Дикие карты - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 43

– Что он... что ты сделала?

– Употребила свой талант так, как мне посоветовал Арчибальд. Хочешь что-нибудь узнать о теории относительности, ракетостроении, ядерной физике, биохимии?

– Холмс послал тебя по стране поглощать разумы, – сказал он. И вдруг взорвался. – И кто, черт подери, теперь сидит у тебя в голове?

– Эйнштейн, Солк[57], фон Браун[58], Оппенгеймер, Теллер[59]. Ну и Генри, разумеется, но об этом я предпочла бы не вспоминать. – Она улыбнулась. – В этом-то все и дело. Генри не нужна жена, у которой в голове несколько нобелевских лауреатов, а еще меньше – жена, которой известно, где зарыты все его скелеты. Поэтому сегодня утром он вышвырнул меня. Я, в общем-то, и не возражала бы, если бы не дети. Я не знаю, что он наговорит им об их матери, и... ох, черт, – прошептала она и ударила стиснутыми кулачками по коленям. – В общем, я пыталась придумать, что мне теперь делать. Я как раз отбилась от Джека и ревела на заднем сиденье такси, когда вспомнила о тебе. – Тахион вдруг сообразил, что она говорит по-немецки. И с силой прикусил язык, чтобы сдержать тошноту. – Это, наверное, глупо, но ближе тебя у меня никого нет. Это так странно, когда подумаешь, что ты даже не с нашей планеты.

Женщина улыбнулась – то была улыбка наполовину обольстительницы, наполовину Моны Лизы, но он был не в силах ответить ей ни физически, ни эмоционально. В душе у него отвращение мешалось с гневом.

– Иногда я совершенно не понимаю людей! Ты вообще понимаешь, какая опасность кроется в этом вирусе?

– Нет, а откуда мне это знать? Когда разразился кризис, Генри увез нас из города, а вернулись мы тогда, когда он счел, что опасность миновала. – Теперь она снова перешла на английский.

– Так вот, он очень ошибался!

– Да, но это же не моя вина!

– А я и не говорю, что твоя!

– Тогда отчего же ты так сердишься?

– Это все Холмс! – продолжал бушевать он. – Ты говорила, что он строит из себя твоего отца, но, если он вообще испытывает к тебе хоть каплю теплых чувств, он ни за что не стал бы толкать тебя на этот безумный путь!

– Но что в нем такого безумного? Я молода, а многие из этих ученых уже старики. Я просто сохраняю бесценное знание.

– Рискуя при этом собственным рассудком!

– Но ты же учил меня...

– Ты – человек! Ты не приучена справляться с нагрузкой, которую представляет собой ментатика высокого уровня! Методы, которым я учил тебя в госпитале, чтобы ты могла отгородить свою личность от личности своего мужа, совершенно для этого не годятся! Здесь требуются силы совершенно иного порядка!

– Так научи меня тому, что я должна знать. Или вылечи.

К такому предложению он не был готов.

– Я не могу... пока не могу. Этот вирус чертовски сложен; выработать штаммы, которые нейтрализовали бы его действие... – Он пожал плечами. – На то, чтобы побороть дикую карту, могут уйти годы. Я не бог и работаю в одиночку.

– Значит, придется вернуться к Джеку. – Она схватила чемодан и двинулась к двери. Шатающаяся под его тяжестью, женщина представляла собой странно неодолимую смесь достоинства и фарса. – А если я сойду с ума, то Арчибальд, уж наверное, найдет мне хорошего психиатра. Я все-таки одна из «Четырех тузов».

– Подожди. Не можешь же ты вот так просто взять и уйти.

– Значит, ты научишь меня?

Он впился большим и средним пальцами в уголки глаз и с силой сжал переносицу.

– Я попытаюсь. – Чемодан плюхнулся на пол, и Блайз нерешительно приблизилась к Тахиону. Он предостерегающе выставил вперед свободную руку. – Да, еще одно. Я не святой и не один из ваших человеческих монахов. – Он махнул в сторону занавешенной ниши, в которой скрывалась его постель. – В один прекрасный день я захочу тебя.

– А почему не сегодня?

