100 великих романов - Ломов Виорэль Михайлович - Страница 45

Узнав от служанки Грушеньки, что ее хозяйка в Мокром, Карамазов заказал в лавке шампанское и закуски, велел доставить их на постоялый двор и, расплатившись взявшимися непонятно откуда деньгами, сам уехал туда.

В Мокром он застал Грушеньку с «бывшим» кавалером и его приятелем, сыграл с ними в карты. Видя жадность поляков до денег, предложил им отступные, но все закончилось гуляньем, сумбуром, прерванным появлением исправника, следователя и прокурора. Дмитрия, наконец-то познавшего счастье любви, в которой ему призналась Грушенька, обвинили в отцеубийстве и хищении денег. Ошеломленный вестью о смерти отца, но и воодушевленный тем, что раненный им Григорий жив, Карамазов стал клясться, что в крови отца он неповинен, а пир устроил на деньги Катерины Ивановны, остаток которых от прошлого пиршества носил в мешочке на груди, за что и постоянно корил себя в подлости. Уверения Дмитрия, что он никогда не смог бы убить отца, что его остановила бы Высшая сила, никто не принял во внимание. Все факты и сведения, предвзято отобранные следователем и прокурором и подтверждающие лишь их версию о виновности Дмитрия, были против него, и Карамазова взяли под стражу.

Вскоре Иван выяснил, что отца убил Смердяков, притворившийся разбитым падучей, – в то время, когда Григорий лежал без сознания, он убил Федора Павловича пресс-папье и забрал из известного только ему места три тысячи. Смердяков признался Карамазову, что на убийство его вдохновила именно Иванова апология вседозволенности. Терзаемый мыслью, что преступление совершилось с тайного его согласия и даже инициативе, Иван Карамазов почти обезумел. Ему примерещился черт, который насмешливо высказал его же собственные мысли о Боге. Иван ожесточенно заявил Смердякову, что признается во всем на суде, и тот, нехотя отдав ему деньги, на которые намеревался устроить свое тихое счастье, после ухода Карамазова повесился.

Катерина Ивановна с Иваном строили планы побега Дмитрия в Америку, но тот хотел пострадать и страданием очиститься. На суде поначалу все складывалось в пользу Дмитрия, особенно после выступления Ивана, сообщившего, что убийца – Смердяков, в подтверждение чего он выложил пачку полученных от лакея денег. Но когда Иван в горячке стал говорить, что это он научил Смердякова убить отца, а затем стал обвинять присутствующих, что все жаждут смерти отца, Катерина Ивановна впала в истерику и предъявила суду письмо Дмитрия, написанное им в пьяном угаре, где тот грозился убить отца и взять деньги. На основании этого показания Ивана оправдали, а Дмитрия осудили.

Однако кто же убил отца? – этот вопрос писателя ведь так и повис в воздухе. Умный Иван сформулировал мысль о дозволенности отцеубийства. Буйный Дмитрий был недалек от смертоубийства. Гнусный Смердяков лишь сделал то, на что, по его мнению, не хватало решимости у Ивана и Дмитрия. Да и праведник Алеша по большому счету попустительствовал преступлению. Виновными оказались все, говоря словами старца Зосимы – «воистину каждый перед всеми за всех и за все виноват, помимо грехов своих».

Еще до завершения публикации появились десятки откликов в печати. Оценив роман как высокохудожественное произведение, с автором спорили по идейным мотивам, и эти споры часто перерастали в бурную полемику между его сторонниками и противниками. Л.Н. Толстой восхищался образами Зосимы и Карамазова-отца. С конца XIX в. роман стал настольной книгой у философов, психологов, поэтов. Более того – З. Фрейд со товарищи по-своему интерпретировал конфликт между Карамазовым-отцом и его сыновьями и породил о Достоевском популярную на Западе легенду, не имеющую под собой никакой реальной основы – как о «потенциальном отцеубийце и писателе-"грешнике", всю жизнь будто бы мучившимся сознанием своей нравственной вины перед отцом, вызванной "эдиповым комплексом"».

«Братья Карамазовы», переведенные почти на все языки мира, вызвали огромный интерес у литераторов разных стран: Ф. Кафки, С. Цвейга, Т. Манна, Ф. Мориака, А. Камю, А. Беннета, В. Вулф, X. Уолпол, С. Фитцджеральда, У. Фолкнера…

Роман имел сотни инсценировок, как у нас, так и за рубежом. Чешский композитор О. Иеремиаш написал по нему оперу «Братья Карамазовы». Из десятка отечественных и зарубежных экранизаций, безусловно, лучшей стала картина И.А. Пырьева, вышедшая на экраны страны в 1969 г.

