Викинг - Маршалл Эдисон - Страница 37

— А ты говорила, что он благочестивый христианский принц.

Она сердито взглянула на меня, чтобы понять, шучу ли я.

— Он скорей отрежет себе руку, чем возьмет меня в жены.

— Разве он не может жениться на тебе и сохранить престол?

— Нет, епископы потребуют низложить его. Я не говорила тебе раньше — по договору, подписанному моим отцом и посланником Аэлы, у него есть право отвергнуть меня, если я ему не понравлюсь, или если я не буду девственна.

— Это замечательно.

— Таковы все христианские браки. Но что будет после этого? На Авалоне поют птицы, нет снега, и там все водится в изобилии. Покинув двор Аэлы, мы доберемся туда в твоей маленькой лодке?

— Клянусь своей душой, я верю, что старые кельтские боги укажут тебе дорогу туда, и позволят мне сопровождать тебя.

— Это будет опасное путешествие, но мы не испугаемся. Путь, который мы уже прошли, тоже был не для трусов.

— Это правда.

— Если у меня родится ребенок, ты не запретишь крестить его?

— Клянусь в этом на своем мече.

— Оге, есть ли какой-нибудь обряд, который мы можем совершить, в доказательство того, что это не похоть, а чистая любовь?

— Я знаю такой, и вода для него уже греется.

— Оге, мы не сможем смыть наш грех. Мы ведь будем продолжать грешить.

— Я думал об этом. Мы смоем твое христианское крещение, и ты станешь такой, как сразу после рождения. Тогда грех будет не так велик.

— Это звучит убедительно. А я искупаю тебя, чтобы смыть как можно больше твоего язычества, хотя это вряд ли получится.

После непродолжительных поисков Моргана обнаружила ковш и кусок странного вещества, гладкого и приятного на ощупь.

— Ты знаешь, что это? — спросила Моргана.

— Нет.

— Такие вещи делают в Италии. Знатные дамы трут этим свою кожу, чтобы она была более чистой.

Я снял с огня большой котел, и вылил часть его содержимого в чан поменьше, чтобы иметь под рукой горячую воду. Затем я долил большой котел холодной водой, чтобы она стала лишь теплой, как бычья кровь.

Моя кровь была гораздо горячее, а в крови Морганы можно было смело плавить железо, если судить по блеску глаз и яркому румянцу.

— Мы уместимся в котле вдвоем?

— Да.

— Ты уверен, что никто не войдет?

Я подошел к окну и посмотрел сквозь стекло.

— Море пустынно, а Китти не спит.

— Мой возлюбленный снимет свою одежду?

Пока Моргана раздевалась, она не отводила своих глаз от моих, словно сковав нас цепью. Я не мог поверить в реальность происходящего.

— Я готова, если готов ты, — сказала она.

Я был еще не в силах оторвать от нее взгляд.

— Можно посмотреть на тебя?

— Да, а я буду смотреть на тебя.

Я потерял дар речи, и она спросила:

— Тебе не нравится то, что ты видишь?

— Прости мой неуклюжий язык, но ты прекраснее валькирии, и я недостоин чести быть твоим возлюбленным.

— У тебя сильное и красивое тело, — сказала она, тяжело дыша, — и если ты видишь недостатки в моем, то скажи, чтобы я не очень зазнавалась.

— Твой единственный недостаток в том, что даже король не устоит против твоей красоты.

— Твоя кожа такая же белая, как у меня, там, где ее не обожгло солнце. Скажи, Оге, у меня не слишком длинные ноги?

— Мне нравится, что они сужаются книзу, как шея лани сужается кверху.

— Твои ноги длинные и мускулистые, талия узкая, а плечи широкие и словно вырезаны из дуба. Боюсь, что моя талия слишком тонкая.

— Так кажется, потому что твое собственное тело обнимает ее слишком крепко. Я думаю, твое тело обожает каждый свой дюйм.

— Я бы хотела, чтобы и твое тело любило каждый дюйм моего. Твоя шея словно бронзовая колонна, а моя…

— А твоя похожа на белого голубя. А плечи блестят, как шелк.

— Они будут блестеть еще больше в воде. Полезли в котел, если нам обоим хватит места.

— Места хватит.

— Давай теперь попробуем эту итальянскую штучку… но она почему-то плохо трет.

— Наверное, ее надо сначала намочить.

