Змеиная яма - Март Михаил - Страница 4

Он говорил без акцента, как мы с вами. Потом попросил разрешения присесть и угостил нас хорошим вином. Моя подруга его не узнала, а мне было просто любопытно познакомиться с живым фашистом. Кстати, никогда не разговаривала с ним по-немецки, и он до сих пор не ведает о том, что я знаю немецкий язык. Меня это устраивает. Во всяком случае, я знаю, о чем он разговаривает по телефону, не смущаясь моего присутствия. Так состоялась наше знакомство. Он сказал, что собирается в Россию, и попросил мой телефон. Я дала. Во всяком случае, меня это ни к чему не обязывало, а он обещал быть курьером между мною и подругой. Мы любим посылать друг другу подарки и сувениры.

Вскоре я уехала домой, а через месяц он позвонил, но уже из Москвы. Мы встретились. Он привез посылку от подруги и кучу сувениров от себя лично. Ухаживать он умеет красиво. А через две недели сделал мне предложение, встав на колени, рассыпая к ногам кучу роз, и преподнес мне колечко с рубином в два карата. Меня не смутил тот факт, что он старше меня на двадцать два года. Меня прельщала будущая беззаботная жизнь. Подруга была против нашего брака, но я не прислушивалась к советам. Ни о какой любви речи не идет, это чистая сделка, спрятанная под маской тонких чувств. Благодаря русской жене он смог открыть в России несколько фирм и развить свой бизнес. Я не ограничена в свободе, деньгах и во всем прочем, чего мне недостает для легкой, беззаботной жизни. Единственное, чего мне не хватает, так это настоящих чувств, которые за деньги не купишь.

Наташа подняла бокал с шампанским.

— Выпьем за любовь!

— Своевременный тост.

Они выпили и перевели разговор на другую тему. После ужина был десерт. Потом вторая бутылка шампанского и музыка. Они ухитрились потанцевать на пятачке метр на метр. Возникла необходимость встать с кресел и приблизиться друг к другу. Потом они перешли к поцелуям, и страсти начали накаляться.

Рука Вадима скользнула под кофточку и прошлась по гладкой гибкой спине. Она не возражала. Потом она не протестовала против того, чтобы снять ее совсем, а следом и юбку. На раздевание ушло три пластинки с блюзами. Когда он включил свет, Наташа запротестовала, но Вадим убедил ее, что такое тело нельзя прятать в темноте, его нужно видеть и любоваться им. Она и с этим смирилась, тем более что и сама с удовольствием пожирала глазами смуглый, сильный торс своего партнера.

Подготовительный период прошел безупречно, и в один прекрасный момент они рухнули на постель. Здесь было где разгуляться, и страстная парочка дала волю чувствам, истязая друг друга до глубокой ночи.

Наташа ушла утром и просила ее не провожать. Он смотрел на нее с надеждой, и она кивнула.

— Ну конечно, это не последний раз. Ты уже во мне, я допустила тебя ближе, чем хотела, и вряд ли сумею вытравить то, что разлилось по крови. Мне даже не хочется думать о последствиях.

— Лучше ни о чем не думать. Будем брать от жизни то, что она нам дает.

Наконец-то Геннадию Ивановичу удалось уговорить Настю встретиться, но она не пришла. Он ждал ее час и решил позвонить еще раз.

— Настенька, извините за назойливость, но я уже промок насквозь. Дождик замучил, и цветы вянут.

— Извините, Гена. Так получилось, я не виновата. Подруга уехала на два дня, а ей должны привезти холодильник, вот мне и приходится сидеть на привязи.

— Что же нам делать?

— Знаете что? Раз уж я виновата перед вами, приезжайте сюда. Тут вы сможете обсохнуть. Правда, я не уверена что у нее есть согревающие средства, но я думаю, вы сами сможете сориентироваться. Квартира находится на Калужской площади.

— Какой я дурак, что не позвонил раньше! Лечу на крыльях. Говорите адрес.

И он прилетел. Коньяк, шампанское, вино и все сопутствующие товары заняли две полные сумки, цветы пришлось держать под мышкой.

Скромность однокомнатной квартиры его вовсе не смущала. Первое, на что он обратил внимание, была кровать. Шикарный квадратный сексодром, занимавший половину комнаты. А прелюдию можно сыграть за скромным журнальным столиком в креслах.

