Государева охота - Арсеньева Елена - Страница 69

— А сегодня? — рассеянно переспросил Алекс, причем у него вдруг возникло полное ощущение, что существо его раздвоилось. Одна часть вполуха слушала разглагольствования Кейта, а другой, истинный Алекс снова и снова представлял это безоглядно счастливое — и в то же время отчаянно-несчастное выражение на лице Даши, вспоминая, как самозабвенно приоткрыла она губы под его поцелуями — и с каким ужасом отскочила вдруг, отводя глаза, полные слез.

— А сегодня мне не удалось увидеть Остермана, я же сказал! — неприветливо ответил Кейт. — Чем вы слушаете, о чем вы думаете, Алекс?..

Он опомнился.

— Я думаю о словах Остермана, который сказал: «Не столь важно, что наш курьер утратил ту драгоценную ношу, которую должен был нам доставить».

— Говорю вам, это было вчера, вчера! — огрызнулся Кейт с неожиданной злостью. — Нынче же император объявляет княжну Долгорукую своей нареченной невестой, и означает это прежде всего следующее: влияние Долгоруких отнюдь не ослабело, а еще сильнее упрочилось. Теперь на русском троне сидит не Петр, а все эти «двуногие собаки». Что само собой означает: наше дело провалено. И во всем виноват курьер, который не выполнил задания!

Опять он за свое!..

Рука Алекса бессознательно легла на грудь — туда, где в кармане камзола лежал заветный флакон. Голова его вздернулась заносчиво, даже губы дрогнули, чтобы гордо заявить: курьер все же выполнил задание! — но он не смог произнести ни слова. Мог лишь внимать голосам, ожившим в его памяти:

«Я бы мог убить тебя, ты это понимаешь? Оставалось сказать только одно слово! Да только ее мне стало до полусмерти жалко. Не тебя, а ее, понимаешь ты?»

«Бедный государь, бедный мальчик... Он обманут, он обманут!» И снова, снова — до бесконечности: «Бедный государь, бедный мальчик... Бедный государь, бедный мальчик...»

— Вы что-то хотите мне сказать, Алекс? — достиг его сознания настороженный голос Кейта, и Алекс очнулся.

Кейт близко склонился к нему: глаза напряжены, взгляд устремлен в самую душу.

Алекс чуть отпрянул. Нельзя забывать об опасной, поистине бесовской проницательности и уме этого человека.

— Хочу что-то сказать? — Он слабо улыбнулся. — Мне больше нечего вам сказать, могу только пожалеть в очередной раз, что ваш курьер так подвел вас...

— Решили навестить нашего дорогого больного, Хакоб?

Дверь распахнулась, и герцог де Лириа в сопровождении Каскоса вошел в комнату своей вертлявой, бабской походкой.

Кейт выпрямился. Алекс откинулся на спинку кресла.

Мгновение, предназначенное для признания, минуло. Почему он промолчал? Почему?!

«...Ее мне стало до полусмерти жалко. Ее...»

— Сеньоры, тысяча извинений, что заставил вас ждать! К столу нас пригласят через несколько минут. Милый Хорхе, вы ухе слышали новости о торжестве Долгоруких? Кстати, Хакоб, не напрасно ли мы с вами предавались столь упадническим размышлениям в связи с этим? Мне кажется, теперь нам удастся восстановить прежнее наше влияние на императора, утраченное после смерти великой княжны Натальи Алексеевны. В конце концов, к власти в России пришли не какие-нибудь закоснелые в ортодоксальной вере Лопухины или Толстые, а гораздо более свободные в своих взглядах Долгорукие! Несколько представителей этого славного семейства исповедуют нашу католическую веру, сама Екатерина благосклонно выслушивала некоторое время тому назад меня, когда я говорил о близости греческой и римской церкви. В конце концов, никого иного, как представителя этого рода, племянника Василия Лукича Долгорукого, тридцатилетнего князя Якова, получившего воспитание в Сорбонне, у отцов-иезуитов, мы бы желали видеть в роли русского патриарха — после того, как будет введена уния в России, восстановлено патриаршество, отмененное Петром Первым. Патриарх-униат обеспечит распространение унии по всей стране, а значит...

