Заморский рубеж. Западня для леших. Засечная черта - Алексеев Иван - Страница 9

Рраз! Два!! Три!!! Последняя голова почему-то осталась на месте, лишь слегка покачнувшись. Михась уже ожидал свистка наблюдателя, но, еще выводя саблю из удара, чтобы она не срубила ухо собственному коню, заметил краем глаза, что тряпично-соломенный шар, бессмысленно таращась невинными голубыми глазищами, дрогнул, скатился вниз, запрыгал по вытоптанной земле. Михась издал нечленораздельный победный клич и, не сбавляя темпа, помчался дальше, свернул с поляны на узкую лесную тропинку буквально перед носом четырех соперников, еще только выходивших со своих дорожек.

Михась пришел шестым среди испытуемых из Северной тысячи, Разик был первым, а Желток – вторым.

– Не расстраивайся, братик, – в один голос принялись утешать Михася два его товарища, когда он, дышавший так же тяжело, как и честно скакавший изо всех своих лошадиных сил Бардик, пересек конечную черту. – Завтра будет наш день.

– Ладно, братцы, прорвемся! – без особой радости ответствовал Михась.

Поскольку все испытуемые завершили скачку задолго до того, как в специально поставленных на столике у конечной черты песочных часах закончил падать песок, отмерявший предельное время, довольное начальство объявило благодарность обеим выстроившимся на рубеже полусотням. Более того, оно, выдержав эффектную паузу, объявило увольнение до утра для восстановления сил перед завтрашними новыми состязаниями, то есть отпустило всех кандидатов в строевые бойцы отдыхать по домам. Дружное троекратное «ура!» спугнуло стаи разнообразных птиц, успевших привыкнуть даже к пищальным выстрелам, часто звучащим на поляне для воинских испытаний. Птицы эти долго кружились над поляной, обиженно чирикая и каркая на разные голоса.

Со смехом и шутками испытуемые дружинники в сопровождении свободных от службы сочувствующих отвели своих лошадей в конюшню, обиходили их, как положено, и отправились в разные концы Стана, к своим жилищам. Приятели также расстались ненадолго, договорившись вскоре собраться у Михася и провести вечер, как и всегда, вместе.

Михась шел домой по лесной тропинке. Обширная территория Стана была, конечно же, обнесена частоколом со сторожевыми вышками, но внутри частокола на пространствах, не занятых строениями и различного рода площадками для упражнений, сохранялся девственный лес, густо населенный птицами и мелким зверьем. Особенно вольготно чувствовали себя здесь белки, ставшие не просто ручными, а обнаглевшие до такой степени, что занимались мелким воровством съестных припасов прямо с чердаков жилых изб, близ которых росли деревья.

Михась был погружен в свои мысли, но все же краешком сознания наслаждался красотой и весенней свежестью соснового леса, в котором местами, в низинках, встречались группы берез. Он различал голоса птиц, шорохи хлопотливой и тайной лесной жизни, которая открывается лишь внимательному и добродушному наблюдателю. Михась вырос в лесу, это был его большой дом. Он был бы весьма удивлен, если бы каким-то чудом узнал, что в далеком будущем его коллеги из разнообразных спецназов будут проходить особые и трудные для них курсы по выживанию в лесу. Михась и все бойцы тайной дружины в лесу не выживали, они в нем просто жили.

В общем и целом, Михась своей жизнью был доволен. Он занимался любимым делом – воинской подготовкой, к которому имел не просто склонность, а еще и природный талант. Он любил всей душой свою маленькую родину – Лесной Стан и живущих в нем людей и с молоком матери, с молитвами в храме, с устными былинами и чудесными мудрыми книгами впитал любовь к большой Родине – Руси. Именно к защите Родины, и большой и малой, денно и нощно, не щадя сил, готовился он вместе со своими товарищами.

