Ни о чем не жалея - Мартин Кэт - Страница 8

Герцог слегка нахмурился.

– А вам там нравилось? Не могу представить себе четырнадцатилетнюю девочку в далекой, чужой стране.

– В известной степени мне там действительно нравилось. Такое ощущение, что живешь на другой, совершенно иной планете. Но женщины там практически лишены свободы, и вот это мне уж точно не пришлось по душе.

Герцог тихонько хмыкнул.

– Похоже, больше всего на свете вы цените независимость.

– Наверное, этому я научилась в Египте. А может, просто привыкла к самостоятельности. Моя мама умерла, когда мне было всего десять лет. Папа очень тяжело переживал ее смерть. За ним нужно было присматривать, а кроме меня, больше было некому. Так что я быстро повзрослела.

– Насколько мне известно, вы довольно много путешествовали.

Кейт лишь кивнула в ответ. Она чувствовала на себе пристальный взгляд герцога. Казалось, он пронзал ее насквозь, и внезапно ей стало нечем дышать.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она слегка улыбнулась ему.

– До поездки в Египет отец работал на раскопках Помпеи. Потом вместе с датским ученым – его звали Мантер – переводил манускрипты, написанные клинописью, найденные в древнем Персеполисе. Для этого мы приехали в Нидерланды, побывали там во многих городах, пока наконец не добрались до Гааги, где отец заинтересовался поисками ожерелья.

– И в конечном итоге это привело вас на остров?

– Да.

– Если я ничего не путаю, вы прожили там последние два года.

– Часть этого времени мы провели в Дакаре, остальное – на Санту-Амару.

Герцог ничего на это не сказал. Он, похоже, обдумывал ее слова.

– Посмотрите, они подошли к стартовой линии. – И Кейт показала пальцем в ту сторону, где стояли лошади, только затем, чтобы избавиться от его пристального взгляда.

– Совершенно верно, – бросил герцог таким тоном, словно его нисколько не волновало, потеряет он десять тысяч фунтов или приобретет. – Длина дистанции всего полторы мили. Бывают дистанции и на четыре мили, однако, проходя их, лошади сильно выматываются.

Лошади то гарцевали, то, натягивая удила, пытались встать на дыбы. Жокеи и конюхи с трудом сдерживали их. Как только их удалось успокоить и поставить на стартовую линию, раздался выстрел, и лошади пулей помчались по утрамбованной дорожке.

Сердце Кейт билось в такт со стуком лошадиных копыт. Рядом возбужденно подпрыгивала на сиденье Элизабет.

– Давай, Сэр Гарри! Давай! Ты должен победить!

Муж схватил ее за руку, улыбнулся ласкающей улыбкой и, наклонившись, прошептал ей на ушко что-то насчет скачки, которая непременно ждет ее, когда они вернутся домой. Щеки Элизабет покраснели.

Кейт тоже вспыхнула и услышала тихий голос герцога:

– По-моему, это не предназначалось для ваших ушей. Не отрывая взгляда от скаковой дорожки, Кейт бросила:

– Я тоже так думаю.

Лошади прошли первый круг ноздря в ноздрю. Жокеи задали им бешеный темп. Кейт оказалась права: оба животных были и в самом деле великолепны – лоснящаяся шерсть поблескивала в лучах теплого весеннего солнышка, длинные упругие мускулы поигрывали. Пройдя поворот, они вышли на дальнюю дистанцию. Ураган вырвался чуть вперед, и Кейт едва не задохнулась от волнения. Потом впереди оказался Сэр Гарри. Обойдя второй поворот и набрав скорость, он помчался еще быстрее.

Жокеи непрерывно подгоняли лошадей. Прильнув к их шеям, они двигались в такт стремительному бегу почти с такой же грацией, с какой скакали лошади. Огромная толпа, заполнившая ипподром, держала пари, кто победит. Голоса становились все громче, и Кейт явственно ощущала, как нарастает возбуждение. Вот лошади вышли на финишную прямую. Слышно было, как они приближаются, громко стуча копытами, из-под которых вылетали комья земли. Ураган снова вырвался вперед почти на корпус, однако Сэр Гарри мчался с головокружительной скоростью.

Кейт закусила губу, моля Бога, чтобы лошадь герцога пришла первой. Люди повскакивали со своих мест, громко крича. Вот до финиша осталось шесть корпусов. Пять... Четыре... Три...

