Театр мертвецов - Март Михаил - Страница 44

Работать пришлось всем, но недолго. Тайник обнаружили через десять минут. В завернутой тряпке лежало охотничье ружье и коробка патронов с дробью шестогр номера. Двустволка была хорошо смазана и, несмотря на свой возраст, отлично выглядела.

— Ну вот, теперь нам понятно, зачем сюда лез Птицын.

— С учетом такой звукоизоляции, — вдруг заговорил Роман, — убийца мог строить свой капкан в то время, когда Птицын был дома. Вряд ли он что-нибудь услышал бы, или спал пьяным.

— Почему пьяным? — спросил Судаков.

— По свидетельству соседей, он прожил здесь три дня, а выпил за это время шесть бутылок коньяка. На них отпечатки убитого и на стакане тоже. Сидел здесь и квасил. Только я в одном с вами согласиться не могу, товарищ полковник: вряд ли он пришел сюда через окно. Понимаете, в чем дело, на входной двери засов погнут. Когда Птицын приехал сюда, он открыл дверь с улицы, она запирается на висячий замок. А изнутри он запереться уже не мог — засов в паз не попадал. Согнули его недавно, пассатижами, свежие царапины на металле. Без молотка не выправишь. Так что Птицын жил с открытой дверью.

— Трудно в это поверить, — задумчиво произнес Трифонов. — Парень он трусоватый, даже слишком. Со страха сюда убежал. Теплую квартиру в Москве бросил. Сидел здесь и дрожал как осиновый лист.

— И убийца об этом знал, — добавил Крюков. — Все построено на страхе. Убийца даже пальцем его не тронул. Он просто загнал его в капкан.

— Очень похоже на правду, Денис Михалыч. Но давайте подумаем над более сложной задачей. Что же из себя представляет убийца? Вы только представьте себе на минуточку, что наш преступник знает о своих жертвах иногда больше, чем они сами о себе знают. Допустим, Птицын трус, узнать не так сложно, но как убийца узнал о тайнике на чердаке и что в нем лежит ружье? Судя по пыли и паутине, эту тряпку с оружием лет пять не трогали. А убийца знал о ружье и устроил ему ловушку здесь, а не где-нибудь в другом месте. Тут и с дверью все понятно. Птицын не сумел запереться и в панике бросился на чердак. Именно в панике, сломя голову.

— Почему обязательно в панике? — переспросил майор Дубинин.

— Судя по докладу, смерть наступила ночью. Фонаря вы возле трупа не нашли. Значит, он шел в темноте, поднимался по лестнице. Пробки были вывернуты. И вот важный момент — капкан мог не сработать. Человек откидывает крышку люка. Доска с гвоздями падает через две-три секунды, а он уже просунул голову в дыру. По идее, человек должен был взять с собой фонарь или свечу, открыть люк и посветить. Тогда упавшая доска покалечила бы ему руку, а не пробила бы голову. Убийца выстраивает свои расчеты безукоризненно точно, продумав все до мелочей. Он не просто убивает свои жертвы, он их казнит, используя слабости каждого, словно хочет предупредить о неминуемой мести.

Трифонов подошел к Кушнеру.

— А что, Роман, ты осматривал гвозди в доске?

— Не очень детально, но один гвоздь показался мне странным. Он блестел как надраенная бляха, нестандартный, на штамповку не похож, красивый, аккуратный.

— Все правильно. Смерть сия имеет свое название: «Неотвратимые стрелы Зевса».

— Из списка Бражникова? — спросил Крюков.

— Совершенно верно. Нам осталось ждать только «Грызунов-невидимок» и «Клюва в темя», что Бражников завершить не успел. Он засыпался на десятом убийстве, не доведя дело до логического конца. Боюсь, наш «Бражников» успеет закончить свой список. Мы все еще топчемся на месте, а он хладнокровно продолжает выполнять свою работу, оставляя нам серебряные улики. Думаю, он не только изучил повадки иг характеры своих жертв, но и наш ход мысли угадывает.

В управление они вернулись только к вечеру. Костя Забелин сидел в кабинете Крюкова и допрашивал какого-то мужчину. На вид ему было лет сорок пять, но уже седой, с усами, как у моржа, и тоже поседевшими. На гладком чистом лице это выглядело неестественно, будто усы, брови и волосы были накладными. Светлые глаза и невинный взгляд.

