На всех парах (ЛП) - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 54

Дождь заливал Сто Латский вокзал, хлестал с крыши, а люди торопились укрыться от него, хоть немного передохнуть от натиска потопа. В маленьком кафе Марджори Пэйнсворт было сухо, и в качестве бонуса пострадавшим от ужасов этой ночи продавались горячие булочки. Это кафе стало светом утешения для юной тролльской леди, неуверенно помешивающей свою чашку расплавленной серы. Она разглядывала приходящих и выходящих и была чрезвычайно удивлена, когда гномский джентльмен, указав на стул возле нее, спросил:

— Прошу прощения, здесь не занято?

Трещинка прежде никогда не имела дела с гномами, но раз уж со всей этой Кумской Долиной разобрались, она сочла вполне уместным поговорить с гномом, особенно, учитывая то, как хорошо и, ну, по-человечески он был одет. Таких называли Анк-Морпоркскими гномами. Так что она улыбнулась и ответила:

— Пожалуйста, присаживайтесь, сэр. Погода слишком ненастна для этого времени года, вы не находите?

Гном поклонился и сел:

— Простите мою навязчивость, но я был счастлив услышать от вас слово «ненастный». Слово само по себе уже картина, не правда ли? Такая серая, но все же… О, ну где же мои манеры?! Позвольте представиться: Торчок Доксон к вашим услугам, мадам, и, если позволите, вы просто прекрасно говорите по-гномски.

Трещинка огляделась. Люди продолжали приходить из-под дождя и уходить под дождь по мере того, как приходили и уходили поезда. Сто Лат, помимо всего прочего, был пересадочным узлом железной дороги, и через него проходил почти весь пассажиропоток. Краем уха она услышала, как диспетчер объявляет ее поезд, но решила ответить:

— Ваше понимание тролльского также весьма примечательно, если можно так сказать. Могу ли я поинтересоваться, где вы начали свое путешествие?

Гном снова улыбнулся:

— Я библиотекарь в Клатче, но только что похоронил отца в Медной голове.

Трещинка подавила смех:

— Простите, сэр, прискорбно слышать о вашей потере, но это потрясающе! Я тоже библиотекарь – на службе у Алмазного короля Троллей!

— О! Алмазная библиотека! Увы, недоступная нам даже по знаменитому Соглашению. Я бы отдал что угодно за одну возможность на нее взглянуть.

Двое библиотекарей заказали еще выпить и под звуки паровозных гудков разговаривали о книгах, пока поезда приходили и уходили. Трещинка рассказала Торчку, что ее муж не любил книг и считал невнятное мычание достаточным для троллей – как в старые добрые времена, а гном рассказал ей о своей жене, которая даже после Соглашения Кумской Долины считала троллей разновидностью животных. И они говорили, говорили, говорили о значении слов и о любви к словам. Марджори распознала симптомы, так что держала кофе горячим, а серу плавящейся, и разогрела припасенный каменный пирог.

Конечно, это все не ее дело, думала она, - ее не касалось, как люди управляют своими жизнями, и уж точно она не подслушивала, ну, разве только самую малость, и она совершенно не виновата, что просто случайно услышала, как гном сказал, что ему предложили должность библиотекаря в Бразинекском университете и уже сказали, что он может взять с собой ассистента. И Марджори совершенно не удивилась, когда через мгновение увидела только две пустых чашки и пустой стол: такие вещи неизбежно случаются на железной дороге. Она расширяет горизонты – и снаружи, и изнутри. Люди отправляются на поиски себя и находят кого-то совершенно другого.

Как для революции, Шмальцбергский переворот протекал крайне медленно, просачиваясь в тоннели и шахты подобно патоке, – по крайней мере, он был таким же липким. Знаток переворотов сразу же распознал бы эту форму. Двое собрались, чтобы убедить третьего, потому что так надо и потому, что так делают все остальные. Ведь нет смысла оставаться на проигрывающей стороне, правда? Всегда находились сомневающиеся, но сила течения усиливалась. Во многих отношениях подземелья Шмальцберга были похожи на улей, и рой решил, что ему нужна новая королева.

Ардент и другие изгнанные глубинники, разумеется, были в эпицентре всего происходящего, и после своего триумфального возвращения[67] обосновались так, как будто никуда и не уходили.

