Зелен камень - Ликстанов Иосиф Исаакович - Страница 26

— Валя… — начал он и не мог закончить.

— Пойдем в вагон. У тебя плацкарта. Только бы ты не свалился. Отдохни возле мамы… Какой ветер! Подними воротник, вот так.

Уложив Павла на лавку, Валентина присела возле, хотела что-то спросить и не решилась.

— Нам так и не удалось поговорить обо всем, — вспомнил он. — А надо бы…

— Ничего, Павлуша. Не думай сейчас об этом.

— Да, неприятности… Мне было очень трудно, Валюша. Очень трудно в последние дни… Знаешь, всплыла память о моем отце. Есть догадка или сведения, что он взорвал Клятую шахту по приказу хозяина…

— Боже мой, вот почему…

— Что?

— Я слышала от одного человека… Нет, не это, а намек такой неприятный. — Она наклонилась к уху Павла: — Скажи, как к тебе относится Самотесов? В воскресенье он был у прокурора.

— Да, я знаю… Самотесов — мой друг. Я знал, что он был в прокуратуре, беседовал с Параевым… Вернусь из Горнозаводска, зайду к тебе, и мы поговорим. — Забывшись, он воскликнул: — Пойми, Валя, пойми! Я полюбил дело, полюбил эту землю, сердце ей отдал… Ведь какое богатство!.. Неужели придется бросать?

— Голубчик мой! Но, может быть, все обойдется? Он промолчал.

Паровоз подали, свет зажегся. Валентина поцеловала Павла:

— Я буду ждать телеграмму, — и ушла, чтобы не показать своих слез.

Солнце оставило его.

Поезд пробивался сквозь свист ветра или долго стоял на станциях. Это была вечность, расчлененная толчками вагона и тишиной остановок. В полузабытьи пригрезились лица Валентины, Никиты Федоровича и даже шофера, который увез его с Клятой шахты.

Он не видел только матери.

Глава восьмая

1

На первый взгляд удивляет, что невиданно богатая уральская земля не избаловала человека. Это можно объяснить только тем, что неисчислимые богатства края находятся под крепким замком. Среди районов нашей страны Урал — это район-скупец, но скупец честный. Он платит за каждую каплю пота, пролитую человеком, и немедленно прекращает платежи, как только ослабляются усилия.

Для того чтобы взять у земли много а страна неизменно требовала от Урала много, — надо много трудиться. Поэтому, в частности, памятники труда на Урале грандиозны. Почти бескрайны разработки железной руды на горах Высокой, Благодати и Магнитной, взгляд теряется в разрезах, где добывается асбест, отвалы медных рудников похожи на укрепления гигантов, заводские пруды — это большие озера у мощных плотин.

С высоты птичьего полета край напоминает лицо воина, покрытое шрамами и рубцами. Некоторые едва различимы. Их происхождение относится к временам Петра Первого, Суворова, Кутузова; другие, более явственные, имеют давность Севастопольской обороны; третьи, самые большие, появились в наше время, в сталинские пятилетки. История родины написана здесь топором, кайлом, лопатой, а в последние годы — аммоналом и ковшами экскаваторов. Каждый шаг русской пехоты, каждый залп русской артиллерии, каждый успех социалистической стройки отразился в этой летописи человеческого труда. Эта летопись уходит глубоко в земные недра.

Кто из горняков меднорудной Дегтярки может похвалиться, что он прошел решительно по всем выработкам, раскинувшимся под землей на десятки километров! Все шахты каменноугольного Кизела связаны в одну систему. В Березовске, на Турьинских рудниках, в Нижнем Тагиле, Невьянске труд идет дорогой бесчисленных богатств недр земных и на пути своего шествия оставляет подземные города, лабиринты. Придет время, и этот невидимый мир найдет своего исследователя.

В подземный мир и попал Петюша.

Сначала это была щель, уходившая под козырек ската, щель узкая, извилистая, показавшаяся бесконечной, хотя вряд ли она тянулась дальше чем на двадцать метров. Лишь в самом конце щели Петюша подумал, что он ушел в «гору» по некрепленому ходку и нарушил приказ Павла Петровича, но теснота вдруг кончилась. В тусклом свете фонарика справа и слева вырисовывались толстые стойки, подпиравшие бревно верхняка. Это было единственное звено крепления, как видно поставленное в самом ненадежном месте. Подняв фонарик, Петюша вгляделся в темноту, закрывавшую путь.

