Голубой горизонт - Смит Уилбур - Страница 91

До этого мгновения его все еще одолевали сомнения. Может, решение отказаться от Слонового трона эгоистично по отношению к Мансуру? Неужели он не исполнил свой долг перед народом Омана, страдающим под жестоким ярмом Заяна аль-Дина? В глубине души Дориан знал, что это Заян убил их отца. Разве законы Бога и человека не требуют возмездия за ужасное преступление – отцеубийство?

Теперь, когда он стоял под звездами, все эти сомнения рассеялись. Хотя ночь была прохладной, а он совершенно обнажен, как новорожденный. Ему было тепло от рук единственной женщины, которую он любил. Он удовлетворенно вздохнул. «Даже если я согрешил, это не самый тяжкий грех. Мой главный долг – перед живыми, а не перед мертвыми, а Ясмини нуждается во мне не меньше, а может, и больше, чем остальные.

Он пошел к хижине и в этот момент услышал крик Ясмини. В нем смешивалось удивление, ужас и смертельная боль.

Когда Дориан вышел из хижины, Ясмини села и вздрогнула. Ночь холодная, гораздо холоднее, чем должна быть. Она подумала, естественный ли это холод или холод зла. Может, над ними навис какой-то злой дух? Ясмини безоговорочно верила в мир иной, который тесно охватывает этот, – мир, населенный ангелами, джиннами и шайтанами. Она снова вздрогнула, на этот раз не от холода, а от страха. И сделала большим и указательным пальцами знак, отвращающий зло. Потом встала с тюфяка и подкрутила фитиль лампы, чтобы Дориану, когда он вернется, было светло. Подошла к одеянию Дориана, висевшему на ширме, и набросила на свое нагое тело. Усевшись на тюфяк, она обмотала голову его тюрбаном. Поднесла полу его платья к носу и погрузилась в запах мужа. Она с удовольствием вдохнула, и это утешило ее и прогнало предчувствия затаившегося зла. Оставалась только легкая тревога.

– Где Дорри? – прошептала она. – Почему его нет так долго?

Она уже собралась позвать его через плетеную стену, как услышала сзади тихий звук. Обернувшись, она увидела высокую фигуру в черном, с лицом, закрытым черной кефией. Казалось, это какое-то злое привидение, джинн или шайтан, а не человек. Должно быть, он вошел через другую дверь. Липкая эманация чистого зла заполнила комнату. В правой руке пришельца, отразив тусклый свет лампы, блеснул длинный кривой кинжал.

Ясмини отчаянно закричала и хотела встать, но существо подскочило к ней. Она даже не увидела удара кинжалом, настолько он был быстрым. Почувствовала, как клинок входит в ее тело и мягкая плоть не оказывает сопротивления. Только – глубоко в груди – пустота.

Убийца стоял над ней, а она, внезапно лишившись сил, упала. Он не делал попытки извлечь длинный клинок. Напротив, напряг запястье и так повернул его, что лезвие встало вертикально. Он позволил клинку самостоятельно искать выход, расширяя рану, разрезая мышцы, вены и артерии. Когда лезвие наконец высвободилось, Ясмини рухнула на тюфяк. Темная фигура оглянулась в поисках мужчины, которому следовало быть здесь, но которого не оказалось. Он понял, что его жертва – женщина, только когда она закричала, но тогда было уже поздно. Он наклонился и отбросил ткань кефии с лица Ясмини. Посмотрел на прекрасное лицо, теперь белое и неподвижное, словно вырезанное из слоновой кости.

– Святым именем Господа, сделана только половина моей работы, – прошептал он. – Я убил лисицу, но не нашел лиса.

Он повернулся и кинулся к двери, через которую вошел. В это мгновение вбежал обнаженный Дориан.

– Охрана! – закричал он. – На помощь! Ко мне! Сюда!

Кадем ибн-Абубакер узнал этот голос и мгновенно повернул обратно. Вот кого он искал – мужчину, а не женщину в одежде мужчины. Он набросился на Дориана; тот промедлил, но успел поднять правую руку, отражая удар. Лезвие распороло тело от плеча до локтя. Хлынула темная в свете лампы кровь, и Дориан снова закричал и опустился на колени. Руки его бессильно повисли, и он жалобно посмотрел на человека, который убивал его.

Кадем знал, что жертва вдвое старше его, и по первой реакции видел, что годы замедлили движения Дориана – сейчас он беспомощен. Была возможность быстро все закончить… и он не раздумывая бросился вперед. Но ему не следовало забывать о воинской доблести аль-Салила. Кадем ударил вниз, целясь в сердце, но его встретили две стальные руки, быстрые, как нападающая гадюка. Он обнаружил, что его кинжал зажат классическим приемом блока запястья.