Женщина отвела его предостерегающую руку и прильнула к нему. По правде говоря, ее тело с полным правом можно было назвать тощим, но все изъяны, которые он мог бы в нем заметить, померкли, когда она сжала его лицо в ладонях и прижалась губами к его губам.

– Чудесный был день.

Тахион удовлетворенно вздохнул, потер лицо рукой и стащил с себя носки и белье.

Блайз улыбнулась ему из ванной, где перед зеркалом наносила на лицо крем.

– Любой земной мужчина, услышь он твои слова, назвал бы тебя ненормальным. День, проведенный в компании восьми-, пяти– и трехлетнего ребенка, мало кто счел бы приятным времяпрепровождением.

– Ваши мужчины ничего не понимают.

Взгляд Таха на миг стал отсутствующим – ему вспомнились липкие ручки, которые его многочисленные кузины засовывали ему в карманы в поисках чего-нибудь вкусненького, когда он приходил навестить их, мягкие и пухлые детские щечки, прижимавшиеся к его щеке, когда он уходил, давая им честное слово «скоро прийти к ним снова и поиграть». Усилием воли он отогнал эти воспоминания и обнаружил, что Блайз внимательно смотрит на него.

– Скучаешь по дому?

– Думаю.

– Скучаешь по дому.

– Дети – это радость и счастье, – сказал он торопливо, предупреждая расспросы и вопросы. Потом взял щетку и принялся расчесывать свои длинные волосы. – На самом деле я часто думаю, подменили твоих детей еще в колыбели или ты с самого начала наставляла старине Генри рога.

Полгода назад, выгнав жену, ван Ренссэйлер приказал слугам не впускать ее в дом, и Блайз оказалась разлученной с детьми. Тахион в два счета исправил эту несправедливость. Раз в неделю, когда конгрессмена не было дома, они с Блайз отправлялись в ее бывшую квартиру, Тахион подчинял себе волю слуг, и они играли с Генри-младшим, Брендоном и Флер. После этого инопланетянин приказывал няне и экономке забыть об их посещении. Ему доставляло величайшее удовольствие водить за нос ненавистного Генри, хотя для того, чтобы месть была полной, следовало бы дать ему знать о том, что они и в грош не ставят его приказания.

Он отбросил щетку, взял вечернюю газету и забрался в постель. На первой полосе красовался снимок Эрла, получающего медаль за спасение Ганди. На заднем плане виднелись Джек и Холмс: у Арчибальда вид был донельзя самодовольный, но Джеку было явно не по себе.

– Здесь репортаж с сегодняшнего приема, – сказал он. – Хотя я не понимаю, из-за чего весь сыр-бор. Подумаешь, покушение.

– Мы не разделяем вашего равнодушия к убийствам.

Ее голос прозвучал приглушенно – она натягивала через голову ночную сорочку.

– Я знаю, но все равно мне это странно. – Tax повернулся на бок и подпер голову рукой. – Знаешь, пока я не попал на Землю, я ни разу нигде не появился без телохранителей.

Старая кровать скрипнула: Блайз устроилась рядом с ним.

– Это ужасно.

– Мы привыкли. В том классе, к которому я принадлежу, убийства – неотъемлемая часть жизни. Таким образом семейства добиваются влияния. К двадцати годам я потерял убитыми четырнадцать близких родственников.

– И насколько близкими были эти родственники?

– Ну, моя мать, например. Мне было всего четыре, когда ее нашли у подножия лестницы, которая вела в женские покои. Я всегда подозревал, что к этому приложила руку тетя Сабина, но никаких доказательств этому не было.

– Бедный малыш! – Блайз погладила его по щеке. – Ты хоть вообще ее помнишь?

– Отрывочно. В основном шелест шелка и кружев да запах ее духов. И волосы – как золотистое облако.

Она перевернулась и устроилась калачиком у него под боком.

– А что еще отличает Землю от Такиса?

Ее попытка сменить тему была шита белыми нитками, но он был благодарен ей за это. Разговоры о покинутой семье всегда вызывали у него грусть и тоску по дому.

– Женщины, например.

– Мы лучше или хуже?

– Просто другие. Вы можете ходить везде, где хотите, когда достигаете детородного возраста. У нас никогда бы такого не позволили. Успешное покушение на беременную женщину может перечеркнуть многие годы кропотливого планирования.