Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества - Коровина Елена Анатольевна - Страница 68

А в августе 1836 года Волконским разрешили переехать на жительство в село Урик Иркутской губернии. Это было спасением, ибо Сергей уже чах на глазах. Мария воспрянула духом, купила домик, к весне собиралась обзавестись садом. Но в Волконском произошла разительная перемена. Вырвавшись из острога, он стал ужасным скрягой, считал каждую копейку, начал экономить на одежде и еде. Современники писали: «Мария Николаевна была молода и хороша собой, Волконский же уже был без зубов, совершенно опустился и заделался сквалыгой». Сникла и Мария. В феврале 1837-го она получила весть о дуэли и кончине Пушкина. «Я совершенно потеряла живость характера, – писала она сестре. – Во всяком испытании у меня терпение мула, в остальном мне все равно, лишь бы только мои дети были здоровы». Все чаще Мария тосковала, по ночам разворачивала старую тряпицу, в которой прятала заветный сердоликовый перстень. Как странно вышло: жизнь обещала счастье, но даже три амура не смогли его принести!

Разлад в семье Волконских стал виден всем. О нем толковали декабристы в письмах: «Кажется, одно лишь приличие удерживает жену и мужа под одной кровлей». В 1844 году Мария Николаевна заболела и уехала лечиться в Иркутск. Там она подружилась с декабристом Александром Поджио, о котором написала сестре: «Это превосходный и достойнейший человек, он молод духом и меня боготворит». Молва тут же приписала Марии роман. Княгиня отнеслась к сплетням стоически. Она дружила с Поджио вполне открыто, познакомила его с мужем. Да и ей ли, поехавшей в Сибирь по долгу сердца, пасовать перед общественным осуждением? Да ей каких только романов не приписывали – и с Пущиным, и с Луниным. И где – на каторге! Воистину, злословие везде даст плоды…

…Мария Николаевна достала из шкатулки заветный сердоликовый перстень. Боже, как давно это было: море, волны и страстный шепот юного поэта. Утекло счастье, словно морская пена сквозь пальцы. Одна соль осталась. И эта соль жизни оказалась горька…

В 1855 году, спустя 30 лет после восстания декабристов, скончался Николай I. В честь воцарения нового государя Александра II «преступникам» были сделаны высочайшие послабления. Сергею было разрешено вернуться в свое имение Воронки, а Марии Николаевне и детям – жить в Москве. Княгиню Волконскую снова приняли в дружеских кругах, она даже написала мемуары. И вот закончена последняя страница. Княгиня промокнула чернила и встала. Надо сходить позвать сына. Впрочем, что это она? Это в Сибири все приходилось делать самой, теперь к ее удобству целый штат слуг. А все равно привычка не забывается.

Тяжело опираясь на палку, княгиня побрела в покои сына. Михаил подскочил к матери, заслышав ее шаги. «Вот, возьми! – прошептала она, протягивая заветную шкатулку. – Перстень счастья. Саша Пушкин подарил его мне, а я – тебе!» Сын удивился: «Зачем?» Княгиня вздохнула: «Просто время пришло…»

10 августа 1863 года Марии Николаевны Волконской не стало. Ей было всего-то 58 лет. Князь Волконский скончался через два года. И было ему 76 лет. Видно, и вправду Мария хранила его жизнь – и сохранила ценой своей. Поразительно, но в 1873 году в Воронки приехал Александр Поджио. После освобождения он перебрался из России во Флоренцию. Но умирать вернулся к той, кого боготворил. Дети Волконских похоронили его в Воронках рядом с отцом и матерью. Три узника снова остались втроем, как три амура в одной лодке на сердоликовом море. Так не это ли пророчил Маше заветный перстень, подаренный юным повесой?

«Другая Волконская»

Не нужно думать, что декабристы в свое время снискали любовь народа, как не стоит представлять себе, что все их жены кинулись за мужьями в Сибирь. Потому и столь почитаются женщины-декабристки, что их было крайне мало. Большая же часть родственников отшатнулась от «бунтовщиков». И потому те, кто не предал друзей и родственников – на вес золота. В их числе женщина, которую стоит вспомнить, – княгиня Софья Григорьевна Волконская (1785–1868), сестра декабриста Сергея Григорьевича Волконского – мужа знаменитой Марии.

