Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 7

Гудбразер предложил ему заночевать в замке, но жрец отказался. Он редко спал в замках, тем более так далеко от моря.

– Я обрету кров в подводных чертогах Утонувшего Бога. Мы рождены для страданий, и они придают нам силу. Мне нужен только свежий конь, чтобы доехать до Пебблтона.

Гудбразер охотно предоставил ему коня и послал своего сына Грейдона показать жрецу кратчайшую дорогу к морю. Рассвет еще не настал, когда они выехали, но крепкие кони даже в темноте ступали уверенно. Эйерон, закрыв глаза, прочел тихую молитву и вскоре начал дремать в седле.

«Урри», – промолвил он, услышав скрип ржавых дверных петель, и очнулся. Здесь нет двери, нет Урри. Топорик, летящий по воздуху, отсек Урри половину пальцев на руке в четырнадцать лет, когда он плясал боевой танец. Отец со старшими братьями тогда ушел на войну. Третья жена лорда Квеллона была урожденная Пайпер из Замка Розовой Девы, с большой мягкой грудью и карими глазами лани. Вместо того чтобы лечить Урри по-старому, огнем и морской водой, она прибегла к помощи своего мейстера, который клялся, что пришьет отрубленные пальцы назад. Он в самом деле пришил их и стал пользовать Урри своими травами да примочками. Но кисть руки омертвела, началась горячка. Пришлось мейстеру отпилить напрочь всю руку, но было уже поздно.

Лорд Квеллон так и не вернулся домой из того последнего похода – Утонувший Бог по милости своей взял его к себе в море. Вместо него вернулся молодой лорд Бейлон с братьями Эуроном и Виктарионом. Услышав о том, что случилось с Урри, Бейлон кухонным тесаком отрубил мейстеру три пальца и велел своей мачехе пришить их. Травы с примочками помогли мейстеру не больше, чем Урри. Он умер в мучениях, а третья жена лорда Квеллона вскоре последовала за ним, родив мертвую дочь. Эйерон порадовался этому. Тот танец они плясали вместе, как подобает братьям, и топорик, искалечивший Урри, принадлежал ему.

Годы после смерти Урри он до сих пор вспоминал со стыдом. В шестнадцать лет он полагал себя мужчиной, но на деле был ходячим винным бурдюком. Он пел и плясал (хотя топора больше никогда не брал в руки), он кривлялся, насмешничал и скоморошничал. Он играл на волынке, жонглировал, скакал верхом и мог выпить больше, чем все Винчи, Ботли и половина Харло. Утонувший Бог каждому дает какой-то талант, дал и ему: Эйерон Грейджой умел пускать струю дольше и дальше всех, что доказывал на каждом пиру. Однажды он поставил свою ладью против стада коз, поспорив, что за один раз погасит этим очаг. Спор он выиграл и целый год объедался козлятиной, а ладью назвал «Золотой шторм», хотя Бейлон грозился повесить его на мачте, узнав, чем братец вознамерился украсить нос своего корабля.

«Золотой шторм» затонул у Светлого острова во время первого восстания Бейлона, перерезанный пополам мощной боевой галеей «Ярость». Станнис Баратеон заманил Виктариона в ловушку и расколотил весь Железный Флот. Но бог пощадил Эйерона и вынес его на берег. Рыбаки взяли его в плен, заковали в цепи, привели в Ланниспорт, и остаток войны он провел в подземельях Бобрового Утеса, доказывая, что кракены способны пускать струю дольше и дальше, чем львы, вепри и куры.

Тот человек теперь умер. Утонув и возродившись из моря, Эйерон стал пророком Утонувшего Бога. Ни один смертный больше не вызывает в нем страха... и ночная тьма тоже, и воспоминания, что служат душе костяком. Скрип заржавленных дверных петель... Эурон вернулся опять, но это ничего. Он теперь жрец, Мокроголовый, избранник бога.

– Неужели у нас будет война? – спросил Грейдон Гудбразер, когда солнце осветило холмы. – И брат пойдет на брата?

– Если будет на то воля Утонувшего Бога. Не может нечестивец сидеть на Морском Троне. – Вороний Глаз, само собой, без борьбы не уступит, и ни одна женщина, даже Аша, не сможет его победить. Женщины созданы для собственных битв на родильном ложе. От Теона, если он жив, тоже толку мало – мальчишка только и может, что дуться или улыбаться. В Винтерфелле он, правда, показал себя, но Вороний Глаз – не мальчик-калека. Палубы его корабля выкрашены красным, чтобы пролитая кровь не бросалась в глаза. Виктарион. Вот кто должен стать королем, иначе шторм никого не оставит в живых.