Затем?.. Затем он, обрадованный, уверенный, что нашел продушной ходок шахты, совершенно невольно сделал еще один шаг, и еще один… Маленькая фигурка в мешковатом ватнике, в слишком коротких штанишках, в старенькой кепке медленно подвигалась все дальше и дальше. Петюша то направлял жиденький свет фонарика вперед, то поворачивал световое оконце фонарика к борту щели, где круглились, выступали глыбы темно-серого кварца. Тишина его обнадеживала. Темнота неохотно отступала перед, светом фонарика. Раз-другой Петюше приходилось бывать в старательских шахтах; он знал, что такое шахтное крепление, и его глаза вспыхнули, когда щель вдруг вышла в настоящий штрек. Справа и слева виднелись приземистые стойки, на которых покоились грубо обтесанные верхняки. Что было делать: пройти немного дальше или поскорее выбраться в лог, нагнать Романа, привести его домой и поспешить на Клятую шахту со счастливой вестью?

Тщательно запоминая дорогу, он двинулся направо, прошел немного и увидел, что от штрека ответвляется еще одна выработка. Это становилось опасным. Петюша решил немедленно вернуться к выходу и вдруг застыл на месте.

Почудилось, что сзади, по плахам, выстилавшим штрек, глухо отдаваясь под кровлей, приближаются шаги. Открыв фонарик, он погасил свечу, перебежал к угловой толстой стойке и забился между осклизлой лесиной и влажным бортом выработки.

Слух не обманул его. Шаги становились все явственнее. На неровности кровли упал отсвет. Ближайшие стойки выступили из темноты. Судорога перехватила дыхание Петюши, когда в двух шагах медленно прошел человек, освещая дорогу фонариком. Он показался громадным в бушлате, в высоких сапогах, в кожаном картузе. Человек обернулся, подняв яркий фонарик над головой; лицо было затенено козырьком картуза, но Петюша увидел глаза — или ему показалось, что он их увидел, — стеклянные, светлые глаза, и ужас оледенил его.

По одежде это был Павел Петрович, но почему-то чужой, очень страшный. Петюша почувствовал, что все кончилось бы, если бы человек увидел его, что от этого человека надо бежать, бежать во что бы то ни стало.

Раздался равномерный удаляющийся шум шагов. Закусив губу, нагнув голову, Петюша бросился прочь в том направлении, где, как ему казалось, была щель, приведшая его в «гору», отпрянул и прижался к борту. Навстречу, отрезая путь к свободе, надвигался другой огонек. Гонимый слепым, нерассуждающим страхом, Петюша рванулся в «гору», достиг пересечения выработок, заметался, увидел, как ему показалось, еще два огонька и бросился по крепленому ходку в темень.

Огонек-преследователь плясал вдали.

Запнувшись о лежняк крепления, Петюша упал, уронил кайло и фонарик, поднялся и продолжал бег.

Все это оборвалось внезапно.

Он потерял почву под ногами; падая, ударился грудью, схватился за влажную каменную глыбу, повис в пустоте, забил ногами о борт, услышал шуршание, грохот и полетел вниз вместе с обвалившейся породой.

2

Над ухом раздался мужской сонный голос:

— Гражданин, приехали… Горнозаводск…

Чуть ли не последним вышел Павел из вагона, чувствуя тяжкую усталость после высокой температуры. Метался холодный сырой ветер, асфальт перронов зеркально блестел, небо было из свинца и известки. Поток пассажиров вынес его на привокзальную площадь; на остановке он с трудом выбрался из трамвая.

Родной дом был таким же, каким он его оставил. Тем тоскливее сжалось сердце. Поднявшись по лестнице, прислушался: из квартиры не доносилось ни звука. Павел вошел, осторожно потянул к себе дверь комнаты Марии Александровны. Дверь была заперта. Постучал. Мать не ответила. Через пустую замочную скважину увидел изголовье кровати под кружевной накидкой.