Итак, де Лириа сел на любимого конька. Не будь Алекс настолько озабочен своими размышлениями, он не удержался бы, чтобы не ответить на сардоническую улыбку, мелькнувшую на губах Кейта. Герцог пытался оправдать молодого государя за его связь с Долгорукими, не понимая, что окончательно губит его в глазах масонского генерала, который как раз и повинен в смерти великой княжны Натальи Алексеевны! Уния в России, католицизм в России, торжество иезуитов в России — да ведь опаснее этого для ордена нет ничего! Петр обречен ими во всяком случае, дело лишь во времени его смерти. Так что же выигрывает Алекс, отказываясь отдать Кейту заветный флакон? Не лучше ли все-таки...

Он задумался и не услышал, как герцог оказался рядом. Спохватился, попытался подняться с кресла.

— Нет, сидите, прошу вас, дон Хорхе. Как вы себя чувствуете, мой дорогой? Вы что-то бледны! — Белая, мягкая, благоухающая рука де Лириа коснулась плеча Алекса, пальцы осторожно, чуть касаясь, пробежали по его шее, запутались в волосах. — Какие у вас мягкие волосы, друг мой. Удивительно приятное ощущение! Я даже не предполагал...

Алекс резко отстранился, едва подавив желание вскочить и отшвырнуть де Лириа от себя как можно дальше: в угол, в другую комнату, вообще на улицу... прямиком в Испанию, в конце концов! Полное ощущение, что по шее его пробежало некое ядовитое насекомое.

Герцог отдернул руку, поджал губы.

— Извините, сударь, — сдавленным от отвращения голосом вымолвил Алекс. — Я все еще нездоров. Позволительно ли будет мне отказаться от присутствия на ужине?

Он понимал, что рискует отчаянно оскорбить де Лириа, однако ему во что бы то ни стало хотелось остаться сейчас одному. И дело было не только в омерзительных приставаниях этого напомаженного содомита. Побыть подальше от Кейта, все еще раз хорошенько продумать — вот о чем мечтал Алекс.

— Конечно, я понимаю, вы еще плохо себя чувствуете, — тонким от обиды голосом проговорил герцог. — Однако вряд ли есть смысл настолько упорно предаваться затворничеству и превращаться в монаха. Вам надобно снова начать выезжать, встречаться с людьми...

В углу послышался какой-то странный звук. Алекс взглянул туда и увидел Каскоса, который, глубоко вздохнув, словно набираясь храбрости, решительно выступил из тени, в которой пребывал доселе.

— Осмелюсь заметить, ваша светлость, — сказал он с такой широкой и простецкой улыбкой, что Алексу показалось, будто кто-то невидимый стоит за спиной Каскоса и за уголки растягивает его рот до самых ушей, — осмелюсь заметить, что сеньор Хорхе отнюдь не исповедует монашеский образ жизни! Вы, конечно, видели, сколько писем от прекрасных дам с соболезнованиями и сожалениями по поводу своей болезни он получил? Полагаю, самому государю не выражали такое количество сожалений, когда он подхватил лихорадку. Более того! Одна из красоток, пораженных в самое сердце прекрасными очами дона Хорхе, — тут в голосе Каскоса послышалось что-то вроде скрежета ржавого металла, — отважилась нынче проведать его лично!

Руки Алекса невольно сжались в кулаки.

Каскос видел Дашу!

Видел Дашу...

Ну и что? Сама по себе встреча с женщиной еще не преступление. Конечно, эти два поганых мужеложца думают иначе: вон как вытянулась физиономия де Лириа! А почему в глазах Каскоса играет эта отвратительная, многообещающая улыбочка?

— Да-да! Наш сердцеед вызвал у этой красавицы столь пылкое чувство, что она насилу решилась выпустить его из своих объятий. Надо было видеть, с каким отчаянием она убегала! Я и сам едва удержался от слез, что же говорить о девушке? Кстати, в том хорошеньком флакончике, который она оставила вам на память о себе, — что в нем?

Как это сказал несколько минут назад Кейт? «Наверняка у этих стен имеются уши, а то и глаза...» И он оказался прав.

— Уж не ее ли слезы собраны там? — продолжал трещать Каскос, и теперь значение его улыбки сделалось наконец понятно Алексу. Это была мстительная улыбка! — Коли так, берегитесь, сеньор. Кто-то из русских рассказывал мне, что, если отвергнутая красавица соберет в малый сосуд свои горькие слезы и обрызгает ими бросившего ее мужчину или добавит их к его питью, это может иметь для кавалера самые неприятные последствия. Вплоть до того, что его мужское орудие откажется ему служить. Поэтому не лучше ли вам поскорее избавиться от этого хорошенького розового флакончика, друг мой Хорхе?