Амори - Дюма Александр - Страница 61

По мнению Дюма, написать роман или драматическое произведение — было делом совершенно пустым. Зарождение идеи, а затем ее воплощение — вот что составляло единственную трудность. Когда с этим делом было покончено, рука работала как бы по инерции, сама собою. Дюма очень часто высказывал эту мысль. Раз кто-то оспаривал это мнение писателя, который тогда работал над своим «Кавалером Красного Замка». План романа в то время у него вполне сложился, и Дюма предложил своему противнику пари, что он напишет первый том в течение трех дней, в которые должны входить и сон, и еда. Пари обусловливалось сотней червонцев, причем в томе должны были заключаться семьдесят пять огромных страниц, по сорока пяти строк каждая, и в строке должно было заключаться не менее пятидесяти букв. В два дня с половиною Дюма написал это число страниц своим красивым почерком, без помарок и на шесть часов ранее условленного срока. И таким образом Дюма блестяще доказал и быстроту своей работы и необыкновенную работоспособность, не говоря уже о мастерстве овладевать сюжетом.

Александр Дюма переделывал свои романы для сцены и основал в 1847 году «Исторический театр», в котором были поставлены инсценировки романов «Королева Марго», «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо». Двадцать пятого мая 1848 года театр впервые показал парижской публике известную драму Бальзака «Мачеха». «Исторический театр» просуществовал два года и закрылся в связи с событиями революционных лет.

В 50-е годы Дюма значительно отходит от своих былых романтических позиций и пишет ряд посредственных исторических романов. Из произведений этих лет следует отметить романы: «Исаак Лакедем» (1852), «Анж Питу» (1853), «Могикане Парижа» (1854–1858), «Графиня де Шарни» (1853–1855).

Возвратившись в Париж в 1853 году, Александр Дюма основал здесь собственный журнал «Мушкетер», пытавшийся быть независимым в отношении нового режима. Но по-прежнему главным делом его жизни является усердный труд над большими романами.

Эпоха Реставрации отражена в «Могиканах Парижа». «Могикане» — французские карбонарии, боровшиеся с монархическим режимом Реставрации, предшественники тайных обществ республиканцев 30-х годов. По убеждению автора, «Могикане» много сделали для популяризации республиканских принципов, поэтому он отдает должное их мужеству.

Продолжая заполнять «белые пятна» многовековой эпопеи, Дюма в 1857 году обращается к роману под названием «Соратники Иегу». Этот роман представляет тот эпизод из истории Франции, когда она вела революционные войны против коалиции Англии и Австрии. Под именем Иегу скрывался известный монархист Жорж Кадудаль.

Французский писатель в реальном свете изображает энтузиазм республиканских солдат, противопоставленный силам монархической Вандеи.

Александр Дюма был знаком с Гарибальди. Он написал о его легендарной «тысяче» художественный очерк — «Гарибальдийцы» (1862). Своим личным участием поддержал борьбу итальянцев за возрождение единого государства и перевел на французский язык мемуары итальянского полководца. Правое дело Гарибальди, боровшегося за единую Италию, поддержали в своих обращениях Виктор Гюго и Жорж Санд. Дюма пожертвовал Гарибальди для покупки оружия пятьдесят тысяч франков. В сентябре 1860 года он направился в Неаполь, где Гарибальди назначил его директором национальных музеев.

Но великий полководец не был великим политиком и вслед за завоеванием Сицилии покорно пригласил короля Виктора-Эммануила для того, чтобы последний установил свою администрацию на завоеванных гарибальдийских землях. Тогда Дюма решил покинуть Неаполь и в апреле 1864 года возвратился во Францию. Лето он провел в Сен-Гратьене, где завершил работу над одним из лучших своих романов «Луиза Сан-Феличе». Мужественный герой этого произведения посвящает свою жизнь тому, чтобы Италия стала национально единым государством, чтобы итальянцы могли жить свободно, изгнав ненавистных иноземцев.

