Охота - Фукуда Эндрю - Страница 39

— Как думаешь, куда они отправят геперов?

— Куда угодно. В принципе это не важно. Они могут поставить крестик в каком угодно месте на карте, лишь бы оно было в восьми часах пути. Думаю, правда, что вряд ли они пошлют их на запад. Вряд ли им захочется, чтобы геперы подошли слишком близко к Дворцу. Если будет ветер, те, кто там работает, могут почуять запах. А никому не хочется, чтобы Охота сорвалась.

Она долго молчит. Когда я на нее смотрю, то вижу, что она растирает свои голые предплечья.

— Помнишь, — говорит она тихо, — прошлой ночью Директор говорил о фермах геперов во Дворце? — Качает головой. — Он же говорил неправду, как ты думаешь? Вся эта история с фермами с сотнями геперов? Это же просто плоды его больной фантазии, правда?

— Не знаю. Может быть. По нему трудно понять, что он думает.

Она продолжает растирать предплечья.

— Жутко даже представить. У меня все руки покрылись гусиной шкуркой. — Она смотрит прямо на меня. — А у тебя бывает гусиная шкурка?

Я подхожу ближе и смотрю на крошечные бугорки у нее на руках.

— Да, естественно. Но я называю их гусиной кожей, а не гусиной шкуркой.

— Гусиная кожа, — повторяет она, — так мне больше нравится. Звучит не так противно.

Прежде чем успеваю себя остановить, я тянусь к ее руке кончиками пальцев. У нее такая мягкая кожа. Она вздрагивает и отодвигается.

— Извини, — произносим мы одновременно.

— Да нет, я виноват, не надо было мне…

— Нет, я… я просто… Я не от отвращения или чего-то такого… Трудно объяснить. — Тут она неожиданно хватает меня за руку и прижимает мою ладонь к своему предплечью.

Меня как будто ударяет током и охватывает волной жара. Я пытаюсь отнять руку, но глаза у нее наполнены призывом и тоской.

— Я просто… — начинает она.

Мурашки у нее на руках становятся еще заметнее. На этот раз, когда моя ладонь прижимается к ее мягкой коже, никто из нас не пытается отстраниться. Мы смотрим друг на друга, и слезы, стоящие у нее в глазах, ничем не отличаются от моих.

Через некоторое время она засыпает на диване. Отключается мгновенно, ее тело складывается, как бумажная кукла, голова запрокидывается на спинку дивана под неудобным углом. Рот слегка приоткрыт, и из него вырывается тихое дыхание. Если она продолжит спать в такой позе, то проснется с болью в шее. Я тянусь и укладываю ее голову на подлокотник. Во сне она не сопротивляется и перекладывает голову туда, куда я направляю ее осторожным движением руки. Так странно к кому-то прикасаться.

Я сижу на другом конца дивана, расслабившись, но все еще ощущая тяжесть во всем теле. Над нами с потолка свисают зажимы для сна — два металлических овала насмешливо смотрят на нас, как немигающие глаза. Всю жизнь они меня дразнят, эти зажимы для сна. Когда-то я представлял себе, что живу обычной жизнью, такой же, как и у всех остальных. Каждую ночь я забираюсь в зажимы для сна, мои дочки-близнецы — почему-то я всегда представлял, что у меня именно дочки, — спят в соседней комнате, и их ангельские личики выглядят еще более пухлыми от того, что они висят вверх ногами. Рядом спит моя жена — ее бледное лицо словно светится в лучах ртутной лампы, длинные волосы водопадом спадают вниз, касаясь пола, ноги выглядят изящными даже в зажимах. Я представлял себя свободным от пульсации крови в ушах, от боли в зажатых в тиски ногах, от капель слез, стекающих на пол. Я представлял себе покой, холод и неподвижность. Все в моих мечтах было как у всех. И я сам был как все.

Я смотрю на Пепельный Июнь, на то, как красиво она лежит на диване, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь. Под закрытыми веками ее глаза слегка двигаются из стороны в сторону. Струйка слюны виднеется в уголке приоткрытого рта. Наконец я сам закрываю глаза, блаженно погружаясь в теплый, темный океан сна. Новое чувство. Никогда раньше мне не приходилось засыпать рядом с кем-то. Я засыпаю — это жест наибольшего доверия, на который я не считал себя способным.

