Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 41

— Оказывается, в Эбре живет какой-то странный купец, который ничем не торгует и никуда не ездит, а проводит время один в большом пустынном доме, только иногда выходит на площадь и заговаривает с проходящими мимо людьми о том, что конец нынешнего мира наступит очень скоро. И он так убедительно об этом говорит, что у многих возникает желание пойти в ближайший трактир и заказать несколько кувшинов вина. Причем наш бедный знакомец как начал, так остановиться уже не смог.

— Неужели взаправду будет конец света? — пара матросов помладше уставилась на Логана широко раскрытыми глазами.

— Как утверждает этот несчастный, — внушительно произнес Логан. — вернее, как поведал ему сомнительный купец, наступит данный момент тогда, когда встретятся четверо и начнут странствовать вместе. И говорят, будто купец это рассказывает налево и направо уже очень давно. Так что по всему Внутреннему океану гуляет легенда о четырех предвестниках гибели мира.

— И кто же эти четверо? — подозрительно прищурившись, спросила Гвендолен. Она с опаской покосилась на команду — не бросятся ли они за борт, обнаружив в словах Логана, что виновники конца света плавают на одном с ними корабле, или не отправят ли в море их самих.

— Живущий чувствами. Жаждущий знания. Ищущий справедливости. Переполненный любовью.

Гвендолен чуть выдохнула. Логан сказал это по-эбрийски, который, во-первых, далеко не все понимали, а во-вторых, в этом языке у определений не было различия рода. Прозвучало это как бы о четверых мужчинах. Кроме того, Гвен давно переполнилась уверенностью, что команда корабля к людям ее не относит — правда, с положительным оттенком, в отличие от большинства жителей Круахана. Поэтому им в голову не пришло поставить ее в один ряд с остальными. Но сказано было совершенно точно — по крайней мере, она все эти дни на корабле ощущала себя хрустальным бокалом, налитым до краев чем-то звенящим.

— Надеюсь, Луйг, — сказала она громко, чтобы увести нить разговора в сторону, — вы все не собираетесь также топить в бочке с вином горе по поводу скорой гибели мира? Почему все валяются на солнце, хотя давно пора лезть на мачты?

— Просто ветер попутный, Гвендолен, а мы встали на верный курс, — гораздо тише, совсем не в тон ей ответил Логан.

— На верный курс? — она оглянулась на горизонт, невольно сощурившись от бьющей по глазам солнечной ряби на волнах, и внезапно поняв, переспросила с легким ужасом: — В Эбру? Вы собираетесь туда заходить? Зачем?

Не отдавая себе отчета, она развернулась к стоящей на корме фигуре Баллантайна и почти вскочила на ноги, собираясь броситься к нему.

— Мне очень хочется познакомиться поближе с этим купцом, забросившим торговлю, — чуть грустно, но совершенно твердо сказал Логан. — Думаю, он знает многое из того, что интересно нам.

— А если это ловушка? Ты полагаешь, незнакомый тебе человек станет несколько лет сеять легенды по всему Внутреннему океану ради желания заглянуть в твои прекрасные глаза, Логан, сын Дарста? Ладно еще это была бы какая-нибудь почтенная купчиха.

Логан даже не стал снисходительно улыбаться, невзирая на гулкий хохот Дагадда, поднимавшегося всякий раз, когда Гвендолен начинала кого-то вышучивать.

— Ты сама понимаешь. Гвен, пока это единственная ниточка, которая может привести нас к цели. И мы от нее не откажемся. Он знает про то, что мы… что мы вместе, — он понизил голос. — Может, тогда он знает и том… о том, зачем мы вместе.

Гвендолен уже не смотрела на него. Она направилась прямо к Эберу, прекрасно понимая теперь, почему он стоит, отвернувшись, и только изредка невольно кидает взгляд через плечо на горизонт.

— Доброе утро, — сказала она, покашляв, хотя уже произносила это несколько часов назад, открыв глаза на подушке рядом с его щекой.

— Ты как всегда ослепительна, Гвендолен, — он наконец обернулся, скользнув взглядом по ее фигуре и чуть грустно улыбнувшись, — и как всегда в полном вооружении.

— Ну что делать, — она пожала плечами и похлопала по рукоятям верхних кинжалов за поясом, словно извиняясь, — я без них себя чувствую как без одежды.