«Никто не должен пострадать», - говорили они, и этого было достаточно, чтобы люди начали шептаться, «прежде всего, это в его собственных интересах», ну и еще ряд бесплатных бонусов, вроде «настало время впустить свежую струю» или чего-нибудь вроде «мы должны беречь наши священные письмена», и, если вы восприимчивы к атмосфере, вы бы заметили, как гномы - чрезвычайно здравомыслящие гномы, гномы, которые считают себя гномами с хорошей репутацией честных дельцов - тем не менее, потихоньку предавали свои клятвы верности, которые прежде приняли с такой торжественностью, потому что улей гудел, и никто не хотел оказаться тем, кого прихлопнут.

Основными лозунгами было: «Восстановление порядка» и «Возвращение к основам истинной гномскости».

И все-таки всегда найдется тот, кто не жужжит в унисон с ульем. В этом случае это был Альбрехт Альбрехтсон. Вокруг него объединились гномы, вступающие против государственного переворота и оставшиеся верными Рису Риссону. Воздух в шахтах сгустился, пропитанный невысказанным вопросом: кто ужалит первым?

Альбрехт Альбрехтсон положил руку на Каменную лепешку.

— Друзья мои гномы, я принял клятву, и вы тоже. А мы с молоком матери впитали, что всех убийц и клятвопреступников ожидает Гиннунгагап, - его улыбка стала угрожающей, он продолжил, - или я как-то неправильно понимаю?

— Обстоятельства изменились, - заявил Ардент. – Король слишком любезничает с троллями и проклятыми людишками. Да будь он неладен, он же подписал декларацию о том, что к гоблинам – гоблинам! – надлежит относиться так же, как к гномам! Не знаю, может, вы считаете, что вы равны с гоблином, но я считаю, что гоблины не равны мне.

В звенящей тишине Альбрехтсон почти прошептал:

— А Соглашение Кумской Долины? Взаимопонимание, ставшее основой сегодняшнего мира? Мы все его часть. Неужели теперь мы так просто нарушим наши клятвы?

— Я ничего не подписывал, - ответил Ардент

— Не подписывали. Оно было подписано Рисом Риссоном от имени всех гномов.

— Не от моего, - возразил Ардент. – И я не верю в эту лубочную сценку с двумя королями в пещере. Разве ты на знаешь, что представляют из себя люди? С кого-нибудь вроде Ветинари сталось бы самому ее туда поместить.

На этот раз тишина буквально взорвалась. Они все проходили мимо странной сияющей картины в Кумской Долине, где пещерный воздух был так спокоен, и два мертвых короля вошли в историю в состоянии умышленного тупика. И, наверное, кое-кто из них задавался вопросом, как поступят мертвые короли, если их покой потревожат.

Момент испортил Ардент.

— Нам нужна стабильность, - сказал он. – Никто не будет лезть в драку, никто не пострадает. Я клянусь в этом.

— Прошу прощения, а с этой клятвой вы поступите так же, как с той, которую вы дали Королю, господин предатель?

На скорости, с которой эхо отражается от стен, по залам пронесся лязг оружия, а за ним последовала оглушительная тишина нежелания быть тем, кто нанесет первый удар. Мертвая точка – мертвая настолько, что уже пованивает.

— Я не поддамся на дурацкие угрозы, - сказал Ардент. – Нам приходится иметь дело с современным миром таким, каков он есть. А мы должны постараться, чтобы он стал таким, как мы хотим – чтобы гномы заняли подобающее им место. Времена изменились. Нам нужен кто-то, способный защищать наши интересы. Все только и говорят об этих переменах. А я намерен проследить, чтобы эти перемены пошли на пользу всему гномству.

Он подошел к Альбрехту и протянул ему руку.

— Ведь ты считал так же, мой друг. Присоединишься ли ты ко мне?

Все в пещере затаили дыхание.

Альбрехт мгновение помедлил.

— Сунь себе в жакет свое присоединение.

В наступившей тишине некоторые гномы спрашивали друг у друга, что это значит, а другие, видавшие виды и имевшие дело с людьми, приходили на помощь, объясняя, что это все равно, что сказать «засунь это туда, где не светит солнце». Это, в свою очередь, заставляло гномов, мало знакомых с человеческой природой, предполагать: «Это о той маленькой долине возле Ломтя?», пока, наконец, один из них не произнес: «Насколько я понимаю, это значит «засунь себе в задницу». – «О, правда?».