Голубой горизонт - Смит Уилбур - Страница 71

Все нервничали. Даже самые обычные ночные звуки заставляли их вздрагивать и вглядываться в темноту за стенами лагеря. Крик шакала может оказаться сигналом передового отряда нгуни, а шорох ветра в колючих деревьях на берегу ручья – бренчанием их погремушек. Топот бегущих зверей, вспугнутых львиным прайдом, может превратиться в гром ассегаев о щиты, крытые сырой кожей. Джим знал, что его люди пришли к нему в поисках уверенности.

Хотя он был моложе всех прочих взрослых, кроме Замы, он говорил с ними как отец. Он напомнил о битвах, в которых они сражались, и перечислил всех по очереди, подчеркивая их стойкость в бою и рассказывая об их подвигах и страшном ущербе, который они причинили врагу. Он не забыл и об участии погонщиков и пастухов, и мальчики гордо улыбались.

– Вы доказали себе самим и мне, что нгуни бессильны против лошадей и мушкетов, пока мы сохраняем стойкость и мужество.

Когда все наконец разошлись от костра и улеглись спать на свои тюфяки, настроение изменилось. Все оживленно болтали, а смех не был принужденным.

– Они тебе доверяют, – негромко сказала Луиза. – И пойдут туда, куда ты поведешь. – Она помолчала и добавила так тихо, что он едва расслышал: – Я тоже. – Еще помолчала, сказала: «Идем!», взяла его за руку и повела в его фургон. Она слышала в темноте голоса и знала, что слуги наблюдают за ними. Но это ее не остановило.

– Возьми меня на руки, – сказала она, когда молодые люди подошли к ступенькам фургона. Джим наклонился и подхватил ее. Она обеими руками обняла его за шею и прижалась к ней лицом. Он заставил ее почувствовать себя по-детски маленькой и легкой, когда поднялся по ступенькам и внес через клапан в фургон.

– Я твоя женщина, – сказала Луиза.

– Да. – Он положил ее на кровать. – И я твой мужчина.

Распрямившись, он снял одежду. Тело его в свете лампы было светлым и сильным. Она видела, что он предельно возбужден, но не испытывала отвращения. Без всякого смущения взяла в руку его член, едва охватив большим и указательным пальцами его толщину. Он был твердым, словно вырезанным из железного дерева. Ее соски ныли от желания. Луиза села и развязала воротник платья.

– Ты мне нужен, Джим. О, как ты мне нужен, – сказала она, по-прежнему глядя на него. Он торопился, его желание было сильно. Он снял с нее сапоги, потом штаны. Потом остановился и с благоговением посмотрел на золотистые волосы у нее между бедер.

– Коснись меня, – хрипло попросила Луиза. Он впервые положил руку на вход в ее тело и душу. Она раздвинула бедра, и он ощутил жар, который едва не обжигал пальцы. Осторожно раздвинул мясистые губы и ощутил скользкие капли жидкости.

– Быстрей, Джим, – прошептала она, сжимая его. – Я не могу больше терпеть.

Она настойчиво тянула Джима к себе, и он лег на нее.

– О Боже, мой маленький Ежик, как я тебя люблю.

Голос его прерывался.

Взяв его член в руки, она попыталась ввести его в себя, но на мгновение ей показалось, что она слишком мала для него.

– Ну же! – вскрикнула Луиза и прижала ладони к ягодицам Джима. Она отчаянно тянула его к себе и чувствовала, как напряглись его жесткие мышцы, когда он двинул бедра вперед. Она невнятно вскрикнула, потому что он разрывал ее пополам. Это было наслаждение на грани боли. Она кричала, но когда он попытался отодвинуться назад, сцепила ноги и удержала его.

– Не уходи! – крикнула она. – Никогда не уходи. Всегда оставайся со мной.

Когда Джим проснулся, через занавес клапана пробивались первые лучи рассвета. Луиза не спала и смотрела на него, положив голову ему на обнаженную грудь. Увидев, что глаза у него открыты, она провела пальцем по его губам.

– Когда ты спишь, ты кажется маленьким мальчиком, – прошептала она.

– Я докажу, что я большой мальчик, – прошептал он в ответ.

– Я хочу, Джеймс Арчибальд, чтобы ты знал: я всегда приветствую твои доказательства.

