Звезда королевы - Арсеньева Елена - Страница 44

Самой додуматься до ответа Маше не дали. Ответ ей буквально бросили в лицо: черный ткнул в какую-то бумагу и прорычал:

— Пиши!

— Погоди, Жако, — успокоил его напарник. — Надобно объясниться aupres de la dame [92].

Маша взглянула на него повнимательнее. Он был недурен собою, боек, развязен; речь и манеры выдавали человека более или менее воспитанного и образованного в отличие от ужасного Жако — когда тот произносил хоть слово, первым чувством Маши было изумление, что это дикое животное обладает речью. Конечно, ведет в сем дуэте молодой… ну что ж, надобно послушать, что он скажет.

— Сударыня, я весьма сожалею, что приходится беседовать с вами в столь не подходящем для этого месте, но, к несчастью, обстоятельства диктуют нам свою волю, — начал разбойник как по-писаному, и Маша подумала, что перед ней, наверное, какой-то недоучившийся студент или неудачливый стряпчий.

Однако ее весьма заинтересовало словечко «обстоятельства». Интересно, что же это за обстоятельства такие, которые «диктуют свою волю»?.. И она вновь со вниманием принялась слушать.

— Жизнь и свобода ваши всецело в руках ваших, — продолжал разбойник. — Мы подадим вам бумагу и перо, а вы напишете на сей бумаге несколько слов, после чего сделаетесь полностью свободны от всех забот. Поверьте, сердце мое обливается кровью при виде вашей красоты, обрамленной в столь неподобающую рамку. Вашим ножкам ступать бы по сверкающему паркету, вашим кудрям быть украшенным брильянтами…

Он с деланным отчаянием воззрился на растрепанную Машину косу, и Жако вдруг заперхал, заскрипел — очевидно, это должно было означать смех — и выдавил:

— Тебе, Вайян, надо бы зваться Пайярдом [93]!

Маша смотрела на них задумчиво. Словоизлияния Вайяна ее не интересовали, зацепило в его речи другое.

Итак, что-то написав, она будет «полностью свободна от всех забот»? Весьма любопытно, какой смысл вкладывает Вайян в сию фразу?.. Но терпение! Пока важнее другое.

— Что я должна написать? — спросила Маша и порадовалась тому спокойствию, с каким звучал ее голос.

— О, всего несколько слов! — воскликнул Вайян. — Небольшое распоряжение: назовете ваше имя и звание, потом распорядитесь о некоем лице… да что откладывать? — Он сорвал с пояса походную чернильницу, отвинтил крышечку, достал перо, Жако вновь подал бумагу. Эти разбойники сейчас напоминали услужливых секретарей, и Маша поняла, что именно написание этой бумаги было целью ее похищения.

Так они не простые грабители! Их кто-то подослал! И на почтовой они ее уже выслеживали, уже готовились к нападению!

От этой догадки Машу пробрал озноб, но голос звучал по-прежнему твердо:

— Распоряжение о некоем лице? Я не понимаю!

— Да что тут понимать, сударыня? — удивился Вайян. — Вы богаты, а случись что, богатство ваше окажется бесхозным. После же написания бумаги сей, что бы с вами ни приключилось, все ваше состояние окажется в надежных руках… увы, не в моих, — покачал он головою, правильно истолковав издевку, вспыхнувшую в Машиных глазах. — Нет, распоряжение ваше…

— То есть завещание? — уточнила Маша.

Вайян сконфуженно пожал плечами:

— Ежели вы предпочитаете все называть своими именами, то скажем так. Стало быть, оно будет в пользу другого лица. Но point l'humeuc la?-dessus [94]! Это вполне достойная особа!

Маша отвернулась. Ей не хотелось, чтобы эти негодяи видели страх на ее лице, а именно страх сейчас охватил все ее существо. Ужас!

Мысли мелькали, мелькали, с поразительной быстротой выстраивая вопросы, на которые не находилось ответов.

— А если я откажусь? — осторожно спросила она.

— Ну, есть множество способов принудить вас, — ответил Вайян.

— Например? — Например, кулаки Жако… мне жаль, поверьте, угрожать даме, но… — Вайян развел руками. — Нам предписано также морить вас голодом до тех пор, пока вы не напишете требуемую бумагу. Кроме того, в этом подземелье есть некий ошейник на цепи… да вот, взгляните, если желаете!