Софья Волконская была дама выдающаяся – умнейшая, оргинальнейшая и весьма мужественная. Правда, в истории о ней осталось больше анекдотов, нежели истинных свидетельств ее оригинальной жизни. Оригинальность вообще была фамильной чертой Волконских. Отец ее, князь Григорий Семенович, отличался странностями поведения, правда, общество оправдывало их ранением в голову, которое князь получил, храбро сражаясь за Отечество. К тому же странности князя никогда не были жестокими. Просто, например, в бытность его военным губернатором Оренбурга горожане частенько наблюдали эдакую красочную картину: его превосходительство разгуливает прямо по улицам босиком в халате, зато со всеми многочисленными орденами, коими был награжден. Дочь Софью старый князь Волконский любил куда больше сына Сергея (будущего декабриста), которого считал слабохарактерным. Особенно гордился князь портретным сходством с дочерью. «Все сознают, что ваше прекрасное лицо подобно моему изношенному», – написал он однажды Софье.

Та и вправду была хороша в юности, о чем мы можем судить по портрету В. Боровиковского (1801). Тогда Софье как раз исполнилось 15 лет. На портрете симпатичная шатенка в белом открытом платье держит большой медальон с изображением своего любимого деда по материнской линии, князя Репнина, впоследствии оставившего ей хорошее наследство.

Софья вообще стремилась к независимости, насколько это было возможно в то время. Несмотря на протесты родных, она научилась играть на арфе, хотя тогда считалось, что девице княжеских кровей неуместно выступать с концертами хотя бы и в узком кругу. Но Софья с детства привыкла поступать по-своему даже в увлечении музыкой. Она и Боровиковского попросила особо выделить на портрете свою правую руку, игриво заметив впоследствии: «Я никогда не была особенно красива, но я недурно играла на арфе, рука… была у меня как точеная, а в глазах было то неуловимое, что нравится мужчинам». Что ж, глядя на ее портрет, вполне понятно, ЧТО нравится – личность самой Софьи, умные глаза, парадоксальная, едва уловимая усмешка. Эта девушка чувствовала себя хозяйкой жизни и знала, что поступит так, как пожелает. В любой ситуации. Даже если другие будут против.

Она и жизнь построила по собственному разумению. И любовь сыскала для себя – без оглядки на окружающих. Избранником Софьи стал князь Петр Михайлович Волконский. Родня восприняла выбор Софьи с, мягко сказать, недоумением – ведь Петр хоть и дальний, но родственник. Однако Софья была уверена в выборе, как и в том, что Петр Волконский – образованный, деятельный, любимец Александра I, а потом и Николая I – сделает отличную карьеру при дворе. Так и вышло. В 1834 году Петру был пожалован титул светлейшего князя, а в 1843 году он был произведен в генерал-фельдмаршалы.

Сама Софья поначалу тоже пожелала сделать карьеру, стала придворной дамой, а с 1814 года – дамой кавалерственной. Не желая разлучаться с мужем, сопровождала его и в военных походах против Наполеона, и в свите государя в Париже. После возвращения Александра I из заграничного похода Софья перешла в свиту его супруги Елизаветы Алексеевны. Словом, придворная карьера четы шла на взлет, но тут случился декабрь 1825 года. Любимый брат Сергей попал под следствие и был отправлен в каторжную ссылку в Сибирь. В те дни свет рьяно открещивался от участников декабрьского мятежа: жены отрекались от мужей, родители от детей. Но не такова была Софья Волконская. Она не могла поехать за братом в Сибирь, такое разрешалось только женам, но Софья взбунтовалась по-своему: она уехала за границу. Ну а там в силу своей родовитости (княгиня же!) она получила аудиенции при всех монарших дворах, со многими властителями, кстати, даже подружилась. И каждому не преминула рассказать в красках о том, что ее брат и его сподвижники подвергнуты слишком уж жестокому наказанию. Словом, Софья заделалась активной диссиденткой и бунтаркой. Письма российских дипломатов запестрели рассказами о ее «дерзких противоправительственных речах и неоправданных стараниях обелить имя недостойного брата».