Незаметные убийства - Мартинес Гильермо - Страница 17

– Но, возможно, так и планировалось, чтобы преступление не было сразу обнаружено и смерть пациента посчитали естественной, – вмешался я. – Возможно, он хотел, чтобы тело увезли на ваших глазах, но так, будто речь идет о рядовом случае. Иначе говоря, чтобы преступление и на сей раз было для вас незаметным. Полагаю, вы должны рассказать инспектору, – обратился я к Селдому, – что обо всем этом думаете, то, что уже говорили мне.

– Но ведь никакой уверенности у меня нет, – заметил Селдом протестующим тоном, – двух случаев мало, чтобы делать выводы подобного рода…

– И тем не менее, – сказал инспектор Питер-сен, – мне бы хотелось вас послушать.

Селдом явно колебался, но потом все-таки заговорил:

– В обоих случаях, – начал он, взвешивая каждое слово, словно желая строго придерживаться фактов, – преступления были максимально «легкими», если можно так выразиться. Я бы даже допустил, что смерть сама по себе не играла ни в первом, ни во втором случае главной роли. Преступления эти нетрудно счесть почти символическими. Вряд ли убийце важно было именно убить, нет, он хотел подать знак, указать на что-то. И это что-то наверняка связано с серией фигур, которые появляются в его посланиях, с серией, которая начинается кругом и рыбой. Преступления – только способ привлечь внимание к серии, и он выбирает свои жертвы из близкого мне круга людей с одной целью – чтобы я был втянут в эту историю. Думается, на самом деле речь идет о чисто интеллектуальной задаче, и преступник остановится лишь при одном условии: если мы каким-то образом дадим ему знать, что нам по силам угадать смысл серии, иначе говоря, что мы способны предсказать следующий символ, а значит, и преступление, которое еще только должно совершиться.

– Я сегодня отдам распоряжение, чтобы специалисты подготовили нам психологический портрет убийцы, хотя данных для этого пока маловато. Но я хотел бы вернуться к вопросу, который задавал вам вчера, а вдруг сегодня вы сможете на него ответить: мы имеем дело с математиком?

– Я бы скорее склонился к отрицательному ответу, – осторожно проговорил Селдом. – По крайней мере, это, видимо, не профессиональный математик. Я бы сказал, что мы имеем дело с человеком, который воображает, будто математики – своего рода символ интеллекта, поэтому он и возжелал помериться силами именно с ними. Что-то вроде интеллектуальной мании величия… Ведь не случайно же он выбрал для второго послания дверь нашего института. Боюсь, здесь кроется еще один сигнал и он адресован мне: если я не приму вызов, это сделает какой-нибудь другой математик. Позволю себе высказать несколько догадок: возможно, этот кто-то однажды потерпел неудачу на экзамене по математике либо упустил важный для всей его жизни шанс, не справился с тестом, с помощью которого определяют интеллектуальный уровень. Из тех, что придумывал Фрэнк. Кто-то, кого не допустили туда, где, как он считал, находится царство интеллекта, кто одновременно восхищается математиками и ненавидит их. Вполне вероятно, он замыслил эту серию, чтобы отомстить своим экзаменаторам. И теперь сам превратился в экзаменатора.

– Может быть, ученик, которого вы завалили? – спросил Питерсен.

Селдом едва заметно усмехнулся.

– Я уже давно никого не заваливаю, – ответил он. – У меня остались только аспиранты, блестящие аспиранты… Я бы скорее предположил, что этот человек никогда профессионально не изучал математику, но всего лишь прочел ту главу из моей книги, где речь идет о серийных преступлениях, и решил, к несчастью, что я как раз то лицо, с которым стоит посоперничать.

– Ладно, – сказал Питерсен, – для начала я могу отдать распоряжение, чтобы мне прислали список тех, кто купил вашу книгу в книжных магазинах нашего города, воспользовавшись кредитной карточкой.

– Мало вероятности, что от этого будет толк, – заметил Селдом. – Мои издатели ради рекламы – еще до выхода книги в свет – напечатали в «Оксфорд таймс» именно главу про серийные преступления. И многие поверили, что будущая книга – своего рода детективный роман, новая его разновидность. Поэтому первый тираж разошелся мгновенно.

