ужасом и с недетскою резвостью» скрылся от него в туалете. Николай лишился чувств и пролежал в приступах нервной горячки, не приходя в сознание, все время, пока велось следствие. Дело замяли. Сенатор перебрался в деревню и вышел в отставку, а сына отправил за границу. Через полгода к Аполлону Аполлоновичу перебралась и жена. В уединении Аблеухов настрочил мемуары, которые были опубликованы в год его смерти. Николай пребывал в Египте, часами сидел перед сфинксом, больше отца он так и не увидел – вернулся в Россию только после его смерти. (Потом умерла и мать.) «Жил одиноко; никого к себе он не звал; ни у кого не бывал; видели его в церкви; говорят, что в самое последнее время он читал философа Сковороду», надо полагать, проникаясь идеей нравственного самосовершенствования на основе самопознания.

Роман, не только символистский, но и написанный по законам музыкальной композиции, своей поэтикой опередил модернистские произведения Д. Джойса, М. Пруста, Ф. Кафки, У Голдингаидр.

«Петербург» кинематографичен, но фильмов по нему нет, хотя сам Андрей Белый написал киносценарий, по которому предполагалось снять картину в 1926 г.

Уильям Сомерсет Моэм

(1874–1965)

«Бремя страстей человеческих»

(1915)

Английский писатель, по популярности не уступающий Ч. Диккенсу, неутомимый путешественник, Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965) известен как автор 23 пьес («Леди Фредерик», «Верная жена», «Круг», «Наши лучшие» и др.), 21 романа («Луна и грош», «Пироги и пиво», «Театр» и др.), 7 сборников рассказов, среди которых много хрестоматийных шедевров («Дождь», «Непокоренная», «На окраине империи», «Заводь», «Санаторий», «Записка» и др.), биографической книги «Подводя итоги», многих путевых очерков и эссе, по преимуществу на литературные темы («Переменчивое настроение», «Великие писатели и их романы» и др.). Высшим достижением писателя стал его «роман воспитания» «Of Human Bondage» – «Бремя страстей человеческих» (1915).

Критики единодушно отмечали, что по художественной манере Моэм реалист до мозга костей, обладающий «выразительным моэмовским стилем», который невозможно спутать больше ни с каким другим. В своей прозе писатель стремился к безукоризненному изложению фабулы, к правдивости и простоте; а еще был уверен, «чем более интеллектуальную занимательность предлагает роман, тем он лучше». При этом особое внимание Моэм обращал на нравственность текста.

«Бремя страстей человеческих» – во многом автобиографическое произведение. Правда, писатель уверял, что это «роман, а не автобиография: хотя в нем есть много автобиографических деталей, вымышленных гораздо больше». Так ли это – одному Моэму знать, но его герой во многом повторил путь автора. Осиротевший в десять лет и отданный на попечение равнодушному к нему дяде, будущий писатель испытал страшное одиночество,  усугубленное врожденным заиканием. Эти детские переживания Моэм бережно перенес в свой роман, и они стали лучшими страницами в мировой романистике, посвященными одиночеству ребенка. Поступив в медицинскую школу при лондонской больнице, Моэм за три года углубленной практики в больничных палатах постиг не только причины болезней, но и причины разлада в человеческой душе. Телесные недуги он научился лечить врачебными способами, а духовные, свои и чужие, – литературой. «Я не знаю лучшей школы для писателя, чем работа врача», – признался позднее Моэм, подтвердив это предельной искренностью, с которой он раскрыл в своем романе драму души.

«Бремя страстей человеческих» – непросто название, это сквозная тема, проходящая через все творчество Моэма. Главный герой книги – Филип Кэри – мучительно ищет свое призвание и смысл жизни. Он нашел их, утратив многие свои юношеские иллюзии. В девять лет (действие начинается в 1885 г.) осиротевшего Филипа без особого восторга взял на воспитание его дядя-священник, проживавший в Блэкстебле. Над хромым от рождения подростком безжалостно издевались его одноклассники. Страдая от одиночества, он находил утешение лишь среди книг. После окончания королевской школы Кэри поступил в университет в Гейдельберге (Германия), сдружился с соотечественником Хэйуордом, позером и идеалистом, которого хлебом не корми – дай поболтать о религии и литературе. Эти азартные споры не могли не оставить следа в душе юноши, религиозность которого подвергалась непрерывному испытанию, и ничего удивительного, что Филип вполне с тенденцией времени разуверился в Боге и уверовал только в собственные силы.

После курса обучения Филип вернулся в Англию и по настоянию дяди стал обучаться в Лондоне профессии присяжного бухгалтера. С трудом выдержав год, он с радостью откликнулся на зов Хэйуорда и покатил в Париж, где стал вести богемный образ жизни, поступил в художественную студию «Амитрино», занялся живописью. Юноше «покровительствовала» невзрачная и бесталанная Фанни, влюбленная в него. Кэри проигнорировал ее чувства, и девушка покончила с собой. Это внесло в потрясенную душу молодого человека чувство вины и сомнения в своих способностях кживописи. Учитель не стал разуверять начинающего художника, более того, посоветовал ему вообще бросить занятия живописью.