Короля играет свита - Арсеньева Елена - Страница 15

Еще не вполне очнувшись, не владея ни чувствами своими, ни телом, он застонал чуть громче, наслаждаясь этой не то сладкой, не то болезненной, томительной дрожью, и приоткрыл губы, по которым в следующее мгновение словно бы огоньком провели: чей-то горячий, проворный язычок пробежал по ним, разведывая себе путь в недра Алексеева рта, и скользнул туда, легонько прижимаясь к его языку.

Сладкий, густой, чуточку приторный запах достиг его ноздрей, окутал, пленил, заставил их затрепетать и нервно расшириться. Мысли, начавшие было беспорядочно бродить в его ушибленной голове, враз вылетели вон, словно разбросанные по полу бумажные клочки, унесенные порывом сквозняка. Думать о чем-либо связном не только не представлялось теперь возможным, но и необходимости в том не было. Еще и в прошлый раз, проделывая все это впервые, Алексей положился лишь на пробужденную чувственность свою – и вроде бы ни разу не ошибся на сем сладострастном пути. А сейчас он уже обладал некоторым опытом и принялся прилежно повторять то, чему был недавно научен.

И все-таки выяснилось, что он еще незрелый новичок на сей игривой стезе, потому что дама не запрокинулась на подушки, увлекая за собою Алексея, как она поступила в тот первый, незабываемый раз. Не прерывая поцелуя, она проворно справилась со всеми крючками и застежками, на коих держались его штаны, высвободила то, что готово было уже прорвать плотную ткань, а потом, шурша душистыми юбками, вскочила верхом на колени Алексея. Он громко ахнул, словно бы всем телом окунувшись в жаркую тесноту ее недр, резко рванулся вверх, потом вниз, а потом охи-ахи-вздохи уже следовали друг за дружкою непрерывно, на два голоса, словно мужчина и женщина, наперегонки скачущие к наслаждению, соревновались также и в пылкости выражения чувств.

В этой скачке оказалось два победителя – и двое побежденных. Вскоре Алексей притих в объятиях сладко пахнущей, шелковистой дамы, ощущая на плече блаженную тяжесть ее поникшей головы. Оба неровно дышали, все еще вздрагивая и изредка приникая друг к другу, словно продолжая высасывать остатки наслаждения, но, впрочем, каждый понимал, что все кончилось и на смену полубеспамятному, молчаливому, задыхающемуся смятению должны теперь прийти слова, улыбки, взгляды... обыденность отношений двух удовлетворенных любовников.

– Oho-ho, mon Dieu! – коснулся уха Алексея щекочущий, смеющийся шепоток. – Oho-ho, mon cher! Vous etes un etordi, mon ami![15]

Наш герой вздрогнул, снова стиснул руками узенькую талию, уже почти не сомневаясь в подозрении, кое едва зародилось в нем, едва лишь душный розовый запах коснулся его ноздрей. Однако в ту минуту сознание Алексея еще не освободилось от пут беспамятства, а плоть была слишком возбуждена, чтобы он мог о чем-то связанно размышлять. Теперь же, услышав этот голос, он понял, что многое, слишком многое могло бы подтвердить первые подозрения. Свободная от корсета талия, которую он стискивал, была тоненькой – двумя пальцами обхватишь, и хрупкой, будто у девочки. Маленькие груди терялись в жадных ладонях Алексея. Коленям было легко, словно оседлавшая его дама была почти невесома. Губы ее имели приторный помадный привкус. А этот тяжеловатый розовый запах вместо прохладного, горьковатого, который, чудилось, проник не только в легкие, но и в сердце Алексея, навеки отравив его? Все, все в этой незримой (открыв глаза, он убедился, что кругом царит кромешная тьма) любовнице было другим. Не таким!

Господи боже... это что же получается? Он что, предался страсти не просто с невидимой, но и с незнакомой дамой?! Он вступил в случайную связь? Он изменил (а ведь еще и суток не прошло!) той, которая стала первой его женщиной, открыв ему бездну такого сокрушительного наслаждения, которое повергло его в сон или беспамятство, сделав его неспособным холодно анализировать свои чувства, как он это проделывает сейчас, довольно быстро отделавшись от мимолетного – и не столь уж острого, если честно признаться! – удовольствия и уподобившись в своей внезапно наступившей трезвости приказчику, который довольно хладнокровно подсчитывает все прибыли и убытки минувшего дня.

