Древний человек и океан - Хейердал Тур - Страница 83

Обращаясь к Перу, видим, что обычай искусственно растягивать уши относился к очень древней поре и играл важнейшую социальную роль. Маркхэм пишет, что право растягивать ушные мочки было привилегией инков королевской крови; соответственно их называли народом большеухих, что в испанской интерпретации превратилось в орехонес (Markham, 1911[210]). Педро Писарро, прибывший в Перу во время конкисты вместе с Франсиско, писал: «У некоторых орехонес уши спускались до плеч. У кого самые большие уши, тот почитался среди них самым знатным» (Pizarro, 1571). По преданиям инков, легендарные полубоги, построившие Тиауанако, тоже растягивали ушные мочки и называли себя большеухими (Bandelier, 1910; Oliva, 1931[21, 236]).

Спутник Писарро, Хуан де Бетансос, взявший в жены представительницу племени инков, записал, что предводитель виракочей, белый бородатый тиауанакский иерарх Тикки, по пути от озера Титикака к морю задержался в Куско, чтобы назначить здесь своего преемника, прежде чем спускаться к Манте. Далее, он «оставил указания, как после его ухода поддерживать линию орехонес», после чего «соединился со своими людьми и навсегда удалился в океан» (Betanzos, 1551[34]).

Очень похоже, что легендарный бог «большеухих» Тикки, отплывший от берегов Перу, и Тикки Большеухий, приведший, согласно маркизскому мифу, людей в Полинезию, — один и тот же легендарный персонаж; однако только на Пасхе растягивание ушных мочек играло такую же социальную роль, как в древнем Перу, и только здесь реалистичные предания утверждают, что «длинноухие» прибыли вместе с отрядом короля Хоту Матуа из большой страны на востоке.

Если не считать статуй среднего периода, ни один памятник некогда высокой пасхальской культуры не пользуется такой известностью, как дощечки с резными письменами, известные под названием кохау ронго-ронго. Они висели на крышах всех лачуг, когда на Пасху прибыл первый миссионер, но по его приказу большинство дощечек сожгли, другие спрятали в тайных родовых пещерах, где они сгнили, и лишь несколько штук были спасены для потомства. Все первые миссионеры зафиксировали, что даже самые развитые и сведущие пасхальцы не могли объяснить смысл хотя бы одного из выгравированных на дощечках знаков, не могли также изобразить идеограммой самые простые слова. Они знали, что на каждой дощечке запечатлен определенный текст, но, который текст на какой дощечке, здесь мнения расходились. Читали знаки не так, как обычно читают, а нараспев. Благоговейно копировали старые письмена на новых дощечках, почитая их ценнейшими магическими предметами (Eyraud, 1864; Roussell, 1908; Zumbohm, 1880[109, 265]).

Два пасхальца, приехавшие работать на Таити, объявили себя грамотеями, умеющими читать ронго-ронго. Одного поймал на жульничестве Крофт: пасхалец три воскресенья подряд читал одну и ту же дощечку и каждый раз иначе (Croft, 1874[87]). Другой, по имени Меторо, приглашенный в резиденцию епископа Жоссана, 15 дней импровизировал бессвязные и бессмысленные тексты по немногочисленным идеограммам на пяти маленьких дощечках. Доверчивый епископ заполнил его выдумками 200 с лишним страниц, но ловкий Меторо выкрутился, заявив, что большинство слов не выгравированы на дощечках, а потому невидимы. Тем не менее епископ попытался составить каталог ронго-ронго, где, например, пять разных знаков обозначают фарфор, о котором пасхалец до прибытия на Таити и не слыхал. В переводе хитроумного Меторо один знак означал «он открывает фарфоровую супницу», другой — «три мудрых короля», третий — «лодка, которая хорошо качается с человеком и перьями» (Jaussen, 1893[177]). Разумеется, при соединении этих знаков получалась полнейшая бессмыслица.

Каким-то образом листы Жоссанова каталога попали на остров Пасхи, пасхальцы очень им обрадовались и с помощью приезжего проповедника переписывали их как священные тексты, чтобы спрятать вместе с языческими реликвиями в родовых тайниках. Существование этих фамильных ценностей было обнаружено только в 1955–1956 гг., когда членам нашей экспедиции впервые позволили ознакомиться с некоторыми из них. В частности, мы впервые приобрели постмиссионерскую рукопись, куда были добавлены страницы с подлинными племенными преданиями. Впоследствии из пещер извлекались и другие рукописи.