Марк Твен (Самюэл Лэнгхорн Клеменс)

(1835–1910)

«Принц и нищий»

(1882)

Марк Твен (настоящее имя Самюэл Лэнгхорн Клеменс) (1835–1910) сменил множество профессий, прежде чем стал «королем смеха»: типографский рабочий, рудокоп в копях Невады, лоцман на Миссисипи, солдат, газетный репортер, золотоискатель в Калифорнии, газетчик, спецкор на Сандвичевых островах, в Европе и на Востоке, бизнесмен; заядлый путешественник, лектор-просветитель, публицист, общественный деятель… Богатейший жизненный опыт, талант художника, наделенного огромной силы фантазией, в сочетании с завидным трудолюбием возвели писателя на литературный трон Америки. «Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена, которая называется «Гекльберри Финн», – утверждал его соотечественник Э. Хемингуэй. Автор всемирно известных повестей о Томе Сойере и Геке Финне, множества других искрометных произведений, в том числе и нескольких исторических романов, Марк Твен навсегда остался в благодарной памяти читателей создателем и такого шедевра, как исторический роман-сказка «The Prince and the Pauper» – «Принц и нищий» (1882).

Писатель задумал роман в 1877 г. В дневнике он записал: «За день или два перед смертью Генриха VIII Эдуард VI случайно меняется местами с мальчиком-нищим. Принц блуждает в лохмотьях и терпит лишения, а нищий претерпевает мучительные (для него) испытания придворного этикета – вплоть до дня коронации в Вестминстерском аббатстве, когда путаница разъясняется и все становится по местам». Но к книге, которую изначально предназначал для детей, Твен приступил лишь через 2 года, проштудировав массу исторической литературы и побывав в Лондоне.

В предисловии писатель лукаво заметил: «Возможно, что в старое время в эту историю верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что только простые неученые люди верили в нее и любили ее».

«Принц и нищий» состоит из тридцати трех глав. Одним из главных героев романа стал Эдуард VI (1537–1553), единственный сын Генриха VIII, вступивший на престол в возрасте девяти лет и умерший от туберкулеза на 16-м году жизни. Несмотря на свой юный возраст, Эдуард успел отменить ряд жестоких законов в уголовном кодексе страны. Сопоставление прошлого и настоящего, проведенное Твеном в этом романе, определило проблематику и его последующих произведений. Нищий Том Кенти родился в один день с Эдуардом. По капризу природы они оба похожи друг надруга как два близнеца. ЭдуардаиТома, каждого получившего соответствующее воспитание, разделяла социальная бездна, а объединяла душевная искренность, чистота сердец и природный ум. И хотя Том научился лишь просить милостыню, судьба распорядилась так, что священник дал ему азы грамоты и привил любовь к книгам. Богатое воображение рисовало мальчику пленительные картины его восшествия на престол, за что его и прозвали «королем Двора Отбросов». Однажды во время прогулки Том увидел в королевском саду принца Эдуарда и завороженно приник к решетке сада. Часовой стал прогонять его, но принц велел пропустить мальчика, пригласил его в свои покои и накормил. Узнав от Тома о его мечте хотя бы на миг стать королем, Эдуард поведал ему и свою – стать ненадолго обычным лондонским сорванцом. Каждого по малости лет привлекало то, чем он был «обделен». Принц предложил оборвышу переодеться. Переодевшись, мальчики заметили, что похожи друг надруга как две капли воды, и принц заметил: «Если бы мы вышли с тобой нагишом, никто не сумел бы сказать, кто из нас ты, акто принц Уэльский». Эдуард, решив наказать часового, отвесившего Тому оплеуху, направился в сад, но солдат вышвырнул его в улюлюкающую толпу как котенка. И стала разыгрываться драма: принц превратился в нищего, а нищий – внаследникакороля. Обоим пришлось несладко. Тома, убеждавшего всех, что он не принц, и Эдуарда – что он король, посчитали слегка помешанными (правда, Генрих, нежно относившийся к сыну, тут же запретил упоминать о его недуге). Тому легче было привыкнуть к роли принца, а вот Эдуарду пришлось тяжелей. Он на своей шкуре узнал голод, страдания и нищету, на которую был обречен «его» народ. Просить милостыню и получать побои оказалось куда прозаичнее, чем фехтовать и изъясняться на латыни, а сидеть в тюрьме в ожидании порки плетьми куда плачевнее, чем вершить свой суд над подданными; да и вообще трущобы мало напоминали дворец. Но это «испытание на себе своих законов» научило принца, быть может, главному, чего нет ни в одном правителе – милосердию. Наблюдая за казнями женщин и «еретиков», шутовски коронованный бродягами «король фу-фу» поклялся править своими подданными милостиво и великодушно. Случай свел принца с благородным воином Майлсом Гендоном, который неоднократно спасал его позже от побоев и даже смерти, за что был награжден привилегией – сидеть в присутствии короля. Гендон, не веривший, что Эдуард – настоящий король, полюбил «безумного» мальчика, как сына. А Том в это время как мог пытался смягчить участь зависимых от него людей. Одно только осложняло его жизнь, что он никак не мог «вспомнить», где находится большая государственная печать. Оба мальчика проявили в новых для них обстоятельствах незаурядный характер. «Самозванец поневоле» удивлял вельмож своей рассудительностью и умением рушить хитросплетения несправедливых законов, а принц своей дерзкой отвагой завоевал уважение среди бродяг и воров.