Он подал знак Жако, и тот, подхватив не успевшую даже пикнуть Машу, втащил ее в залу, откуда она только что выбежала, швырнул на каменную скамью, а из-под скамьи вытащил широкое железное кольцо, соединенное с цепью, уходящей куда-то в стену. Затем проворно защелкнул ошейник на Машиной шее.

От ледяного прикосновения железа Маша едва не лишилась чувств и какое-то мгновение лежала недвижимо, окаменев от ужаса, но тотчас привскочила, закричала, забилась как безумная, однако ручищи Жако плотно прижали ее к скамье, а из пасти, воняющей луком, изверглось:

— Тихо лежи!

— Да, мадам, — кивнул Вайян, стоящий рядом и не без отвращения взирающий на эту сцену. — Вам придется лежать тихо, если не хотите умереть мгновенно. В этом-то и смысл сей пытки: при резком движении ошейник сжимается все туже, а если вы рванетесь и поднимете голову вот так, — он отмерил над скамьей высоту не более чем в локоть, — то рискуете сломать себе шею. Вы будете вынуждены лежать неподвижно… а это мучительно, смею вас заверить!

Маша чуть повертела головой. Да и впрямь: тиски сильнее сдавили горло, однако, как ни странно, это не усилило ее ужас, а, наоборот, приободрило. Во всяком случае, теперь она была вольна хотя бы в собственной смерти, а в иных ситуациях смерть — спасение!

— Выходит, я погибну, если сейчас рванусь посильнее?

— Да! — кивнул Вайян.

— И ваша миссия окажется невыполненной?

Он вопросительно вскинул брови.

— Ну как же?! — нетерпеливо пояснила Маша. — Завещание-то останется неподписанным!..

Вайян и Жако непонимающе переглянулись.

— Да, — кивнул Вайян нерешительно.

— Это произойдет и в том случае, если я предпочту умереть от голода, но не сдаться. И ведь Жако может забить меня насмерть еще прежде, чем я распоряжусь в пользу некоего лица — не правда ли?

Вайян прикусил губу.

— Что вы этим хотите сказать? — произнес он чуть ли не угрожающе.

— Только одно: я не намерена ничего подписывать! — как могла громко выкрикнула Маша, с каким-то болезненным наслаждением почувствовав ледяную хватку ошейника.

Вайян пристально смотрел на нее, и в глазах его Маша различала искры душевного огня. У этого человека был, по всему видно, быстрый ум, который правильно оценил Машины слова. Этой vis-a-vis нечего было терять — ни ему, ни ей, — а потому оба они были дерзки друг с другом и каким-то сверхъестественным чутьем могли сейчас угадывать мысли друг друга, так что Вайян понимал: его пленница не блефует! Угрозами он сам дал ей в руки оружие свободы — пусть свободы в смерти! — и она не преминет им воспользоваться, тем паче, что мгновенно сообразила: какой смысл в завещании, когда завещатель остается жив? Выходило, что смерть ожидала ее в любом случае, — так тем более стоило бороться!

Ее упорство привело Вайяна в восхищение. Такая молодая, такая красивая, такая отважная… Но он не дал жалости завладеть сердцем, а только сделал какой-то неуловимый жест — и в тот же миг Жако придавил Машу к скамье, а сам Вайян мгновенно расстегнул на ней губительный — и спасительный! — ошейник.

Маша не смогла удержать слез досады — так и хлынули слезы из глаз, однако вмиг высохли после торопливых, негромких слов Вайяна, в которых звучала искренняя тревога:

— Умоляю вас не плакать, сударыня. Жако ненавидит женские слезы, он звереет на глазах. Жестокость у него в крови… его брат был казнен как отцеубийца, так что сами понимаете…

Самое поразительное состояло в том, что он произнес это не по-французски, а на скверном, но вполне понятном английском! Значит, он не хотел, чтобы Жако понял. Значит, в их разбойничьем единстве существует малая трещинка, которую есть надежда расширить!..

Надежда эта, впрочем, тут же и поугасла, ибо чудовище в одежде из грубой синей холстины, именуемое Жако, медленно повернуло голову и угрюмо произнесло: