Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 74

Голос произнес:

— Я сам приказал вам не слишком торопиться, чтобы продлить удовольствие, но всему есть мера. Куда запропастился мастер Слэнки? Я отправил его за инструментами полчаса назад. И добавьте, наконец, масла в светильники. Я хочу все видеть более отчетливо.

Гвендолен не могла знать, что мастером Слэнки звали самого искусного из палачей Хаэридиана, и что тот вовсе не отлынивал от работы, а спешил со всех ног, но уже имел несчастье столкнуться с Гвен на лестнице, ведущей к залу. Для него сила жалости к окружающим оказалась настолько непереносимой, что он поспешно лег на ступени и перестал шевелиться. Но в любом случае при словах обладателя бархатного голоса Гвендолен скрутило особенно сильно. Она согнулась, с трудом дыша, обхватив себя крыльями в невольной попытке хоть как-то защититься. Очередной комок, лопнув в груди, рванулся наружу как поток, сметающий ветхую плотину. В зале послышались нестройные крики, и Гвендолен зажмурилась, но потом разлепила веки — она уже успела немного привыкнуть, что после особенно яркого выброса своих ощущений наружу ей становится чуть легче и свободнее дышать.

"Гвендолен! — кричал почти неузнаваемый голос Эбера в ее сознании. — Ты пришла! Ты пришла ко мне! Я уже думал, что ты меня бросила! Что ты бросила меня! Зачем ты это сделала, Гвендолен! Уходи сейчас же! Окно за твоей спиной! Я думал, что ты никогда не придешь, Гвендолен! Гвендолен!"

На самом деле Эбер ре Баллантайн не кричал и вообще не произносил ни звука. Он висел, привязанный к какому-то подобию дыбы прямо посередине зала, освещаемый со всех сторон пламенем углей, пылающих в жаровнях. Странно, что бархатный голос, несомненно принадлежащий предыдущему (или бывшему, как на это посмотреть) властелину Эбры, требовал прибавить света — его и так было предостаточно. Каждая черточка лица Эбера была видна так же четко, как если бы он был на залитых солнцем площадных подмостках. Он то и дело щурился и отводил глаза от языков пламени.

И его лицо было абсолютно серым, словно на нем не осталось ни одной живой краски, только пепел.

Жалость ко всему миру временно кончилась — точнее, она никуда не исчезла и продолжала разливаться по залу, исходя волнами от фигуры Гвендолен, но на время ее перекрыли новые чувства, гораздо более яркие, но, к счастью для Хаэридиана и стоящих за его спиной гвардейцев, менее сильно действующие на окружающих. Иначе все они перестали бы дышать гораздо быстрее незадачливого Слэнки.

Гвендолен рванулась вперед как огненный вихрь. Несколько жаровен она спихнула с подставок, удачно попав под ноги подбежавшим к ней гвардейцам. Тем и без того было очень скверно — особенно после того, как двое скрестили свои мечи с клинком Гвен, и их затрясло на полу. Но присутствие Хаэридиана явно мешало им достойно признать поражение и отползти в угол. И поскольку их оказалось неожиданно много, долгое время они путались у Гвендолен на дороге, сильно нарушая все планы.

— Что это? Что происходит? — в интонациях эбрийского властителя прорезались легкие нотки испуга. Гвендолен так и не сумела его толком разглядеть, сразу ввязавшись в драку, поэтому образ Хаэридиана существовал в ее сознании исключительно в виде голоса. — Вы что… подсыпали мне какой-то дряни… мерзостные изменники… почему мне так плохо… Что это за… откуда взялась эта тварь?

— Говорят, ее видели вылетающей из дворца вашего племянника, великий.

— Проклятье… Зальбагар все-таки решил меня извести….я ведь ему никогда не доверял…и не напрасно…

— Ты, великий бывший, о нем слишком хорошо подумал, — у Гвендолен как раз выдалась небольшая передышка, когда очередной гвардеец покатился по полу, и она не удержалась. — Помимо фамильной подлости, для этого неплохо бы иметь какие-то зачатки мозгов.

Она вскочила на помост и примерилась, как бы аккуратнее перерезать веревки на запястье Эбера. Его лицо ничего не выражало, но как только лезвие кинжала блеснуло совсем рядом, в глазах мелькнуло что-то похожее на узнавание, и он как мог вывернул руку по направлению к Гвендолен.

— Хотя бы так, Гвен, — прошептал он одними губами. — Может, я еще успею истечь кровью до того, как они начнут. Давай, быстрее.

Гвендолен непонимающе уставилась на него, опять забыв посмотреть в сторону эбрийского султана и не особенно заметив, что в зал вступило новое действующее лицо, выставив вперед округлый живот и чуть выпятив пухлые губы, в окружении пестрой свиты, состоящей в основном из танцовщиц разного цвета кожи.

— Ты несправедлив ко мне, дядя, — церемонно заметил Зальбагар, цепким взглядом окидывая происходящее и стараясь не приближаться к центру зала, а разумно отодвигаясь в угол. — Покушаться на тебя? Существуют более приятные и несложные способы самоубийства.

— Скорее, Гвендолен, — голос Эбера был хриплым и таким же неузнаваемым, как его застывшее лицо. — Почему ты остановилась?

— Тогда зачем ты подослал… ко мне эту тварь?

— Если ты этого не сделаешь, Гвендолен… чего ты ждешь?

— Я никого не подсылал, дядя Хаэри. Я сам хотел бы понять, откуда она взялась и какой силой обладает.

— Почему, Гвендолен? Ты боишься? А за меня ты не боишься? Скорее!

— Отчего мне… так плохо? И как мы ее возьмем… чтобы все узнать… если наши люди не могут к ней подойти?

— Ты клялась, что любишь меня, Гвендолен! Гвендолен!

— Чего у нас всегда хватает в избытке, так это людей, дядя.

— Если ты этого не сделаешь…значит. ты мне все время лгала!

— Как же мне скверно…Пусть ее уберут — это от нее мне так плохо…

Гвендолен терзала кинжалом веревку, но лезвие уже несколько раз соскользнуло. Ее постоянно отвлекали — и остановившийся укор в глазах Эбера, от которого у нее было впечатление, будто кинжал задевает острием по ее сердцу, и со спины периодически напрыгивали гвардейцы, понукаемые двумя султанами. Наконец на ее плечи обрушилась алебарда, но руки у наносившего удар дрожали из-за непереносимости присутствия Гвендолен, и крыло спружинило, хотя немедленно отнялось и заныло. Гвен зашаталась, хватаясь за края помоста.

— Потерпите, дядя, очень долго она все равно не продержится.

— Ты так и не выполнила мою просьбу, Гвендолен, сказал ей взгляд Эбера. — Улетай хотя бы, чтобы этого не видеть.

Наверно, она была очень близка к тому, чтобы сделать, как просил Баллантайн — провести кинжалом по его руке, зажмурив глаза. В голове у нее все сдвинулось, словно боль и тоска окончательно взорвались в мозгу. Мир вокруг заволокло клубами тумана, в котором слышались нечленораздельные вопли. Гвендолен упала на колени рядом с помостом, больше не в силах держаться на ногах, поднося руки ко лбу, и ей понадобилось довольно много времени, чтобы осознать — это вовсе не туман, это пыль, которая поднялась от рухнувшей стены дворца.

Стены просто не стало — снаружи небо было ослепительно белесым, и ветер доносил запах горячего песка. В образовавшийся пролом совершенно буднично, как будто перешагивая порог трактира, ступили двое с такими узнаваемыми лицами, что Гвендолен невольно встряхнула головой, то ли приходя в себя, то ли не желая расставаться со сном.

— Эй, малыш, ну мы и заквасили тут! Облизаться можно!

С этими словами Дагадд пнул ногой кусок стены и оглушительно захохотал.

Волосы у обоих стояли несколько дыбом, а глаза горели внутренним огнем — в какой-то момент, очевидно, нестерпимо ярким, но теперь понемногу затухающим. Поэтому вид у книжников был взъерошенный и полусумасшедший. Но никто в зале не осмелился даже шевельнуться — потому что от них исходило еще больше силы, чем от Гвендолен. На лице Дагадда красовалась широченная ухмылка искренней радости, которую почему-то при взгляде на него никто не разделял, но его это нимало не задевало. Он приветственно замахал Гвендолен огромными ладонями.

— До чего вкусно было стенку расковырять! Только мне щекотно — а что тут вообще сляпалось?

Логан, в отличие от побратима, был сосредоточен настолько, что между бровями на мальчишески чистом лице залегла глубокая борозда. Он внимательно оглядел все происходящее в зале, не особенно задерживаясь на фигурах одинаково оторопевших султанов, но стоило ему взглянуть в сторону Гвендолен, как его взгляд изменился. Логан метнулся к ней с внезапной скоростью, которую трудно было представить, судя по тому, каким размеренным и даже прогулочным шагом они с Дагаддом вступили в зал.