Тем временем Бартель выступил с сенсационным заявлением, будто ему удалось расшифровать письмена ронго-ронго. Изучив в Конгрегации святого сердца в Риме записки Жоссана, включающие текст, придуманный Меторо, он прогремел на весь свет, объявив, что эти материалы позволили ему читать дощечки. По его словам, на них сообщалось, что первые пасхальцы прибыли с острова Раиатеа примерно в XIV в. (Barthel, 1958[24]). До Бартеля доктор Кэрролл тоже заявлял, что может читать дощечки; на самом деле он просто повторил записанное Томсоном древнее предание о том, что первопоселенцы пришли со стороны Южной Америки, поскольку они плыли в сторону заходящего солнца (Carroll, 1892[61]). Когда же работавшие на Пасхе археологи Мэллой, Шёльсволд и Смит («American Anthropologist», 1964) предложили Бартелю опубликовать дословный перевод хотя бы одной дощечки, тот, как и Кэрролл до этого, уклонился от ответа. Так что дощечки ронго-ронго остаются недешифрованными, хотя и после было предостаточно необоснованных заявлений об их прочтении (например, Хосе Кинтело де Мело в «O Cruzeiro Internacional», Бразилия, 11.IV.1973).

Письменность еще один неполинезийский элемент на Пасхе. Вопрос, почему такой признак развитой цивилизации, отличающий большие нации, развился независимо (и потом исчез) на уединенном острове Пасхи, вызвал на редкость большие расхождения в ученом мире. На других островах Полинезии единственным мнемоническим средством была система узелков на веревочках, которая особенно на Маркизах поразительно напоминает кипу, типичные для инкского периода в Перу. Известны гипотезы, что пасхальские письмена попали на остров с выходцами из Мохенджо-Даро в долине Инда, на другом конце земного шара, что трансокеанские мореплаватели по пути из Китая в Мексику останавливались на Пасхе и передали островитянам понятие о письменности, что ронго-ронго вовсе и не письмена, а своего рода ребусы, наконец, что пасхальцы, увидев европейские буквы, решили изобрести свою письменность. Все эти гипотезы были в свое время опровергнуты. Ныне ронго-ронго определяют как письменность с определенным числом неравномерно повторяющихся знаков, расположенных бустрофедоном, иначе говоря, каждая вторая строчка перевернута вверх ногами и читается с другого конца. Народы Европы, Китая и долины Инда бустрофедоном не писали, и пасхальцы не изобрели ронго-ронго с прибытием европейцев, а успели его забыть ко времени их появления. Мореплавателям из Китая, чтобы попасть в Мексику, надо было следовать по субарктическому пути каравелл; остров Пасхи лежит в тысячах километрах от этого маршрута. Письмена Индской долины не так уж похожи на ронго-ронго; они вышли из употребления за тысячи лет до того, как человек достиг острова Пасхи, и географические расстояния в этом случае настолько велики, что совершить такое полукругосветное путешествие было бы гораздо легче через Атлантику и Америку.

Метро, который одно время вообще не соглашался признавать ронго-ронго письменностью, был в числе самых ярых противников некогда популярной гипотезы о связях с долиной Инда. Он писал «Я мог бы сравнить индские письмена с пиктографией американских индейцев и обнаружить не меньшее сходство… Если ученые настаивают на связи острова Пасхи с долиной Инда, я требую того же для обойденных вниманием индейцев куна нынешней Республики Панама» (Metraux, 1938[221]).

Кстати, индейцы куна, вырезавшие письмена на деревянных дощечках, живут на полторы тысячи километров ближе к острову Пасхи, чем полинезийцы на Тонга. Даже древние американские центры письменности в Мексике и Никарагуа ближе к Пасхе, чем многие острова Полинезии. Первым всерьез задумался о связи между письменностью куна и пасхальцев Хорнбостель; правда, он полагал, что письмена попали с острова Пасхи к панамским куна, а оттуда — к древним цивилизациям Мексики (Hornbostel, 1930[164]).