Воистину: «Vous etes un etordi, mon ami!» И это еще мягко говоря. Кто же он после случившегося? Неблагодарный изменник! Распутный развратник... или, вернее будет сказать, развратный распутник?

И Алексей, ужасаясь глубине своего падения (к чести нашего героя, ему и в голову не пришло обвинить в случившемся кого-то другого, кроме себя, хотя, если быть совершенно искренним, в пропасть измены он не сам упал, а был туда внезапно и очень умело свергнут!), вдруг ощутил, как сверкающее, чудесное переживание первой страсти с неимоверной скоростью отдаляется от него, улетает в невозвратимое, туманное прошлое. Он словно бы даже ощутил довольно сильную тряску, как если бы жизнь его действительно вдруг понеслась по не больно-то наезженной колее.

Что такое? Да это Алексею не мерещится! Он и впрямь куда-то едет! Так вот что означали те толчки и раскачивания, которые то помогали, то мешали ему несколько минут назад нести незнакомую всадницу к сладостной цели! Он находится в темной, закрытой карете с завешенными окнами. К счастью, уже не в тюремной, коя доставила его на берег Невы. Но все-таки, без сомнения, Алексея куда-то везут...

Господи, да куда же на сей-то раз! И кто его везет?!

– Где я? – выкрикнул он, пытаясь сохранить достоинство и не впасть в панику, однако не находя для этого сил. – Кто вы?

– Ах, мой дорогой! – снова послышался этот интимный, ласковый французский шепоток. – Не рано ли задавать такие категоричные вопросы? По-моему, мы еще недостаточно хорошо знакомы, чтобы дама без опаски могла открыть вам свое инкогнито.

Недостаточно хорошо знакомы? И это после того, как между ними произошло самое важное, самое главное, самое тайное, что только может случиться между мужчиной и женщиной? То, что связывает их навеки неразрывными узами!

«Секундочку! – озабоченно проговорил некто трезвомыслящий в переполошенной Алексеевой голове. – Связывает навеки? Неразрывными узами? Но ведь вы, милостивый государь, уже связали себя неразрывно с той загадочной, незнакомой дамою... как было точно подмечено, еще и суток не прошло. А теперь столь же навеки соединились с другой, опять-таки незнакомой и загадочной. Не означает ли это, что путы любодейные все же не столь неразрывны, как вам сие кажется?»

Отдавшись своим нелегким размышлениям, Алексей на некоторое время притих и вздрогнул, услышав над ухом недовольный голосок:

– Да вы никак уснули, mon cher? Очень мило с вашей стороны!

Алексей вздрогнул. Надо же было так задуматься! Да ведь он успел позабыть о незнакомке, все еще сидящей у него на коленях, и не просто сидящей, но даже поерзывающей нетерпеливо. Может быть, ей мешало то, на чем она продолжала сидеть? Алексей сконфузился и попытался было, как бы это поизящнее выразиться, убраться восвояси, однако колени дамы покрепче стиснули его бедра, словно он был заленившимся жеребчиком, коего всадница нетерпеливо понукала продолжать скачку. Чтобы исключить всякие недомолвки, маленькие, будто вишенки, тугие губки снова прильнули к его рту, проворные пальчики нетерпеливо скользили его обнаженный живот, спускаясь все ниже и ниже... и Алексей сызнова убедился в глубине своего морального и физического падения, потому что вдруг ощутил горячее желание опять сделаться распутным развратником (или развратным распутником, это уж кому как больше нравится). Как говорится, надо примиряться с нехорошим, чтобы избегнуть худшего!

– Да, похоже, я не напрасно рисковала ради вас жизнью брата и своим благополучием, – с одышкой прошептала спустя некоторое время дама, наконец-то слезая с усталых колен Алексея и, судя по шелесту и шуршанию, приводя в порядок свой туалет. – Вы – достойная награда для самой изощренной женщины. Быть может, вам немножко не хватает мастерства, однако при хорошей школе это легко можно наработать. Очень рада, что не ошиблась в вас, мой романтический злодей!