– Сэр Гарри вырвался вперед! – крикнула Кейт, хватая герцога за рукав. – Он победит, Рэнд! Непременно победит!

– Да... – тихо прошептал герцог, и голос его прозвучал хрипловато. – Похоже, что победит.

Но когда он поднял голову, взгляд его упал вовсе не на лошадей, а на губы Кейт, и ей показалось, будто его карие глаза полны такого огня, что нарядное шелковое платье цвета спелой сливы вот-вот вспыхнет. Она поймала себя на мысли, что впервые назвала герцога по имени, и смущенно отвернулась, пытаясь припомнить, смотрел ли когда-нибудь кто-то на нее так, как этот красивый статный мужчина.

Лошади пересекли финишную черту. Первым пришел Сэр Гарри, совсем чуть-чуть опередив соперника. Кейт, Элизабет и добрая половина зрителей восторженно приветствовали победителя.

– Вы выиграли! – Кейт повернулась к герцогу, смеясь. – Победа!

Герцог слегка усмехнулся.

– По-моему, это не я, а Сэр Гарри заслуживает похвалы. И ему придется выиграть состязания снова, если я хочу забрать домой приз. – Они одновременно повернулись к скаковой дорожке, глядя, как жокей пустил Сэра Гарри по кругу, чтобы остудить его немного перед следующим заездом.

Белдон внимательно наблюдал за лошадьми и внезапно нахмурился.

– Он хромает, – заметил герцог, вставая. – Что-то случилось. – И, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он направился к конюхам и тренерам, стоявшим рядом с лошадьми.

Кейт повернулась к Элизабет и лорду Рейвенуорту.

– Если его лошадь и хромает, я этого не вижу. И как Белдон мог разглядеть это с такого большого расстояния?

– Рэнд знает своих лошадей, – заметил Рейвенуорт, глядя на скаковую дорожку. – Если он говорит, что лошадь хромает, значит, так оно и есть.

А на скаковой дорожке уже стоял спустившийся с трибуны лорд Маунтрайден и оживленно о чем-то спорил с герцогом. Было видно, что мужчины никак не могут договориться. Кейт нервно покусывала кончик перчатки. Что-то происходило, и герцог явно был недоволен. Наконец он повернулся, вновь поднялся на трибуну и, пройдя мимо Кейт и четы Рейвенуорт, приблизился к человеку, сидевшему вместе с маленькой группой зрителей на другом конце трибуны.

– Он разговаривает с лордом Уайтлоу, – сообщил Кейт Рейвенуорт. – Этот человек занимается на скачках призами.

Несколько минут спустя Рэнд вернулся к Маунтрайдену, вручил ему конверт, повернулся и зашагал прочь.

– Можем ехать, – сказал он, подходя к Кейт и Рейвенуортам. – Сегодня состязаний больше не будет.

– Как жаль, – разочарованно протянула Элизабет. – А мне так хотелось увеличить мой выигрыш.

– А как Сэр Гарри? – с беспокойством спросила Кейт, представив себе красивого жеребца с длинной шеей.

Герцог удивленно вскинул брови.

– Сэр Гарри? Отлично.

– Но вы же говорили, что он хромает. Герцог улыбнулся:

– Это не Сэр Гарри хромал, а Ураган. Должно быть, повредил сухожилие, когда проходил последний отрезок дистанции.

– Ураган? – Кейт бросила взгляд на скаковую дорожку, ища глазами красивого вороного жеребца. – Неудивительно, что я этого не заметила. Полагаю, лорд Маунтрайден был вынужден заявить о своем отказе участвовать в скачках?

Герцог покачал головой.

– Это я заявил об отказе участвовать в скачках. Ураган – один из самых потрясающих коней, которых я когда-либо видел. Маунтрайден загнал бы его до смерти, намереваясь выиграть. Я не хотел, чтобы это произошло.

Кейт ошарашено смотрела на него. Сначала она даже подумала, что неправильно его поняла. Неужели он отказывается от десяти тысяч фунтов, чтобы спасти животное от увечья? И не свое, а чужое?

– А что, если Маунтрайден возьмет и выставит свою лошадь на других скачках?

– Не выставит. Я заявил об отказе участвовать в скачках лишь на том условии, что Ураган не будет принимать участия в бегах в течение по крайней мере двух месяцев. До этого времени все ставки аннулируются, а через два месяца состоится повторное состязание.