В 1864 году начало выходить полное собрание сочинений писателя, на которые он «любовался издали, потому что они были в чужих руках», как выражался один из его биографов.

Около этого времени Дюма уже удалился из шумного Парижа и стал жить в уединении. Его старость была печальна, средства крайне ограничены, долги донимали его. Былые картины прошлого едва удерживались в памяти блистательного писателя, но все, что относилось к настоящему, к переживаемому моменту, уже не запечатлевалось в ней. Он говорил — и тут же забывал, о чем шла речь. Делались неоднократно попытки привести в норму его мышление; казалось, ум его прояснился, но затем явления забытья продолжались. Маститого романиста посещали странные видения: он видел себя на вершине горы, воздвигнутой из книг: но почва под ногами его колебалась все больше и больше, ускользая, и, в конце концов, он замечал, что его Гималаи были не чем иным, как зданием, сооруженным на сыпучем песке.

В один из вечеров Дюма-сын застал отца как-то особенно горестно углубленным в свои размышления.

— О чем это ты задумался, отец? — спросил он старика.

— О том, что слишком серьезно для тебя…

— Почему же?

— Да ведь ты все смеешься…

— Я смеюсь потому, что у меня нет причины грустить. Все мы вместе: ты, моя жена, твои внуки… Это, впрочем, не мешает мне быть и серьезным. В чем же, однако, дело?

— Ты даешь мне слово ответить вполне искренно?

— Даю!

— Так вот, Александр, скажи, как ты думаешь — в твоей душе, в твоем сознании останется ли частица меня?

«Я стал, — рассказывает Дюма-сын, — уверять отца в этом, и, казалось, мои долгие уверения были ему очень приятны. Он крепко пожал мою руку, я обнял его, и отец более не возвращался к этому вопросу».

Спустя несколько дней его не стало…

Автор «Монте-Кристо» тихо скончался в Пюи, близ города Дьеппа, 6 декабря 1870 года. Он отошел в вечность с какой-то нездешней, радостной улыбкой на устах, завершившей это необычайное существование, полное триумфа и шумного успеха, усиленной работы и, наряду с этим, расточительности, — озаренных яркими лучами фантазии.

«Мне делают упреки в том, что я был расточителен, — говорил Дюма перед смертью своему сыну. — Я приехал в Париж с двадцатью франками в кармане. — И, указывая взглядом на свой последний золотой на камине, продолжал: — И вот, я сохранил их… Смотри!»

После этого миновало всего несколько дней, — и порвалась нить жизни того, кто в течение сорока лет отдавался беспрерывной сказочной работе, всецело сливаясь с душой французского народа. Он питал его плодами своей редкой фантазии. С душой нараспашку, лицом всегда озаренным веселой, здоровой улыбкой, взвинченный успехом, разжигаемый враждебными нападками, кипя в горниле работы театральной и беллетристической, Дюма поддерживал священный огонь на пылающем жертвеннике творчества, бросал туда драму, комедию, исторический роман, роман приключений и страстей, путевые впечатления, мемуары, сказку, новеллы, этюды по искусствам и, наконец, гастрономию… И в этом непрерывном труде только подчас вытирал он рукавом своей незанятой руки обильный пот на своем высоком челе. Сорок лет он воссоздавал быт, эпоху и живые лица к великому удовольствию современников. Он не был ни идеологом, ни мыслителем; идеи гражданственности были ему не по плечу; на философские размышления у него не хватало времени. Его стихия была — воображение. Всем существом, всем своим творчеством он отдавался фантазии и дару оживлять лица и события. И отсюда проистекала его способность сливаться с героями его творений, сообщать своим иллюзиям характер живой действительности. И отсюда шло создание его замка Монте-Кристо, положившего начало его разорению. Ему были органически нужны собственный замок, собственный театр, собственные газеты, собственные легенды вокруг…

«Благодаря этому легкомыслию, — по замечанию Пелисье, — Дюма был необыкновенно расточителен по отношению к своим богатым дарованиям, а иначе он возвысился бы до величайших писателей девятнадцатого века».