— Вот это тот самый Тропкин, — вставая доложил Забелин. — Главный московский проныра.

Журналист хотел возмутиться, но Трифонов поднял руку.

— Успокойтесь, Тропкин, разберемся! — он перевел взгляд на капитана. — Ну а что с моим заданием?

— Все в порядке, Александр Иваныч. Нашли и поставили на контроль. Подробности чуть позже.

— Главное, что нашли.

Крюков сел за свой стол, и сразу стало ясно, кто здесь начальник. Тропкин тут же метнулся в его сторону.

— На каком основании меня хватают за шкирку и тащат сюда? Я никаких преступлений не совершал!

— Как вас зовут?

— Анатолий Борисыч.

— Если вы не хотите неприятностей, Анатолий Борисыч, вам придется рассказать нам правду. Я сразу вас одерну, чтобы вы не тратили свою фантазию впустую. Загородным милиционерам вам удалось лапшу на уши навешать, а нам не получится. Здесь Петровка, а не Мытищи и не Петушки. Адреса дачи Птицына никто не знает, даже близкие друзья. Вы там оказались первым наутро после смерти. А если быть точным, то Птицын погиб в три часа пятнадцать минут, а вы приехали к нему в десять утра. Будете врать, я вас арестую по подозрению в соучастии. Время душещипательных бесед закончилось, пора подводить итоги. Вы нас устраиваете на первом этапе. Посидите за решеткой недельки две, пока мы следующего козла отпущения не найдем вам на замену, а потом я лично перед вами извинюсь и выпущу. Честно скажу вам, вы мне на нервы действуете. Лучше будет избавиться от бельма на глазу.

— А чего от вас еще ожидать? Короче так, можете связаться с полковником Хитяевым из управления по экономическим преступлениям. Они меня первыми вычислили. Кто мне звонит, я не знаю. Голоса все время разные. Первый звонок раздался в семь утра пять дней назад. Голос сказал: «Толик, вытряхивай клопов из кальсон и жми на Семеновскую, тридцать два. Убили очередного артиста из „Триумфа“. Костенко. Действуй, волка ноги кормят!» Я в девять был уже там. Тишина. Думал, хохма, а потом ваши приехали. Но сначала я этого молодого человека увидел в капитанской форме. — Он кивнул на Забелина. — А то уже уезжать собрался. Оказалось правдой. В вечернем выпуске появился мой материал, а следом ребята из отдела Хитяева.

Они поставили у меня «прослушку» в доме. Их убийства не интересуют, они вылавливают лохотронщиков, подпольную рулетку. В Москве ажиотаж творится. Все словно помешались, как во времена Мавроди. На актеров делают ставки, бешеные деньги в обороте. Вы же, после того как в самом театре убийства прекратились, стараетесь замалчивать все, что делается на вашей кухне. По мнению Хитяева, настоящих убийств было два, от силы три, остальные — дело рук лохотронщиков. Они нанимают убийц и намечают жертву, а потом принимают ставки. На кого меньше всех поставили, того и убивают, а главный куш сгребают в свой карман. За такие деньжищи и Президента можно замочить в сортире! Мол, статья в газете — это как выигрышная таблица в лотерее. Вся Москва тут же узнает, кто погиб, и каждый знает, счастливый билетик он вытащил или проиграл свои денежки. Рвать и выбрасывать либо идти в кассу получать выигрыш. Они далеко уже продвинулись, вот только главарей никак не вычислят. Одна мелюзга на поверхности. Вчера мне тоже позвонили в семь утра и дали адрес дачи Птицына. Как только моя статья вышла, столица зашевелилась, забурлила. Сегодня у Хитяева будет новый улов. Уж я там не знаю, кто теперь в его сети попадет!

— Потрясающий цинизм! — воскликнул Трифонов. Его возмущения никто не поддержал, эти люди давно ко всему привыкли.

— И что дала «прослушка»? — спросил Крюков.

— Ничего, звонят с улицы по таксофонам, но адреса дают безошибочно.

— Ладно, Тропкин, идите. Если вам позвонят, то тут же перезвоните дежурному по городу. Он нас найдет.

— Да убивать-то уже некого! Думаю, они переключатся на другой театр, где труппа побольше и знаменитостей в избытке. А «Триумф» — это лишь проба пера.

— Типун тебе на язык! — фыркнул Забелин. — Ладно, идите, и помните, Тропкин, вы у нас на заметке!