Она улыбнулась, потом села и положила руки ему на плечи, не давая вставать. Одним гибким движением, словно садясь на Трухарт, она оседлала нижнюю часть его тела.

Их счастье было таким ярким, что осветило весь лагерь и изменило настроение всех его обитателей. Даже подпаски понимали, что произошло нечто значительное, и хихикали и подталкивали друг друга, когда видели Джима и Луизу вместе. У всех теперь было о чем посплетничать, и даже угроза Манатаси и ее воинов словно отступила перед этим событием.

Джим чувствовал, что люди в лагере расслабляются, и делал все, чтобы сохранить их бдительность и настороженность. По утрам он тренировал вооруженных мушкетеров, доводя до совершенства тактику боевого отступления, на которую сам натолкнулся случайно.

Потом он укреплял оборону лагеря. Каждый мушкетер получил свой пост на границе лагеря, к каждому прикрепили двух мальчиков, которые перезаряжали мушкеты. Джим и Луиза учили подпасков и погонщиков перезаряжать. К откидной доске своего фургона Джим прикрепил золотой гульден.

– В воскресенье утром, после того как Веланга почитает вам Библию, мы устроим соревнование – кто самая быстрая ружейная команда, – пообещал он и достал из кармана большие золотые часы с репетицией, которые на прощание подарили ему Том и Сара. – По этим часам я засеку время, и победитель получит золотой гульден.

Золотая монета – огромное состояние, какого мальчишки и представить себе не могли, и обещание так их подгоняло, что скоро они в проворстве не отставали от Луизы. Хотя некоторые были так малы, что вставали на цыпочки, загоняя шомполом заряд в длинный ствол, они приспособились наклонять оружие, чтобы легче доставать жерло. Они отмеряли порох из бочонков – это легче, чем из фляжки, брали в рот и так насыпали в ствол. И через несколько дней могли поддерживать постоянный огонь вдоль всей баррикады, подавая перезаряженные мушкеты почти с такой же скоростью, с какой мушкетеры из них стреляли. Джим считал, что стоит на это потратить порох и пули. Мальчики взволнованно ждали дня соревнования, а мужчины заключали пари на его исход.

Воскресным утром Джим проснулся еще затемно. Он сразу почувствовал: что-то не так. Не мог понять, в чем дело, но услышал, как в лагере тревожно переступают лошади и беспокоится скот.

«Львы?» – подумал он и сел. В этот миг залаяла собака, сразу к ней присоединились остальные. Джим вскочил с кровати и потянулся за штанами.

– В чем дело, Джим? – спросила Луиза. Судя по голосу, она еще не вполне проснулась.

– Собаки. Лошади. Не понимаю.

Он натянул сапоги, вышел из фургона и увидел, что лагерь уже не спит. Смоллбой подбрасывал дров в костер, а Баккат и Зама словом и лаской пытались успокоить встревоженных лошадей. Джим прошел к баррикаде и поговорил с двумя мальчиками, которые сидели там, дрожа от утреннего холода.

– Видели или слышали что-нибудь?

Они покачали головами, всматриваясь в темноту. Было еще слишком темно, чтобы различить вершины деревьев на фоне неба. Джим прислушался, но услышал только шелест ветра в траве. Тем не менее он встревожился не меньше лошадей и был рад, что приказал накануне вечером привести весь скот в лагерь. Лагерь был закрыт и защищен баррикадой.

Вышла Луиза и остановилась возле него. Она была полностью одета и куталась в шаль, а на волосы набросила покрывало. Они в ожидании стояли рядом, прислушиваясь. Трухарт заржала, другие лошади топали и звенели упряжью. Теперь в лагере никто не спал, но голоса звучали напряженно и приглушенно.

Неожиданно Луиза схватила Джима за руку и крепко сжала. Она раньше его услышала пение. Голоса, которые доносил мягкий утренний ветер, звучали негромко, но гортанно и низко.

От костра подошел Тегване, все еще хромая. Он остановился с другой стороны от Джима и послушал пение.

– Это песня смерти, – тихо сказал он. – Нгуни просят духов предков приготовить для них пир, когда они придут в землю теней. Они поют, что сегодня погибнут в бою или принесут великую честь своему племени.