Его высочество господин целитель - Башун Виталий Михайлович - Страница 83

— …я, донья Илона, премьер-министр княжества Таллиана, клянусь служить вам, великий князь, не за страх, а за совесть!

Картинка сменяется видом огромного кабинета, моего — это я четко знаю.

— …таким образом, в твоей лейб-гвардии, Костя, на сегодняшний день четыреста девяносто два воина, полностью обученных как работать с абордажным снаряжением, так и управлять нашими торпедами. Контрабандисты Хальсора обещают через полтора месяца поставить еще двести генераторов поля для наших торпед. Мы планируем, в первую очередь, установить генераторы на специализированные торпеды, годные только для дистанционного подрыва. В этом случае мы сможем довести их количество до тысячи двухсот.

— Сергей, как работает магическая клятва?

— Трудно сказать. Ни один гвардеец не проболтался. Дон Абрам говорит, что его агентура не фиксирует никаких разговоров среди обывателей и не выявила целенаправленного интереса среди шпионов. Среди нас, абордажников, а теперь лейб-гвардейцев, никогда не было болтунов. Мы всегда умели хранить профессиональную тайну. Поэтому определенно сказать, что здесь работает магическая клятва братства, а не, например, причастность к избранным, я не могу. Кстати, князь, это была великолепная идея — приобщить дона Абрама и дона Томаса. Правда, дон Абрам — еще тот жук и пару десятков наших парней выцарапал себе на службу, но, думаю, они там много пользы принесут. Мы же понимаем, что один хороший агент может принести больше пользы, чем десяток абордажников верхом на торпеде.

— А что дон Томас?

— Х-ха… Он всем говорит, что не верит и никогда не поверит, но, я уверен, из чистого упрямства. Я видел, как горели его глаза, когда он наконец смог различить ауру! Он — наш брат. Это точно. Не сегодня, так завтра непременно. Ему трудно преодолеть стереотип, вбитый в голову поколениям ученых.

— Самые доверчивые люди — это ученые. Запомните, полковник. Это тебе сам же Томас подтвердит.

— А вот спрошу. Прямо сегодня и спрошу! Теперь я хотел бы поговорить о…

Сцена размывается, и снова мелькает калейдоскоп лиц, невнятный набор звуков — и вдруг проявляется новая картинка. Теплые карие глаза смотрят на меня с любовью, почему-то с тоской и надеждой…

— Я знаю, Костя, что ты меня не любишь, но я прошу тебя. Нет, молю только об одном — позволь мне быть рядом с тобой! Оставь мне надежду, что когда-нибудь ты меня простишь, а потом… может быть… стерпится — слюбится?

— Все может быть. Я не могу тебе отказать, тем более не знаю, чем закончится моя… болезнь. Я уже говорил тебе, что не знаю, каким вернусь из регенерационной камеры. Так что будь готова к любому результату.

— Я готова! Я вытерплю все. Я буду ухаживать за тобой, как за маленьким! Я верю, что ты выкарабкаешься! Не может Господь допустить, чтобы, едва найдя, я вдруг потеряла…

— У меня есть надежда, что я смогу полюбить тебя по-на-стоящему, но… к сожалению, велика возможность и неблагоприятного исхода. Я уже много раз тебе говорил об этом…

— Молчи! Не надо! Ты вернешься! Костя! Ты вернешься, я верю!

Костя?! Какой Костя?! Я же Филлиниан деи Брасеро. Барон и целитель. И этот странный титул «великий князь»…

Мы пошли в поход в горы с группой студентов. Там у ребят получилось работать с нитями. Горзион… Коллега-целитель попытался нас всех убить. Но как же так? Гений и злодейство — две вещи несовместные! Стоп! А это откуда? Не помню в нашем мире такой фразы, а память выдала, как нечто привычное и знакомое… Дальше. Мы пошли в горы. Лаборатория. Артефакт. Горзион. Под-д-донок! За что он хотел убить ребят, чья вина была лишь в том, что они жаждали помогать людям и самосовершенствоваться?! Потом. Об этом потом. Что дальше? Дальше я связываю нитями артефакт лаборатории и академии. Они используют мой мозг для объединения. Спасаясь от перегрузки, я выдираю ядро своей личности и с помощью узора Лантиссы отправляюсь на поиски нового тела…