Одна ночь до Охоты

Поначалу никто не обращает особого внимания на то, что Мясо так и не появился за завтраком — он печально известен своей способностью спать несмотря ни на что. На это неоднократно жаловался его покойный сопровождающий. Только когда посуду уносят и мы все идем в лекционный зал, один из сотрудников отправляется его искать.

Все удивлены, узнав о его исчезновении, но никто не собирается по нему грустить. Нам сообщают эту новость, когда мы уже добрались до лекционного зала и слушаем, что один из старших сотрудников Института говорит о предстоящей погоде (сильный дождь и ветер). Подчиненный докладчика мелкими шажками заходит в зал и шепчет что-то начальнику. Тот встает и уходит, оставив за кафедрой своего младшего коллегу.

— Один из охотников исчез, — говорит тот и умолкает, не зная, что сказать дальше. — Несколько команд наших сотрудников сейчас обыскивают здание, пытаясь его найти. Еще одна поисковая группа прочесывает территорию снаружи. Существует вероятность того, что он стал жертвой солнечных лучей, но прошу вас пока не волноваться.

Не то чтобы кто-то собирался. Плакать по нему никто не будет: его смерть означает только, что одним конкурентом стало меньше. Радоваться, впрочем, тоже особо нечему — Мясо никто не воспринимал в качестве серьезного соперника. Если бы пропал Физкультурник или Пресс, все остальные не преминули бы это отметить.

— К сожалению, должен вам сообщить, — продолжает он, — что поскольку все сотрудники Института в данный момент заняты поиском, все запланированные на начало вечера лекции отменяются. Можете заниматься чем хотите. Имейте в виду, что бал начинается через три часа, в полночь, когда луна будет в зените. Смею предложить вам использовать это время для того, чтобы немного поспать и выглядеть отдохнувшими на балу. Уверен, вы все хотите предстать перед гостями и камерами во всем своем великолепии.

Тощий перехватывает нас на выходе из зала.

— Вы видели названия отмененных лекций? — Он наклоняется к листовке, которую держит в руке. — «Преимущества, которые может дать флора и фауна Пустоши» и «Социология геперов в пугающем окружении: как использовать их поведение для собственного успеха». Помнишь, я сказал тебе, что все это просто фальшивка — все эти лекции, экскурсии? Даже сама Охота — это просто шоу?

Я киваю, пытаясь скрыть раздражение. Он стоит прямо передо мной и, судя по всему, не имеет ни малейшего намерения меня пропускать. Начав говорить, Тощий может продолжать до бесконечности. Пепельный Июнь бросает на меня сочувственный взгляд с противоположной стороны коридора. Она опирается о стену и готовится ждать.

— Тебе нужно еще какое-то подтверждение? Они так легко отменяют лекции, это все равно что открыто сказать, что все это чушь собачья. Глазом не моргнув. Для них это просто игра. — Он проводит влажным маслянистым языком по губам. — Выпустите геперов. Просто позвольте нам до них добраться.

— Как думаете, что с ним случилось? — пытаюсь я сменить тему.

— С этим громилой? Он дурак. Пытался подражать мне. Вышел наружу, думая, что он такой же изобретательный и пробивной, как я. Что за идиот. Наверное, он намазался своим солнцезащитным кремом, сдуру решив, что это поможет. Готов биться об заклад, искать его надо снаружи — вернее то, что от него осталось, разумеется, — где-то между этим зданием и Куполом.

— Может быть, — произношу я небрежно и умолкаю, надеясь, что он наконец уйдет. — Что они вам сшили? — интересуюсь я. Тощий всеми силами выражал свое презрение к грядущему балу, и мой вопрос вполне может заставить его уйти.

— К балу? — хмыкает он. — Обычный унылый смокинг, разве что без надписи «просто какой-то скучный старик». А тебе? Что-то дорогущее и стильное, я полагаю?

— Почему вы так думаете?

— С прошлой ночи сюда толпами съезжаются журналисты. Телевизионщики, фотографы и прочие. Эта Охота с каждой минутой становится все популярней. Слышал, что они едва не дерутся из-за интервью с охотниками по ее окончании, — раздраженно говорит он. — А на балу им понадобятся в первую очередь симпатичные охотники. Включая тебя, красавчик. Тебе, наверное, достался один из этих щегольских костюмчиков.