Появилась белая скатерть и свечи. Деликатесы, как из рога изобилия, посыпались на стол. Хлопнула пробка из-под шампанского, и искрящийся напиток полился в бокалы. Геннадий предложил тост: «За любовь!»

Прелюдия началась. Знал бы он, чем она закончится… В соседней квартире прелюдия уже закончилась — там полным ходом шла работа.

Зеркала на стене и картины, на которые Геннадий Иванович не обращал внимания, имели особое свойство. Они были прозрачными со стороны стены, где имелись соответствующие отверстия под объективы фото — и видеокамер. Мало того: под журнальным столиком, за спинкой кровати и везде, где только можно, были расставлены микрофоны.

Главный оператор, он же технический редактор, находился в соседней квартире, вооруженный наушниками. Квартира напоминала студию. Здесь стояли фотоаппараты, видеокамеры, магнитофоны, мониторы, и все крутилось, Работало, жужжало, а стрелки индикаторов плясали из стороны в сторону. Процесс шел полным ходом.

Женя Метелкин, который предпочитал, чтобы его называли Евгением Метлицким, суетился возле правой стены, где располагалась на штативах вся аппаратура, следил за каждым движением, происходившим в соседней квартире, через монитор.

В комнате находился еще один человек. Звали его Вадим Журавлев. Он не принимал участия в операторской работе, сидел в кресле и разглядывал свежие фотографии.

— Снимки у тебя получаются — хоть на выставку отправляй, — рассуждал Журавлев. — А тут требуется обычная порнуха с вожделенными мордами.

— Ты не прав, Дик, — отвечал Метелкин, — От порнухи клиента будет воротить, и, кроме злости, в нем ничего не проснется. А злость отразится в первую очередь на мне. Нет, тут нужен деликатный подход. Муж жену или жена мужа должны увидеть в момент их удовольствия, а не животной страсти. Тогда в них вспыхнет обида, а не злость, ущемленное самолюбие, а не ненависть. Пусть муж сволочь, а жена шлюха, но они и в себе начнут искать причины измены, а не приравнивать их к животным.

— Философ.

— Моя философия приносит нам неплохие доходы. И ни одной промашки с клиентами. Платят все без исключения. А значит, мы делаем все правильно.

— Вот здесь ты прав: «Мы делаем». Наш труд не что иное, как коллективное творчество. — Журавлев отбросил фотографии в сторону, а одну положил к себе в карман, — Оставлю себе на память. Уж больно она на ней хороша.

— Нарушаешь устав. Мы не держим архивы и не собираем досье. Не мне учить тебя — идеолога нашего дела. По закону бутерброда, этот снимок непременно попадет не в те руки. Не рой себе яму. У тебя странная манера выхватывать по одному снимку из каждой серии. Ты ими туалет оклеиваешь, что ли?

— Ладно, оставь свою демагогию. Ты хочешь сказать, что с Наташей больше работать не надо?

— Материала более чем достаточно. Аванс Ханс заплатил, через несколько дней он вернется из Германии, и на этом деле будет поставлена жирная точка.

— Надеюсь, ты не собираешься передавать ему «звук»?

— А что там особенного?

— Никаких аудиокассет. И вообще, поверь моему чутью, тут не все так просто. Она клюнула, на меня не потому, что я такой неотразимый, ей что-то нужно от меня. Но пока она еще не готова к серьезному разговору.

— А тебе это надо? Хочешь влипнуть в очередную передрягу? Не можешь жить как все люди?

— Скучно мне с вами. Душа просит алых парусов и попутного ветра. Я же тебе уже говорил, что деньги меня не интересуют. Слишком однообразно мы живем. Изо дня в день одно и то же.

— Нет уж, позволь. Ты у нас принц привередливый. Такого клиента упустили в прошлом месяце и только из-за того, что ты не захотел с его женой в постель ложиться. Ишь какой разборчивый! И я молчу. Не хочешь Машу, бери Дашу. Пожалуйста. Теперь ему алых парусов захотелось. Вон смотри, как Настя работает. С таким крокодилом сидеть рядом страшно, а она вон пьет с ним на брудершафт, а через полчаса кульбиты будет в кровати вытворять.