Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества - Коровина Елена Анатольевна - Страница 72

Уля без сил рухнула на старый диван. Как она выдержала сегодняшний день?! С утра сестрица Катенька начала примерку подвенечного платья. Портниха-француженка с полным ртом булавок суетилась вокруг. Мать Катеньки, Авдотья Афанасьевна, давала советы. Но сестрице все не нравилось. Она дулась и на портниху, и на мать. И все трое замучили Улю: подай, погладь, подколи! Весь дом вверх дном: как же – младшая дочь известнейшего скульптора Ивана Петровича Мартоса готовится выйти замуж!

У Мартосов – один из лучших домов в Петербурге. Иван Петрович – всевластный ректор Императорской Академии художеств, автор памятника Минину и Пожарскому, который установлен в Москве на Красной площади. Правда, лучшие дни скульптора позади, он стал капризен и неровен характером. Жениха дочери выбирал придирчиво. Остановился на известном архитекторе Василии Алексеевиче Глинке. Тот, правда, старик, зато скопил 100 тысяч рублей. Катенька повздыхала и согласилась. Кто ж от 100 тысяч откажется?..

Проводив портниху, Авдотья Афанасьевна осерчала: «Что же ты, Улька, кружева перекрахмалила, ленты не отутюжила? Из-за тебя Катенька весь день пронервничала. А ведь ты должна стараться! Забыла, что мы тебя, бедную родственницу, в дом из милости взяли?»

Как забыть?! Уля, конечно, помнит. И вправду, не выжить бы ей после смерти родителей, кабы не Мартосы. Но ведь и она все эти пять лет трудилась, пыталась всем угодить. А не получается…

Венчание состоялось в конце мая 1830 года в роскошной церкви Академии художеств. Катенька сияла бриллиантами, как радужный цветочек. Все в церкви оборачивались. Но один высокий молодой человек смотрел дольше, вздыхал глубже. «Это – барон Клодт! – услышала Уля чей-то шепот. – Говорят, он тоже в мадемуазель Мартос влюблен. Даже предложение делал. Только дали ему от ворот поворот». – «Еще бы! У него ж ни гроша! – ответил кто-то сердито. – Был военным, но ушел со службы. Теперь вольнослушатель в академии. Живет в полуподвале на Выборгской стороне, все лошадок лепит. Да только никто их не покупает. Лепил бы императоров в тогах – ходил бы в золоте. А простая лошадь кому нужна?! Вот и живет впроголодь!»

Уля перевела глаза на барона. Он был худ, изможден, одет с той небрежностью, что бывает только от большой бедности. Но как он смотрел на Катеньку! Любовно, неотрывно, отчаянно. Да если б кто хоть раз так взглянул на Улю, разве она смогла бы пойти за другого?..

Наутро Уля тайком выскочила из дома. Выборгская сторона, ясно, не для богатых, но то, что девушка увидела, было ужасно. Из подвалов и полуподвалов несло гнильем и сыростью. И подвалов таких было неисчислимое множество. Как отыскать тот, что нужен?! У одного раскрытого окна толпились люди. На окошке красовались раскрашенные фигурки восковых лошадей. «Почем каурая? А та – пегая?» – галдели покупатели. Уля ахнула: барон Клодт прямо из собственного окна торговал своими творениями!

Толпа волновалась, переругивалась, но в конце концов схлынула. А лошадки так и остались на подоконнике. Клодт сидел хмурый. Через окно Уля увидела у него на столе кусок хлеба и селедочный хвост. Вот и вся еда.

«Хотите, барышня, всех лошадок за гривенник?» – устало спросил скульптор. Да только у Ули и гривенника-то не было. «Лучше я вам рубашку починю! – вдруг предложила она. – Вон на локтях заплатки поставить надо!» – «Не поможет! – буркнул расстроенный Клодт. – У меня вся жизнь в заплатках…» Уля встрепенулась: «А я вам счастливые заплатки поставлю!» Клодт только рукой махнул: «Валяйте! А я вам парочку лошадок отдам!»

Летом 1831 года в Петербург вторглась ужасная гостья – холера. Мартосы бежали на дачу. Через неделю объявилась Катенька – в испуге, но без слез. Оказалось, ее муж умер. Конечно, страшно, но чего ж горевать – все 100 тысяч теперь Катенькины!

Едва вернувшись в Петербург, Уля понеслась на Выборгскую. Слава богу, лошадки по-прежнему стояли на подоконнике. Забыв обо всех приличиях, она ринулась вниз по крутым ступенькам. А Клодт уже открывал дверь. И вот – они говорят и не могут наговориться.