— Без одежды ты тоже прекрасно смотришься, — сказал Эбер с прежней легкой грустью, и Гвендолен внезапно почувствовала, до чего все-таки жарко на палящем солнце. Когда раньше кто-то пытался ей сказать такое, в лучшем случае кинжал бы пролетел рядом с его щекой, в худшем — разрезал какую-либо деталь одежды. А сейчас она считала минуты до того, как он вновь произнесет что-нибудь подобное.

— Ты ведь знаешь, куда мы плывем? — вырвалось наконец у нее, позабывшей, что на людях она звала его на "вы". — Тебе туда нельзя, правильно?

— Как сказать, — Баллантайн вновь полуобернулся в сторону моря, — считается, что мое тело бросили на дно неподалеку от Салладейской гавани. А по эбрийским обычаям душа в таких случаях не находит успокоения. Случайно столкнуться со своим призраком — не очень добрая примета.

— Не надо туда ехать…

— У меня ведь есть цель, Гвендолен. Потом, надеюсь, я все-таки достаточно изменился за эти годы.

— А вдруг тебя все-таки узнают?

— Ну что же, — он нежным движением протянул руку и поправил рукояти ее ножей, — если вдруг ты увидишь, что меня схватила стража, то вспомнишь, что именно я подарил тебе такое прекрасное оружие и кинешь его в меня, целясь поточнее.

— Я… ты что… я никогда не смогу, — она в ужасе замотала головой. так что волосы хлестнули ее по щекам, придя в окончательный беспорядок.

— Тогда придется, как только мы сойдем на берег, показать тебе одну из публичных казней в Эбре. Ты сразу сможешь.

Его голос звучал глуховато, но совершенно спокойно, так непохоже на обычные увлеченные речи, что Гвендолен пришла в окончательное смятение и обернулась к Логану с Дагаддом, полуразвернув крылья и уперев руки в бедра. Ее верхняя губа приподнялась и чуть вздрагивала, как у разъяренного животного:

— Как вы смеете… как можете заставлять его ступить на тот берег?

— Там же то, что мы все вместе ищем, — на холодном лице книжника и хранителя арбалетов проступило легкое смущение, но не более того, а может это было просто смутное опасение перед великолепной яростью Гвендолен.

— Ты ведь сам не знаешь точно! И позволяешь себе рисковать ЕГО ЖИЗНЬЮ?

— Она там, — встрял Дагадд уверенным басом, прижав руку к левой стороне камзола. — Я чую. У меня тут все ворочается.

— Непереваренный ужин у тебя ворочается! — взорвалась Гвендолен, отбрасывая волосы назад. — Будь эта Чаша трижды неладна, и вы оба вместе с ней!

Четверо застыли рядом у борта, вернее, Гвендолен оказалась напротив троих мужчин, чуть пригнувшись и раскрыв крылья. Ярко-рыжие длинные перья сверкали на солнце не меньше, чем блики на воде, и голос ее звенел. Воины Данстейна, стоявшие поодаль, настороженно придвинулись друг к другу, а некоторые положили руки на рукояти топоров. Они мало во что вникли, но отчетливо видели, что их скальда нечто сильно беспокоит.

— Прекрати, Гвендолен, — тихо произнес Баллантайн, и впервые она увидела, что обращенные на нее глаза серого цвета вместо мальчишески голубых. — Я сам плыву. Куда хочу. И мне никто не помешает.

— Чтоб мне Эштарра посылала только встречный ветер!

От волнения она выкрикнула обычное ругательство крылатых, даже не задумываясь над тем, что ее не особенно поняли, и, бросившись к ближайшей мачте, рывком вскарабкалась по стропам и прыгнула вниз, окончательно развернув крылья и уходя в крутой вираж над кораблем. Как всегда, добрая половина матросов побросала вязать канаты и уставилась в небо, приоткрыв рты. Но Гвендолен, несущаяся вперед, стиснув зубы, ничего не различала вокруг себя и ничего не чувствовала, кроме колотящегося сердца.

Впервые с начала их плавания она летала не для собственного удовольствия и не для того, чтобы кого-то позабавить, а чтобы успокоиться. Иначе, если бы она осталась на палубе, ей бы пришлось несколько часов вытаскивать свои метательные ножи из мачты, с такой силой ее тянуло их туда зашвырнуть.