Моргана окунула брусок в воду и потерла мою грудь. Она сразу покрылась нежной и приятной белой пеной.

— Знатные дамы Италии… — у Морганы перехватило дыхание, и она не могла продолжать мысль.

— Можно разломить этот кусок пополам?

— Наверное, да.

— Я начну с твоей шеи. Я вымою ее очень быстро.

— А я буду мыть твою грудь. Правда, она такая широкая, что быстро мне не управиться.

— Твоя шея уже чистая.

— Мне нравится прикасаться к твоему животу.

— А у тебя здесь тоже очень нежная кожа.

— Это потому, что ее смягчило мыло. Но я обогнала тебя, и тебе придется поторопиться. Ты повернешься, чтобы я могла вымыть тебе спину?

— А у тебя не получится это, если ты обнимешь меня?

— Я попробую.

— Я тоже сделаю так, — сказал я мгновением позже.

— Мы не должны ничего пропустить, — едва дыша, сказала она.

— Я не спорю.

— Надо сделать это как следует. Не бойся, я не стану мешать тебе.

— Может, Фрейя позволит своему рабу поцеловать ее в губы? — мечтательно спросил я.

— Если нет, она умрет от страсти.

В жилах моих и Морганы текла горячая кровь, и мы не сдерживали себя. Мы позволили любви утолять давно мучивший ее голод, и одновременно с телами начали сливаться наши души. Если бы мы не наслаждались и не гордились друг другом, и не выражали свою любовь с той страстью, которая горела в нас, это было бы нечестно по отношению к нашим сердцам.

Когда мы вновь обрели дыхание, мы облились из второго котла.

— Теперь твое тело белее серебра.

— А твое — как снег. Я любуюсь тобой. Твои волосы блестят, как золото.

— Я сам удивляюсь. Хоть я часто плаваю летом и раз в год обязательно докрасна натираю кожу песком и смываю его водой, я не знал, что могу быть таким белым.

— Только один раз! — засмеялась Моргана. — Христианских принцесс купают целых четыре раза в год.

Чтобы позабавить ее, я рассказал ей о Скади, одной из великанш. Боги убили ее отца, и в качестве возмещения предложили взять в мужья любого из них, но она должна была выбирать, видя только их голые ноги. Одна пара была такой белой, что она решила их выбрать. Она считала, что они принадлежат прекрасному Бальдру. Но когда открыли его лицо, это оказался старик Ньёрд, бог моря.

— Он жил все время в море, поэтому всегда был чистым, — объяснил я.

— Я бы выбрала тебя, а не Бальдра, — сказала она, краснея, — теперь давай вытрем друг друга. Но я что-то не вижу полотенец, так что придется взять вон ту бархатную штору.

— А из тебя вышел бы неплохой викинг, Моргана!

— Твоей северной натуры хватит на двоих. И давай, пошевеливайся, а то придется задержаться тут еще.

Изо всех сил сопротивляясь искушению, я отнес ее на огромный стол. Я заметил страх в ее глазах, но он вскоре прошел, когда она почувствовала всю мою нежность и заботу. Я понял, что Аэла не получит свое сокровище.

Она вздрогнула от боли, которая вскоре прошла, и мы унеслись в заоблачные выси.

Моргана, обнаженная, лежала на моей руке. Мы с трудом верили, что чудо действительно произошло. Она, Моргана Уэльская, и я, Оге Кречет, бывший раб?

— Ты можешь звать себя так, в честь Стрелы Одина, но я буду называть тебя Оге Дан, — сказала она.

— В мире десятки тысяч данов.

— Для меня ты Оге Дан. Все, кого ты встретишь с этого дня, и все, кто услышит песни о тебе от скальдов и менестрелей, будут знать тебя под этим именем. Они услышат, как ты любил Моргану, как она вручила тебе непобедимый меч и как, после множества битв, вы обрели покой на Авалоне.

Глава девятая

ВЕЛИКИЙ ВИКИНГ

Как-то раз, когда я вместе с Морганой и Бертой изучал карту, Кулик подошел к нам и забрал ее.

Он указал на острова Танцующих Камней, где мы находились, затем сделал ямку в песке рукояткой своего ножа. Потом он ткнул пальцем в пролив, отделяющий Британию от материка, и сделал новую ямку в десяти футах к юго-западу от первой. Затем ножом нарисовал стрелки между ними, как на карте.