Питерсен с некоторым разочарованием опустил голову, но тут его внимание привлекли рисунки на доске.

– Но теперь-то вы можете добавить еще что-нибудь к ранее сказанному?

– Второй символ в серии в большинстве случаев дает след – то есть подсказывает, каким образом надо воспринимать всю цепочку: либо это отражение предметов или событий некоего существующего в реальности мира, иначе говоря, символы в самом привычном значении слова, либо это геометрические фигуры. Второй символ – опять же хитроумный шаг, ведь рыба нарисована очень схематично, что позволяет два способа прочтения.

Интересно и ее вертикальное положение. Ведь может иметься в виду серия фигур, расположенных симметрично относительно вертикальной оси. Если же мы договоримся считать фигуру действительно рыбой, появится, само собой разумеется, и много других вариантов ее истолкования.

– Аквариум, – сказал я, и, когда Питерсен изумленно повернулся в мою сторону, Селдом молча кивнул.

– Да, сначала я тоже так подумал. Аквариумом называют палату, в которой находился Кларк в больнице Радклиффа, – пояснил он. – Но это впрямую указывало бы на кого-то, связанного с больницей, и вряд ли такой человек выбрал бы символ, который дает столь очевидную зацепку. Кроме того, если принять данную версию, будет непонятно, как круг связан с миссис Иглтон… – Селдом ходил по комнате, опустив голову. – И вот еще что интересно, – продолжил он, – и что так или иначе подразумевается в послании: преступник полагает, будто математики способны разгадать загадку. Я хочу сказать следующее: в этих символах есть нечто, отсылающее именно к тем проблемам, которые связаны с математическим складом ума.

– А догадок по поводу третьего символа у вас, случайно, не появилось? – спросил Питерсен. .

– Появилась одна мысль, – отозвался Селдом, – но я отлично представляю себе и совсем другие варианты, я бы сказал, столь же логичные. Вот почему в тестах дается не менее трех символов, чтобы испытуемый отгадал четвертый. Два символа – слишком неопределенно… А вообще-то мне нужно время, я должен как следует поразмыслить… Я не хотел бы допустить ошибку. Экзаменатор теперь он, и если мы дадим неправильный ответ, это может привести к новому убийству.

– А вы на самом деле считаете, что он остановится, если мы найдем верное решение? – спросил Питерсен с большим сомнением в голосе.

Беда в том, подумал я, что тут не может быть одного конкретного решения. Да, это хуже всего. Я вдруг сообразил, почему Селдом хотел, чтобы я увидел Фрэнка Калмэна и сообразил, что у занимавшей его проблемы есть второй уровень. Мне было любопытно послушать, как он станет объяснять Питерсену все эти вещи про непоседливый склад ума, про Витгенштейна, про парадоксы конечных правил… Но Селдому хватило одной лишь фразы.

– Остановится, – медленно проговорил он, – если мы угадаем именно то решение, которое подразумевает он.

Глава 12

Питерсен поднялся со стула, прошелся по комнате, заложив руки за спину. Потом взял пальто, брошенное на край стола, снова внимательно поглядел на доску и вдруг тыльной стороной ладони стер круг.

– Запомните: мы будем держать в тайне первый символ до тех пор, пока это будет возможно, я не хотел бы дразнить гусей. Как вы думаете, они – я имею в виду математиков с первого этажа – способны угадать его после того, как им стал известен второй знак?

– Нет, не думаю, – сказал Селдом, – да к тому же вряд ли это вообще их заинтересует. Для математика имеет значение только та задача, которую он держит в руках. Понадобится еще пара убийств, не меньше, чтобы привлечь их внимание.

– А ваше? – Теперь Питерсен не сводил глаз с Селдома, и в его вопросе прозвучал холодный упрек. – Если честно признаться, то я немного… разочарован, – заявил он, тщательно подбирая слова. – Я, конечно, не ожидал, что вы сегодня же дадите мне окончательный ответ, но… четыре-пять вероятных вариантов, версии, которые мы могли бы либо начать раскручивать, либо с ходу отвергнуть. Разве не так работают математики? Видимо, вам тоже требуется еще пара убийств.