Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 84

— Когда-нибудь ты снова мне попадешься, тварь. — свистящим шепотом произнес Ноккур, бросая на землю бесполезный плащ и в ярости отшвыривая его ногой. — Первое, с чего я начну — это отрежу тебе крылья, чтобы ты точно не могла сбежать, пока я буду проделывать с тобой все остальное.

Где-то в середине полета луна спряталась за шпилями, и Гвендолен немного опомнилась, сообразив, кто она и где находится. Крылья мерно рассекали воздух. Плащ остался где-то внизу, там же, где и один сапог, и ночной воздух невольно заставлял поджать пальцы. Впрочем, она была совсем близко к цели. Окно с прикрытыми ставнями, за которыми дрожало прыгающее от ветра пламя свечи, было не особенно заметно на темной улице, не освещаемой даже покосившимися фонарями. Но Гвендолен прекрасно знала, куда летит.

Последний раз взмахнув крыльями, она толкнула ставни и ввалилась в небольшую мансарду, чем-то похожую на ее собственную в Тарре, лежащем от нее на расстоянии вечности. Появление Гвендолен сразу заполнило комнату с низкими скошенными потолками до предела, заставив двоих, стоящих у окна, поспешно отступить вглубь.

— Ты могла бы постучать? — кривясь, спросил один, высокий и худой, с недовольным лицом. — Или по крайней мере не разбивать окно ногами?

— Не могу понять смысл твоих претензий, Кэс, — откликнулась Гвендолен, тяжело дыша, но не меняя обычной интонации. — Сотни воинов Провидения весь вечер караулили меня по всем углам столицы, чтобы выразить свое восхищение, но мне пришлось жестоко обмануть их надежды меня лицезреть. А к тебе я прихожу сама, по доброй воле, но вместо восторженных приветствий слышу только вздохи о судьбе какого-то ничтожного окна.

— Что ты еще натворила? Что случилось?

— Видимо, случилось то, что я родилась, — Гвендолен наконец отдышалась. — Родилась с этим украшением, — она чуть напрягла мышцы, разворачивая крылья, и по комнате пронесся легкий ветер. — А потом, вместо того чтобы не спускаться со своих холмов или, на худой конец, заниматься каким-нибудь почтенным и непритязательным ремеслом в Гильдии, нацепила плащ Великого Магистра.

Здесь она спохватилась, бросив взгляд в сторону спутника Кэссельранда и сложила крылья, прижимая их к спине, но прятать их, после того, как они занимали половину комнаты, казалось уже несколько нелепо. Впрочем, в глазах невысокого человека в темной накидке, стоящего в дальнем углу, читалось только любопытство.

— Плащ Великого Магистра тебе дали в припадке безумия, — сварливо заметил Кэссельранд. Он крепко взял Гвендолен за плечи и встряхнул, проверяя, не ранена ли она. — А у тебя не хватило рассудительности его носить не снимая.

— Я честно пыталась. Но со мной слишком хотели познакомиться поближе.

— Она носит меч, смотрите, Кэссельранд, — внезапно вмешался в разговор третий, произносящий слова высоким приятным голосом и растягивая их в валленской манере.

— И даже не один, — фыркнула Гвендолен. Она поняла, что до сих пор сжимает рукоять черного вандерского меча, и всунула его в ножны, перекинутые за спину. Второй меч, с широким и коротким лезвием, висел на боку, и Гвен машинально поправила его, представляя, как выглядит — рыжие волосы, поднявшиеся дыбом от ветра, рукояти мечей и ножей, тускло сверкающие в одежде, странное выражение лица, с которого медленно сходили увлечение полетом и недавняя битва, и блестящие глаза, в которых пламя свечи отражается слишком ярко.

— Разве она не может отвращать железо и обращать в бегство одним взглядом? Великий Магистр Ордена должен это уметь.

— Кэс, а твой спутник умеет обращаться к собеседникам в первом лице, как положено? — Гвендолен кое-как поправила ставни и села на подоконник. Кэссельранд только вздохнул.

— Умеет. Но я еще не решила, как к ней относиться. Женщина с мечом — это самое нелепое, что может придумать судьба.

Спутник Кэссельранда отбросил накидку, показав спокойное и прекрасное, будто выточенное из белого камня лицо, на котором выделялись неимоверно длинные и густые ресницы и чуть припухшие, словно искусанные губы. Лицо было окаймлено мягкими каштановыми прядями с золотым отливом. Накидка скрывала платье с настолько глубоким вырезом, что Гвендолен даже растерялась, а Кэссельранд невольно отвел глаза, впрочем, скорее по привычке.