Важнейшими чертами характера Михася были честность и справедливость. Он свято верил во все, что внушали ему наставники, и целью жизни полагал точное следование всем предписаниям, которые, как он хорошо понимал, были не чьей-то сиюминутной прихотью, а плодами векового опыта и народной мудрости. В Северной тысяче его за глаза прозвали «уставной дружинник». Пожалуй, время от времени это желание или даже потребность неуклонно следовать всем правилам и уставам слегка вредила ему в отношениях с окружающими, поскольку Михась с юношеским максимализмом ожидал, что все, как и он, так же безоговорочно будут выполнять писаные и неписаные законы морали, не говоря уж о требованиях воинской дисциплины. До него еще не дошла вся глубина и диалектичность воинской поговорки, которую он, конечно же, слышал, но подлинный смысл которой пока не осознавал: «Не знаешь, как поступить, – поступай по уставу». Михась безусловно воспринимал лишь ее вторую часть. Эта прямолинейность, свойственная многим в юном возрасте, усугублялась еще и тем, что Михась с двенадцати лет жил без родителей. Погибли они при загадочных обстоятельствах, и Михась точно не знал, при каких именно. Окружающие говорили об этом скупо, а чаще просто молчали. Михась не имел родительской ласковой опеки и не получал тех наставлений, которые не могут быть выражены даже очень правильными словами, а должны передаваться взглядами, жестами, улыбками. Еще у Михася на руках была младшая сестренка, Катька, которую он, сам не имея жизненного опыта, считал своим долгом воспитывать и наставлять на путь истинный. Катька была всего на два года моложе его, то есть шестнадцатилетней девицей, уже почти на выданье, но Михась по привычке считал ее совсем маленькой и относился к ней, как к ребенку. Катька, с одной стороны, безумно любила старшего брата и во всем стремилась ему подражать, с другой – хотела обязательно его в чем-то превзойти. Конечно, девчонок в дружину не брали, но при некоторых показаниях могли включить во вспомогательный состав. Отдельных лиц женского пола приписывали к особой сотне, не входившей ни в Северную, ни в Южную тысячи, а подчинявшейся непосредственно Большому Совету Лесного Стана. Деятельность и назначение особой сотни была засекречена от посторонних. В Стане вообще было много всевозможных тайн, и его обитатели с самого юного возраста привыкли не задавать лишних вопросов. Так или иначе, некоторые девчонки, в том числе Катька, проходили некую военную подготовку. Михась ничего плохого в этом не видел, даже в глубине души одобрял, но относился к Катькиным занятиям с насмешливой снисходительностью как к детским, да еще вдобавок девчоночьим забавам. Ну а сестренка в глубине души мечтала превзойти любимого братца именно на воинском поприще.

Михась перешел по мостику с резными перильцами неширокий ручеек, после которого тропинка выходила из леса и расширялась в улицу, и увидел заборчик, окружавший его родную избу. К одной из резных балясин заборчика был привязан боевой конь под прекрасным новомодным седлом. Конь был вроде бы знакомый, и Михась догадался, что за всадник пожаловал к нему в гости. Его настроение, и без того испорченное неудачей на скачке, резко ухудшилось. Но он, как и положено бойцу Лесного Стана, взял себя в руки, плавно отворил калитку и не спеша, со спокойным лицом вошел во двор.

Естественно, он увидел то, что и ожидал: на скамеечке под яблонькой сидели Катька и Лурь, строевой боец особой сотни. Рука бойца лежала на спинке скамейки как-то уж слишком близко к хрупким девичьим плечам. При виде Михася Лурь поднялся, шагнул ему навстречу, протянул эту самую руку:

– Здорово, дружинник!

– Здорово, боец, – деланно-безразлично ответил Михась и нехотя ответил на рукопожатие гостя.

– Здравствуй, братик! – чуть жеманясь, певучим красивым голосом произнесла Катька.

Катька была настоящей русской красавицей. Глазищи у нее были, как и у брата, голубыми, только огромными. Светлые волосы заплетены в длинную косу. Фигурка стройная и изящная. Стройность и изящество подчеркивались очень тонкой талией. А так телосложение у нее было довольно крепкое, и в этом она тоже пошла в брата. Катькину красоту во всем Стане не замечал один лишь Михась, все еще считавший ее сопливой девчонкой, за воспитание и будущее которой он несет ответственность перед покойными родителями. Сестра не доставляла ему много хлопот, но в ней чувствовался какой-то внутренний огонь, ей была присуща природная живость воображения и врожденный артистизм. Катька легко перенимала языки и манеры у иностранных дам, привезенных в качестве жен в Лесной Стан из заморщины доблестными русскими витязями. Ее хоть сейчас можно было отправлять к любому европейскому двору, где она, скорее всего, продвинулась бы весьма далеко. А если учесть успешно освоенные ею специальные воинские навыки: Хорошо, что Катька жила пока в своем дворе, где и сидела сейчас под яблоней.