Воспоминания далеко не сразу, но все быстрее и быстрее кристаллизовались в моем мозгу, пока я не вспомнил все. Я — принц… нет уже великий князь княжества Таллиана. Да, так зовут мою дочь в этом мире. Я назвал бывшие баронства именем дочери. Но это неважно. Важно понять, где я сейчас. В регенерационной камере? Тогда моего тела больше нет, хотя узор-разведчик сообщил, что оно свободно и находится в удовлетворительном состоянии. Или я дома в своем теле? Тогда из камеры скоро выйдет великий князь, который будет иметь память принца, зная, что она чужая, и мою память. Не всю. Далеко не всю. Я основательно подчистил, вернее, на основе узора Лантиссы свернул и зашифровал как знания из кристалла, получаемые во сне после прохождения лабиринта около Сербано, оставшуюся прежнему хозяину тела мою структуру знаний и оставил маленький узор-сторож. Этот узор будет регулярно проверять моральные установки и принципы князя Константина… Если они не будут соответствовать моим представлениям о порядочности и честности, то мозг будет банально уничтожен. В противном случае… хотя правильнее было бы сказать — в случае удачи, князю постепенно будут открываться тайны целительской магии. Разумеется, я сделал поправку на политическую необходимость, где ложь и вероломство — качества хорошего политика. Но здесь придется опираться на чувства. Будет ли князь творить подобные вещи с удовольствием или только в том случае, когда без этого невозможно защитить людей, причем большинство людей, а не только аристократию своего княжества.

Страшно. Страшно открыть глаза и увидеть себя в регенерационной камере, но рано или поздно это придется сделать. Так что же, открываю?

Вот же ж я болван, как сказал бы Сен. Почему бы мне не попробовать связаться со Свентой? И не надо гадать, то ли это тьма пещеры, то ли регкамеры. Балдахин на кровати во дворце принца или нашей со Свентой спальни.

Я решился и попытался с помощью нити-связи соединиться с любимой. Нет отклика. Нет ответа. Она не отвечает. Вариантов может быть только два. Либо она погибла, либо я остался в теле принца. Оба исхода мне категорически не нравились.

В панике я неосознанно протянул нить к учителю и… оказался в просторном пустом зале, застеленном травяными циновками. В нем сидели на коленках, как когда-то я, пять человек, и усердно пытались сложить одну из пространственных фигур, которые и мне задавал учитель. Среди них я, к немалому облегчению, увидел и Свенту.

Финь Ю с невозмутимым, как всегда, выражением лица повернулся ко мне — ну точно строгий наставник, которому мешают вести занятие посторонние личности. В следующий момент я увидел, как его рот изумленно открывается и мастер застывает в ступоре.

— Филлиниан! — выдохнул он с непередаваемым чувством узнавания, счастья и облегчения. — Ты вернулся! А я уж думал, откуда тут еще один полный целитель?

Фантомы учеников бросили фигуры и вскочили на ноги. С радостным ревом они кинулись обниматься, но самой первой, просто расшвыряв тех, кто мешал, на моих плечах повисла Свента. Любимая с такой страстью и счастьем бросилась меня целовать, что я даже через фантом отчетливо почувствовал ее слезы на своих губах.

— Милый! Любимый! Филик! Родной! Счастье мое! Вернулся! Ты вернулся! Как обещал… Вернулся…

Слова ее не блистали красноречием, но я и сам в тот момент не был великим оратором:

— Родная! Солнышко мое! Я так скучал по тебе!

— Так! Внимание! — крикнул учитель, хлопая в ладоши. — Я сам безмерно счастлив возвращению ученика, но, думаю, вам лучше встретиться вживую. На сегодня занятия окончены! Филлиниан, я прошу разрешения присутствовать рядом, когда будешь рассказывать о своих приключениях.

— Да, учитель, — с удовольствием поклонился я.

Я разорвал связь и открыл глаза. Оглядевшись, увидел, что лежу в комнате деревянного, сложенного из бревен в три обхвата, дома. Широкая кровать стояла впритык к дощатой стенке. Напротив располагался сундук, рядом с ним — массивный резной шкаф, ближе к двери — длинная прочная лавка, покрытая красивым ковром. К моей кровати приткнулся маленький резной столик, уставленный склянками с разными зельями, а за столиком я заметил пару стоек с капельницами. Более обстоятельно оглядеться не успел, так как в комнату ворвался вихрь в лице моей жены. Вихрь резко затормозил у кровати, и Свента осторожно, даже как-то бережно прилегла рядом со мной и, ни слова не говоря, просто пристально смотрела в мои глаза. Мне не надо было слов. Я и так понимал все, что она хотела сказать. Лежать и вот так молчать было невообразимо приятно.