— Слушай, Кэс, — все-таки Гвендолен когда-то избрали Великим Магистром, а значит, испытывать неуверенность больше мгновения для нее являлось непозволительной роскошью. — Ты обещал мне союзника из айньской знати. Ради этого я сюда притащилась, отбиваясь от толпы восторженных почитателей. А ты мне подсунул какую-то разрисованную…

Она остановилась на мгновение до того. чтобы произнести слово, обозначающее женщину для развлечений, и только потому, что незнакомка широко распахнула глаза, до сих пор скрытые под ресницами, и Гвендолен поразилась их цвету — темно-синему, чуть просвечивающему в глубине, возле зрачка.

— Кэссельранд! — обиженно воскликнула женщина, не обращая больше внимания на Гвендолен. — Я же просила найти мне зеркало! Конечно, утром в этой спешке я неточно нанесла румяна, и они слишком заметны, особенно на левой скуле. Я весь день это чувствую, и мне очень не по себе

— Первым моим делом, когда мы выйдем отсюда, будет проводить вас к зеркалу, эрлесса, — спокойно ответил Кэс.

— О, я тебе исключительно благодарна! — и незнакомка ослепительно улыбнулась. По-другому ее улыбку, когда глаза засияли изнутри, назвать было невозможно.

— Бывшая дочь рода Антарей, — печально продолжил Кэссельранд, — я выполнил свое обещание. Я привел тебе лучшего союзника из айньской знати, которого только смог найти. Но у тебя не хватило разума это оценить. Эрлесса Ниабель, я не прошу прощения за ее выходки. Извинять их бесполезно, потому что вести себя по-другому она не училась.

— Если вспомнить, что моим учителем долгое время был ты, эти слова прекрасно характеризуют нас обоих, — пробормотала Гвендолен, чья уверенность опять несколько поколебалась. Но женщина, представленная как эрлесса Ниабель, то есть по айньским понятиям жена или вдова довольно состоятельного дворянина, вновь отреагировала не совсем обычно.

— Почему ты называешь ее бывшей? Разве у вас можно стать бывшей своему роду?

Кэссельранд промолчал.

— Можно, — глухо ответила за него Гвендолен. — У нас очень много таких бывших.

— Она совершила что-то нехорошее?

— Крылатая, ушедшая с мужчиной-человеком, пропадает для своего рода навсегда. Она никогда не сможет его забыть. А он никогда не полюбит и вскорости бросит ее. Это закон.

— Почему? — глаза Ниабель снова засветились, на этот раз от любопытства. Она жадно разглядывала Гвендолен с ног до головы, и та невольно взялась за рукояти кинжалов, как за единственную опору в этом мире. — Конечно, заставить мужчину тебя бросить — довольно просто, особенно если сама этого хочешь. Но если ты хочешь, чтобы он остался — это ведь еще проще…

— Мы рождаемся с этим проклятием. Его изменить нельзя.

— Ужасная глупость! Конечно, если ты будешь всегда носить эти страшные мужские сапоги, то можно спокойно дожидаться, что проклятие сбудется. Как ты терпишь на себе столько железа?

— Как мне расценивать прямое обращение? — Гвендолен внезапно успокоилась и уселась поудобнее, по своей привычке обхватив руками колени. — Ты наконец поняла, как именно ко мне относиться?

— Как я могу к тебе плохо относиться, бедняжка? Хочешь, я тебе подарю какое-нибудь свое платье? Впрочем, ты… нет, если сделать разрезы на спине, ты вполне сможешь его носить.

— Я польщена высокой честью, — Гвендолен церемонно кивнула. — Думаю, если я его надену задом наперед, то никакие дополнительные вырезы не потребуются.

— Но тогда никто не увидит твоей груди! — Ниабель простодушно раскрыла глаза. — А у тебя вполне есть на что обратить внимание.

— Искренне признательна за трогательную заботу о моей внешности, — Гвендолен почувствовала, что слегка краснеет, а этого никак нельзя было допускать. — Но может, не стоило ради этого преодолевать расстояние от Айны и обратно? Подобную оценку своих достоинств я могла бы услышать и в ближайшем трактире. Правда, в менее пристойных выражениях.