Дориан встал, разбрызгивая кровь из длинной раны на руке, и они сцепились. Кадем пытался вырваться, чтобы ударить снова. Дориан отчаянно старался удержать его и звал на помощь.

– Том! – кричал он. – Том! Ко мне! Ко мне!

Кадем зацепил сзади ногой ногу Дориана и попробовал свалить его, но Дориан перенес тяжесть на другую руку и извернулся, одновременно поворачивая стиснутое мертвой хваткой запястье, так что напрягались сухожилия и связки. Кадем захрипел от боли и отступил на шаг перед этой неумолимой силой. Он разорвал хватку Дориана и отбросил его к стене. Как хорек на кролика, набросился он на Дориана; тот, отступая, едва успел перехватить руку с ножом. Они снова сошлись грудь к груди, но теперь Кадем был сверху, и начинала сказываться разница в годах и силах. Кадем безжалостно приближал острие кинжала к груди Дориана. Лицо убийцы по-прежнему скрывала черная ткань. Только глаза блестели среди складок всего в нескольких дюймах от лица Дориана.

– Ради памяти моего отца, – прохрипел Кадем; дыхание вырывалось из его груди с трудом. – Я выполняю свой долг.

Вся тяжесть Кадема была за этим кинжалом, и Дориан больше не мог его удерживать. Нож проколол кожу и начал погружаться, все глубже, до самой рукояти.

– Я осуществил правосудие! – торжествующе закричал Кадем.

Но не успел стихнуть его крик, в комнату ворвался Том, свирепый и могучий, как лев с черной гривой. Он одним взглядом окинул происходящее и взмахнул тяжелым пистолетом, не решаясь стрелять, чтобы не задеть брата. Стальная рукоять ударила Кадема в затылок. Тот без звука упал на Дориана.

Когда Том, наклонившись, стаскивал араба с неподвижного тела брата, в палатку влетел Мансур.

– Ради любви Господа, что случилось?

– Эта свинья напала на Дорри.

Мансур помог Тому усадить Дориана.

– Отец, ты ранен?

Оба увидели страшную рану в обнаженной груди. И в ужасе смотрели на нее.

– Ясси! – простонал Дориан. – Что с ней?

Том и Мансур повернулись к маленькой фигуре на тюфяке. До сих пор они ее не замечали.

– С Ясси все в порядке, Дорри. Она спит, – сказал Том.

– Нет, Том, она смертельно ранена. – Дориан попытался освободиться от удерживающих его рук. – Помогите мне. Я должен заняться ею.

– Я посмотрю, что с мамой. – Мансур вскочил и бросился к тюфяку. – Мама! – воскликнул он и попытался поднять ее. И тут же откинулся, глядя на руки, испачканные кровью Ясмини.

Дориан с трудом пополз по тюфяку, добрался до него и взял Ясмини на руки. Голова ее безжизненно повисла.

– Ясси, пожалуйста, не оставляй меня. – Он в отчаянии заплакал. – Не уходи, моя дорогая.

Он звал напрасно: дух Ясмини был уже далеко.

Шум разбудил Сару, и она пришла к Тому. Быстрый осмотр показал, что сердце Ясмини не бьется и помочь ей невозможно. Подавив горе, она повернулась к Дориану. Он был жив, но жизнь едва теплилась в нем.

По отрывистому приказу Тома Батула и Кумра вытащили Кадема из хижины. Ремнями из сыромятной кожи ему связали руки за спиной. Подтянули лодыжки к запястьям и тоже связали. Спина его болезненно изогнулась; ему надели на шею железный рабский ошейник и цепями привязали к дереву в центре лагеря. Как только страшная весть об убийстве разошлась по лагерю, женщины собрались вокруг Кадема, в гневе и отвращении они проклинали его и оплевывали: все любили Ясмини.

– Держи его под охраной. Не позволяй убить, пока я не прикажу, – мрачно сказал Том Батуле. – Ты привел к нам этого убийцу. Теперь это твой долг. Отвечаешь головой.

Он вернулся в хижину, чтобы помочь, чем можно. Но нужно было немногое – все взяла на себя Сара. Она хорошо владела искусством врачевания. И почти всю жизнь лечила раненых и умирающих. Его сила понадобилась ей, только чтобы плотнее затянуть бинты и остановить кровотечение. Остальное время Том тревожно слонялся поблизости, проклиная себя за то, что сглупил, недооценил опасность и не принял предосторожностей против нее.