Грейдон оставил его, когда взошло солнце, – юноше предстояло сообщить о смерти короля своим родственникам в Расселине, Вороньем Шпиле и Мертвом Озере. Эйерон поехал дальше один, поднимаясь на холмы и спускаясь в долины по каменистой тропе, которая по мере приближения к морю становилась все более широкой и наезженной. В каждой деревне и в каждой усадьбе мелкого лорда он останавливался, чтобы произнести проповедь.

– Из моря мы рождены и в море вернемся, – говорил он. Его голос, глубокий, как океан, гремел, как прибой. – Штормовой Бог в гневе своем низверг Бейлона со скал, и теперь он пирует в чертогах Утонувшего Бога. Бейлон умер! – воздевая руки, вещал Эйерон. – Король умер, но он вернется! То, что мертво, умереть не может – оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Король восстанет!

Некоторые из тех, кто его слышал, бросали свои кирки и мотыги и шли за ним. Когда он услышал шум волн, за его конем следовали около дюжины человек, просветленных богом и возжелавших утопления.

В селении Пебблтон жили несколько тысяч рыбаков, чьи хижины лепились вокруг приземистого дома-башни с маленькой башенкой на каждом углу. Двадцать утопленников Эйерона раскинули на сером песчаном берегу свои шалаши из плавника и тюленьих шкур. Их руки, загрубевшие от соли, от сетей и лесок, от весел, кирок и топоров, теперь держат прочные, как железо, палицы, которыми снабдил их сам бог из своего подводного арсенала.

Укрытие для жреца поставили чуть выше черты прилива. Благополучно утопив новообращенных, он благодарно залез туда. «О мой бог, – молился он, – поговори со мной в рокоте волн и скажи мне, что делать. Капитаны и лорды ждут твоего слова. Кто будет у нас королем после Бейлона? Пусть кит, великан морей, пропоет мне его имя. Скажи мне, о подводный наш властелин, у кого есть сила сразиться со штормом на Пайке?»

Поездка в Хаммерхорн утомила его, но жрец не находил покоя в своем шалаше, крытом черными водорослями. Тучи закрыли луну и звезды. Над морем лежала тьма, как и у него на душе. Бейлон выбрал бы Ашу, плоть от плоти своей, но женщина не может править Железными Людьми. Здесь нужен Виктарион. Девять сыновей было у Квеллона Грейджоя, и Виктарион самый сильный из них, настоящий бык, бесстрашный и верный долгу. Вот то-то и оно. Младший брат должен повиноваться старшему, а Виктарион не такой человек, чтобы пойти против обычая. Хотя Эурона он невзлюбил уже давно, после смерти той женщины.

За храпом утопленников и воем ветра он слышал, как бьются о берег волны – молот бога, зовущего его на битву. Эйерон вылез из шалаша на холод, обнаженным постоял на ветру – бледный, высокий, костистый – и вошел в соленое черное море. Вода обжигала холодом, но он даже не поморщился, принимая ласку своего бога. Волна ударила его в грудь и повалила, следующая разбилась над его головой. Он чувствовал соль на губах. Бог окружал его со всех сторон, и его величавая песнь звенела в ушах Эйерона. Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя, и он был самым ничтожным из них, слабым и боязливым, как девочка. Но тот человек утонул, и бог дал силу вышедшему из моря. Холодное море обнимало его, пронизывало до костей слабую человеческую плоть. Кости... Кости души. Кости Бейлона и Урри. Правда заключена в костях, ибо плоть разлагается, а кость остается. Кости чертогов Серого Короля до сих пор стоят на холме Нагги.

Эйерон Мокроголовый, бледный, костистый и дрожащий, вышел на берег мудрее, чем был, когда входил в море. Он нашел ответ в своих костях, и путь открылся ему. Было так холодно, что его тело точно дымилось, когда он шел назад к шалашу, но в его сердце пылал огонь, и он в кои-то веки заснул сразу, не слыша больше скрипа заржавленных петель.

Когда он проснулся, стоял ясный ветреный день. Эйерон утолил голод похлебкой из моллюсков и водорослей, состряпанной на костре. Как только он доел, к нему из башни с полудюжиной стражников вышел Мерлин.