Уля узнала, что молодой скульптор действительно барон – Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург, потомок древних вестфальских рыцарей. Но предки его давно обрусели. Отец, генерал Карл Федорович Клодт, храбро сражался с Наполеоном, за что его портрет поместили в Военной галерее героев войны 1812 года в Зимнем дворце. Но после войны гордый генерал не снес оскорблений начальства и умер в одночасье. Так что Петру пришлось самому пробивать дорогу в жизни. Еще когда был жив отец, Петр по его настоянию пошел на военную службу – стал артиллерийским офицером. Да душа его к военной муштре никак не лежала. И вот в начале 1830 года 25-летний Клодт вышел в отставку и перебивается с тех пор с хлеба на квас, зато учится любимому делу – ваянию.

Хочет стать анималистом, потому что считает: нет в мире ничего прекраснее, чем благородный конь в радостном движении.

Рассказала о себе и Уля: она, Иулиания Ивановна Спиридонова, – круглая сирота, живет в милости у дальней родни – Мартосов. Клодт вскочил как ужаленный: «Так вы – их воспитанница? И говорите, Катерина Ивановна снова свободна?» У бедной Ули сердце зашлось – таким сильным чувством осветилось лицо Клодта…

Через несколько дней он вломился в дом Мартоса и рухнул на колени перед Авдотьей Афанасьевной: «Только вы можете устроить мое счастье! Уговорите мужа отдать за меня Катерину Ивановну!» Авдотья Афанасьевна аж поперхнулась: «Да она теперь богачка, за вас не пойдет! К бесприданнице сватайтесь. Хотите, Ульку отдадим?»

Странно вздохнул молодой барон, и еще более странно передернулось его лицо. «Отлично! – хладнокровно проговорил он, вставая с колен. – Коль даете, я возьму!»

Через месяц назначили свадьбу. Мартос отнесся к ней на удивление серьезно, пригласил знатных гостей. Уля, еле живая в красивом платье, стояла в церкви. Но жениха все не было. Вдруг от дверей закричал церковный сторож: «Тут какой-то оборванец в заплатах рвется!» Уля очнулась и кинулась к дверям: «Петя! Что так долго?! Я уж подумала, опять к Катеньке свататься решил…» Жених пылко схватил ее за руки: «Да вся моя любовь к вдовушке Глинке в одночасье, словно чулок с ноги, снялась! К чему она мне? Разве не видишь, Уленька, сколько у меня заплат? Твоей избалованной сестрице век не залатать. Только ты справишься!..»

На утро после свадьбы молодая жена уже хлопотала вовсю: окна настежь распахнула – свежий воздух впустить, приданое свое начала в комод перекладывать. А там… Между бельем – серебряный рубль, потом другой, третий… Старинный обычай – класть в белье новобрачных серебро, но не надеялась на него Уля. А выходит, зря! Теперь можно в лавочку сбегать – чаю купить. И сахару, и сдобных булок!

Не успели Уля с Петей чаю откушать, в дверь забарабанил кто-то. На пороге появился щегольски одетый военный: «Его императорское величество, увидев конные скульптуры барона Клодта, приглашает его в Гвардейский манеж!» Клодт удивился: где же император мог скульптуры видеть? Уля глаза опустила. Не рассказывать же, что месяц назад тайком положила она Петиных лошадок в ящик, который дядюшка Мартос ежегодно отправляет от академии в Зимний дворец.

От императора Клодт вернулся радостный и окрыленный. Подхватил Улю на руки, завертел по комнате: «Это ты принесла мне удачу!»

Оказалось, Николай I, сам заядлый лошадник, поручил молодому скульптору изваять шестерку коней для колесницы Победы на Нарвских триумфальных воротах. И главное – велел выдать знатный задаток!

Клодты перебрались в большую квартиру, наняли слуг. А в доме Мартосов Катенька швыряла в мать подушками: «Барон меня любил! А вы ему Ульку сунули. Она из-под меня горшки выносила, а теперь баронессой стала. Каждый день, говорят, новое платье на себя примеряет!» Авдотья Афанасьевна оправдывалась: «Кто ж знал, что бедняга Глинка от холеры сгинет, а барон вверх попрет?» В конце концов и Катенька не прогадала – выскочила замуж за известного петербургского доктора Шнегаса.

А Клодт и дальше укрощал судьбу – ладил новых коней. Мечтал изваять красавцев, укрощенных волей человека. Отличное место сыскал – на Аничковом мосту. И такие прекрасные вышли у Клодта кони, что не только Петербург, но Париж, Берлин и Рим признали барона своим почетным академиком. Правда, завистники судачили: «Кроме лошадок, Клодт ничего ваять не умеет!» Но в 1855 году каждый смог убедиться, что Петр Клодт – настоящий скульптор. Он создал памятник Ивану Андреевичу Крылову и предложил поставить его в Летнем саду – там, где «дедушка Крылов» любил гулять при жизни и играть с детьми, которые приходили со всего Петербурга.