«…Лишь за одно вчера» - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 6

Наконец Уинтерс отвел взгляд. Он посмотрел на камень, где сидел Кит, глядя на свою сигарную коробку.

Гвалт продолжался минут пять, но потом прекратился сам собой. Говоруны, посмотрев на Кита, вспоминали, о чем собственно идет речь, и неловко замолкали. Когда наступила полная тишина. Кит встал и огляделся — как человек, очнувшийся от кошмара.

— Нет, — сказал он. В голосе его звучала боль, он отказывался верить своим ушам, его глаза метались с одного лица на другое. — Нельзя так. Я же не… не трачу хронин впустую. Вы все это знаете. Я навещаю Санди; это вовсе не пустая трата. Мне нужна Санди, а ее нет. Мне надо летать в прошлое. А других средств у меня нет. Это моя машина времени. — Он тряхнул головой.

Тут наступила моя очередь.

— Кит прав, — сказал я так властно, как только мог. — Тут еще надо разобраться, что такое трата, и какая трата напрасная. Если уж на то пошло, нет ничего напраснее, чем посылать людей в прошлое, чтобы они там еще раз поспали на лекциях в колледже.

Все рассмеялись. Еще несколько голосов меня поддержали.

— Гэри дело говорит, — выкрикнул кто-то. — Киту нужна Санди, а нам нужен Кит. Чего проще. Я за то, чтобы хронин остался у Кита.

— Не пойдет, — возразил чей-то голос. — Мне его тоже жалко, но какого черта, сколько наших померло в последние годы только из-за того, что мы лечили их, как коновалы? Помните Дуга, пару лет тому назад? Тут без хроника можно вспомнить. Лопнул аппендикс, и он умер. Мы сами его зарезали, когда пытались вытащить эту гадость. Если есть шанс, хоть минимальный, предотвратить такую дурацкую смерть, я за то, чтобы воспользоваться им.

— А какая гарантия, что хоть что-нибудь выйдет? — возразил первый голос. — Ведь надо вспомнить то, что нужно. А то вспомнишь что-то, а толку чуть.

— Херня все это. Надо пробовать, вот и все…

— Я думаю, мы в долгу перед Китом…

— А я думаю, Кит в долгу перед нами…

Все вдруг снова заспорили, поднялась ругань, а мы с Китом и Уинтерс стояли и слушали. Все это тянулось довольно долго, доводы с обеих сторон повторялись без конца, пока не заговорил Пит. Он вышел из-за спины Уинтерса, все еще в обнимку со своей Жанной.

— Хватит с меня. Наслушался, — сказал он. — Не о чем тут спорить. Вот Жанна говорит, что у нее будет от меня ребенок. К чертям собачьим, не буду рисковать ее жизнью или жизнью ребенка. Если есть средство узнать что-то полезное, уменьшить опасность, надо им воспользоваться. И вообще не собираюсь я рисковать из-за этого слюнтяя и слабака, который прячет головку под крыло. Наш Китти вовсе не первый и не последний, кому солоно пришлось, отчего ж к нему такое особое отношение? У меня тоже погибла телка во время Взрыва, но я же не ползаю, не прошу хронин, чтобы вспомнить. Завел новую. И ты, дорогой, себе заведи, и все будет путем.

Кит стоял неподвижно, стиснув кулаки.

— Между нами есть разница. Пит, — медленно произнес он. — Большая разница. Начать с того, что Санди не была телкой. И я любил ее, любил так, что тебе никогда этого не понять. Ты не понимаешь, что такое боль, Пит. Как и многие, ты обманываешь себя, говоришь, что боли нет, и тем от нее спасаешься. Ты всех убедил, что ты крутой мужик, супермен, ни от кого не зависишь. Ты отказался от собственной человечности, от какой-то части ее.

— Кит улыбнулся; теперь он держал себя в руках, голос у него был ровный и уверенный. — Только я в эти игры не играю. Я так и буду цепляться за свою человечность, я буду драться за нее, если придется. Я любил, по-настоящему любил. А теперь мне больно. И я не откажусь ни от любви, ни от боли, не буду притворяться, что они ничего для меня не значат. — Он посмотрел на Уинтерса. — Лейтенант, я не могу без Санди, и я не позволю тебе отобрать ее у меня. Давайте голосовать.

Уинтерс кивнул.

Кит чуть было не победил. Чуть-чуть. Не хватило всего трех голосов. У него было много друзей. Но победил Уинтерс.

Кит принял это спокойно. Он взял коробку из-под сигар, подошел к Уинтерсу и отдал ему ее. Пит счастливо ухмылялся, но на лице Уинтерса не было и тени улыбки.

— Мне жаль, что так получилось, Кит, — сказал он.

— Мне тоже. — У Кита на глазах были слезы. Он никогда не стыдился слез.

В тот вечер никто не пел.

Уинтерс сам не путешествовал. Он посылал людей в «поисковые экспедиции» в прошлое; все рассчитывалось так, чтобы свести риск к минимуму, получив при этом максимальный результат.

Несмотря на эти старания, врач у нас так и не появился. Рик трижды отправлялся в прошлое, но ничего полезного так и не вспомнил. Но один из парней вынес кое-какие сведения о лекарственных травах из полета в те времена, когда он работал в биолаборатории; другая вылазка принесла данные об электричестве, которые, возможно, когда-нибудь пригодятся.

Но Уинтерс не терял оптимизма. Он беседовал с людьми, чтобы решить, кому дать следующую порцию хронина. Он был очень осторожен, очень скрупулезен и всегда задавал нужные вопросы. Никто не мог отправиться в прошлое без его разрешения. А хронин держали в новой хижине, где за ним приглядывал Пит.

А Кит пел. Я испугался, что после этого разговора он перестанет петь, но я ошибся. Он не мог бросить петь, как не мог отказаться от Санди. Он пришел к камню на концертной поляне уже на следующий вечер, и пел дольше и старательнее, чем когда бы то ни было. А на третий день он пел еще лучше.

Днем он занимался обычными делами, с несколько натужной бодростью. Много улыбался, много говорил, но все о каких-то пустяках. И никогда не вспоминал ни про хронин, ни про Путешествия, ни про тот разговор.

Не вспоминал он и Санди.

Ночевал Кит по-прежнему у ручья. Становилось все холоднее, но он, казалось, этого не замечал. Он просто брал с собой пару одеял, спальный мешок и не обращал внимания ни на ветер, ни на холод, ни на дожди, лившие все чаще.

Пару раз я ходил туда с ним — посидеть, поболтать. Кит был довольно приветлив, но никогда не говорил о чем-либо важном, а я не мог заставить себя направить разговор на темы, которых он явно избегал. Так что мы обсуждали погоду и все такое прочее.

Теперь Кит брал к ручью не коробку из-под сигар, а свою гитару. Он никогда при мне не играл, но пару раз я слышал издали, как он перебирает струны. Он не пел, только играл, и только две песни, повторяя их снова и снова. Понятно, какие.

Через некоторое время он уже исполнял только одну — «Я и Бобби Мак-Ги». Каждую ночь, одинокий, исступленный, Кит играл эту песню, сидя у пересохшего ручья среди голых деревьев. Мне всегда нравилась эта песня, но теперь я начал ее побаиваться; мороз пробирал по коже, когда я слышал эти звуки, доносимые холодным осенним ветром.

Наконец, как-то вечером, я заговорил с ним об этом. Мы недолго поговорили, но это был, по-моему, единственный случай после того памятного спора, когда мы с Китом по-настоящему слышали и понимали друг друга.

Я пришел к ручью вместе с ним, завернувшись в толстое шерстяное одеяло, чтобы спастись от моросящего холодного дождя. Кит, наполовину высунувшись из спальника, прислонился к дереву: на коленях у него лежала гитара. Он даже не пытался прикрыть ее от сырости, и мне от этого стало не по себе.

Мы поболтали, и в конце концов я упомянул о его концертах в одиночестве у ручья. Он улыбнулся.

— Ты же знаешь, почему я играю эту песню, — сказал он.

— Знаю. Только все равно было бы лучше, если бы ты перестал.

Он отвел глаза.

— Ладно. Перестану. Только не сегодня. Сегодня я буду ее играть, Гэри. И не спорь, пожалуйста. Просто слушай. Под эту песню я только и могу думать. Больше у меня ничего не осталось. А мне нужно было многое обдумать.

— Я ведь тебя предупреждал насчет этого твоего думания, — сказал я в шутку. Только он не рассмеялся.

— Да. И ты был прав. Или я был прав, или Шекспир… Предупреждение это можно отнести на чей угодно счет. Но все равно иногда нельзя не думать. Без этого нельзя быть человеком, верно?